Новая Повесть о Великой Войне

Н.П. Моисенко. Секретарь обкома. Запорожское ополчение. 1941 год.

А. Малахов. Командир роты разведки. Погиб в контратаке под Уманью.

И.К Балюта. Военнопленный, «Дахау». Командир партизанского соединения «Чапаев».

Г.А. Малахов. Сын. Продолжатель дела Отца. Музей » Победные дни России».

 

Предисловие

 

Книга автора – Геннадия Моисеенко, «Новая повесть о Великой войне», характеризует первый этап Великой Отечественной войны, который имеет различные трактовки политических сил современной России. Эти трактовки обостряются в предвыборных кампаниях и в периоды празднования исторических дат развития страны. Зачастую эти трактовки имеют конъюнктурный характер и далеки от объективной реальности. Автор детально исследует этот вопрос, и дает объективную картину событий.

Основными действующими лицами этой повести являются участники военных действий, в чем и заключается её объективность и элемент новизны. Автор знакомит читателя со многими малоизвестными страницами нашей истории, о чём свидетельствуют документы, опубликованные и не опубликованные материалы, приведенные в приложениях. Книга прошла опробование и обсуждение в различных коллективах и её характеризуют, приведенные ниже рецензии и отзывы военных специалистов, ученных и рядовых граждан.

 

1.  Отзывы на книгу Геннадия Николаевича Моисеенко

     «Новая повесть о Великой войне»

*** войны и приграничные сражения. Ненавистниками И.В.Сталина и Советской власти исп

Автор взялся анализировать, в форме публицистической повести, сложнейшую тему – 1941 год, начало Великой Отечественной исаны горы бумаг, изведено море чернил, чтобы убедить неискушенного в истории войны молодого читателя; что это был период сплошных неудач, период проигранных сражений. Красная Армия, якобы, потеряла убитыми и пленными миллионы и десятки миллионов солдат и офицеров. И вина за эти поражения и потери лежит на И.В. Сталине.

 

Тема своевременна и актуальна и потому, что в ходе выборных кампаний анти‑сталинизм вновь в арсенале идеологического оружия либералов и сторонников реставрации дикого капитализма. Автор ставит перед читателем вопрос: а так ли всё было, как утверждают лжецы и пошлецы, начиная с доклада Н.С. Хрущёва на ХХ съезде КПСС и кончая легендами о «штрафбатах» сегодняшнего дня. Отечественные либералы никак не могут понять, что 30‑е и 40‑е годы СССР – это период сплошных рекордов Гиннеса, это проблемы роста страны социализма, это период невиданных в мире темпов развития.

 

Шаг за шагом, бережно реставрируя героическое прошлое Советской страны, Геннадий Николаевич возвращает имена тех, кто в 41‑м, ценой своей жизни остановил врага. На ярких сравнениях того периода и сегодняшнего дня он убеждает читателя: война не закончилась в 1945‑м. Она идёт! И нам надо знать уроки прошлого, чтобы и из этой схватки выйти победителями! На страницах повести мы найдём разоблачения многих мифов после сталинской эпохи: Был ли заговор военных против Сталина? Какова роль Троцкого и Тухачевского в моральном разложении некоторых представителей военной элиты СССР, правильно ли расстрелян генерал армии Павлов и была ли необходимость Сталину И.В. перекладывать вину на него за неудачи 41 года? «Власовщина!» Кто они – предатели и враги народа или идейные борцы против сталинского деспотизма. Мы получаем в свои руки на выборные кампании и празднование победных дат мощное оружие исторической правды. Спасибо автору за кропотливую аналитическую работу. Победа будет за нами! Наши отцы победили фашизм! Мы победим русофобию и антисталинизм!

 

Секретарь ЦИК «Международного Объединённого Союза Советских Офицеров».Полковник В.Н.Волков

 

***

В книге умело, отражена эпопея первого этапа «Великой Отечественной войны», в особенности предвоенное развитие оборонной промышленности, теории и тактики ведения военных действий. Разоблачена теория Тухачевского и Троцкого о «Упреждающем ударе» и показано, как И.В. Сталину приходилось изменять мышление военной элиты и внедрять в их сознание теорию, соответствующую создавшемуся предвоенному положению – « От обороны, и изматывания сил противника, к наступлению».

 

Автор удачно приводит факты, разоблачающие либеральные домыслы о миллионах и десятках миллионов солдат и офицеров, потерянных на первых этапах сражений. В книге отвергаются лживые утверждения либеральных авторов о том, что во всей сложной предвоенной ситуации, а также в обстановке начала военных действий виноват исключительно И.В. Сталин, во всём этом сложном и многофакторном явлении таком как

 

«Великая Отечественная война», и предвоенная международная политика великих держав. Геннадий Николаевич, правильно говорит и о том, что этот опыт вполне современен и может быть использован в сложной ситуации настоящего времени, когда военные действия продолжаются и их расширение представляет большую угрозу безопасности России. Эта книга будет полезна, в особенности в предвыборных кампаниях, в борьбе с антисталинизмом и идущей вслед за ним русофобией. А так же в праздновании великих дат истории страны!

 

Научно исследовательский центр «Великая Отечественная Война 1941‑1945 гг.» Старший научный сотрудник, доктор исторических наук, профессор: Малахов Г.А.

 

***

Книга Г.Н. Моисеенко «Новая повесть о Великой войне», содержит в себе ценный конкретно‑фактический материал о том, как И.В. Сталин обводил Гитлера вокруг пальца. Эта тема нуждается не только в публицистическом, но и в научном освещении. Не только из‑за всяких спекуляций, махинаций и фальсификаций на теме «Великой Отечественной войны», но и вообще из‑за тупоумного умаления значения стратегии Великой Победы. Автор обратил внимание на борьбу И.В. Сталина против буржуазно‑механистической концепции « упреждающего удара» при возникновении войны. Но это не дает полного ответа на вопрос, чем руководствовался И.В. Сталин разрабатывая стратегию Великой Победы. Хорошо, что в рукописи упоминается о такой исторически сложившейся русской традиции на войне, как манипулирование противником.

 

Книга Г.Н. Моисеенко подготовлена в стиле идеологической борьбы против фальсификаций истории «Великой Отечественной войны». Это подготавливает дополнительные данные к будущей публикации, ради сокрушительного удара по антисоветской клевете Резуна, Солженицына, Хрущева, как и безымянных фашистских авторов под обманчивым «либеральным» названием. Для чего и требуется это конкретное освещение стратегии Великой Победы.

 

Хотя И.В. Сталин не отличался высокой философской культурой мышления, но, несомненно, обладал неординарным стратегическим мышлением, реализация которого увенчалась всемирно‑историческими победами советского народа. Об этом неопровержимо свидетельствует историческая практика, подтверждающая победоносный характер стратегии И.В. Сталина. Освещение этой проблемы в публицистической книге Г.Н. Моисеенко будет претендовать на новое слово автора о Великой Победе.

Доктор исторических наук, профессор Ю.Ю. Ермалавичюс

 

***

С глубоким интересом прочитал Вашу рукопись – чрезвычайно поучительный материал для всестороннего познания советской истории сегодняшним поколениемроссиян, переосмысления ряда постулатов начального периода Великой Отечественной войны старшим поколением советских людей, для воспитания на этой основе истинной гордости за подчас незамеченные подвиги неизвестных командиров, политработников, бойцов, коммунистов и комсомольцев, которых на фронте было большинство. Книга открывает читателю новые имена героев, подчас новую трактовку известных событий. От поколения «детей войны» Вам искреннее спасибо за это.

 

Член ЦИК МССО, полковник «с искренним уважением» Скрыпник Е.И.

 

 

 

 

2. Перед началом сражения

 

Закат на Западе, тревожный закат, солнце в пучину садится. Что будет завтра, взрыв на заре, иль новый рассвет в лучах восходящего солнца. Чем он обернётся, и сердце тревожно стучит в предчувствии новой эпохи, эпохи борьбы и тревог. А может возможной беды, беды нового воскресного дня 22‑го июня, когда начиналась война. Так чувствовал новую эпоху молодой 19‑ти летний артиллерист, Иван Зайченко недавно прибывший в «Киевский Особый военный округ», после окончания артиллерийского училища. Он ещё не знал, что в лучах восходящего солнца 22‑го июня округ станет Юго‑Западным фронтом, под командованием генерал‑полковника Кирпоноса М.П., и войдёт в Юго‑Западное направление, которым командовал маршал С.К. Тимошенко, а затем С.М. Будённый.

 

Лейтенант Зайченко прибыл в 124 дивизию 5‑й армии, расположенной на Львовском направлении. И принял командование зенитной артиллеристской батареей 76‑ти миллиметровых зенитных орудий, в то время отвечавших требованиям новой военной эпохи. Батарея стояла в 30‑ти километрах от границы в деревне Подберезье, Пустомыстовского района, Этот район прикрывал железнодорожную линию Львов – Старый Оскол невдалеке от деревни Славянки, за которой уже располагались немецкие войска. Кроме того наши зенитчики, прикрывали 50 километровую запретную зону, в которой были запрещены всякие полёты и не только немецкой но и нашей авиации. Это было сделано, чтобы не дезориентировать зенитчиков при плохой видимости, прикрывавших важные объекты. И мы сочли удобным расположить свои артиллерийские позиции в небольшом селе с аналогичным названием, расположенным Юго‑Западней польской границы, – вспоминал Зайченко. Именно тут командование ожидало основной танковый удар в направлении на Львов.

 

Кстати, в этой группе войск находилась и 12‑я армия, которой, в начале войны, командовал генерал‑майор Понеделин; на этом же направлении находилась и 5‑я армия, которой командовал генерал – полковник М.И. Потапов и наша, 124 стрелковая дивизия, входившая в состав 5‑й армии. Командиром нашей дивизии был генерал– майор Ф.Г. Сущий. Генерал Сущий, при удобном случае, не стеснялся замечать о своей совместной учебе в военной академии имени Фрунзе с начальником оперативного отдела, а затем и начальником штаба округа И.Х. Баграмяном и даже об их дружеских отношениях. Но перед самым началом войны они получили назначения в места, расположенные на разных участках фронта. И первые вихри войны их разбросали так, что положение каждого было трудно определить. Тем более не только дальняя связь, но и ближняя связь были сильно повреждены. Дружеский обмен мнениями больше распространялся по слухам и офицерами связи. Нападающая немецкая сторона приобрела возможность нанести главный удар где она пожелает. По данным, хорошо проверенным нашей разведкой, удар будет нанесен там, где его меньше всего ждут. И, чтобы не предполагал начальник оперативного отдела штаба Юго‑Западного фронта И.Х Баграмян, главный удар был нанесен не на Львов, а на Луцк.

 

Мне повезло, я давно вслед за Отцом и его воспоминаниями о войне, собирал материалы о начале военных действий. Но все кто был рядом, в своём большинстве, приняли первый бой уже на Днепровской линии обороны. Конечно, встречались и люди различных военных профессий, встретивших свой первый бой 22‑го июня, но они были не многословны и полной картины никак не складывалось. А меня интересовали события начала военных действий, приграничное сражение, предвоенное время и первые дни боёв, вызывавшие так много противоречивых толкований. В особенности приёмов психологической войны и либеральных пропагандистских демаршей, стремящихся опорочить имя верховного главнокомандующего и свалить на него все неудачи, первого периода войны и, тем самым, либо оправдать самих себя, своё неумение, растерянность и несостоятельность, либо опорочить тот строй и Державу, победивших в громадной схватке Титанов.

 

Зайченко И.И. я встретил в больнице, его привезла скорая помощь, ему было уже 84 года, но он был хорошо сложен, и казалось ещё по‑юношески крепок, но стимулятор сердечной деятельности, расположенный на его груди уже говорил о многом. О большом жизненном пути, который прошёл этот человек. И всё военное, солдатское сквозило во всём его облике. Врач Павел Толстов, молодой кандидат медицинских наук, подающий надежды сосудистый хирург, быстро осмотрел его, определил диагноз:

 

– Оторвавшийся послеинфарктный тромб, застрявший в бедренной артерии. И коротко сказал: – На операционный стол, будем спасать участника «Великой Отечественной войны», бывшего полковника Генерального штаба Советской Армии, конца шестидесятых годов.

 

Это сразу заинтересовало меня, ведь участники войны были такие неразговорчивые и так тяжело рассказывали о своём боевом опыте, и об интересных военных эпизодах, в которых они принимали участие, а они были так нужны мне, что бы составить полное представление об этом периоде военных действий. Три после операционных дня он, конечно, молчал, да и я его не тревожил расспросами. Я проходил консервативное лечение, и лёжа на жёсткой больничной койке, редактировал свою новую книгу – «Эпоха победителей», где я описывал некоторые аспекты обороны Киевского укрепрайона и так называемого, в военных кругах, «Киевского выступа».

 

Эпизоды этого сражения и трактовка этих вопросов, которая до настоящего времени, имеет противоречивый характер, заинтересовала его. И он разговорился, чувствуя во мне единомышленника в оценке событий. Тем более что ему пришлось воевать на этом театре военных действий Конечно, Иван Иванович Зайченко – это во многом типичный образ человека прошедшего через всю войну. Мне приходилось встречаться с участниками первых дней войны на Юго‑Западном и Западном направлениях. Таких как летчик, летавший на самолётах И‑15 и И‑16 – А. Демьяненко, танкист, хорошо знавший машины Т‑26, Т‑28, Т – 34А и английский танк «Валентайн» – И. Проскуряков, и многие другие. Но говорить о многих я не счёл нужным, ввиду того, что каждый из них поведал мне не весь свой военный путь, а отдельные эпизоды своей фронтовой жизни. Но все они были так похожи по характеру мышления и взглядам на эпоху, что, в общем, слились в один образ солдата и офицера начального периода войны.

 

Вгляд на картину сверху, со всей глубины позиций, которые складывались в Генеральном штабе и в ставке Верховного командования, мне уже дало изучение источников и опубликованных документов той эпохи, в разные периоды, начиная с 40‑х и 50 –х годов и вплоть до нашего времени. Всё это позволило представить ту реальную картину боёв и, в конечном итоге, определиться был ли этот период – трагедией Красной Армии и страны, или это были, конечно, драматические события естественного развития схватки фашистской Европы, с нашей Советской страной. Такой термин как фашистская Европа некоторым покажется и тенденциозным и обидным. Но от действительности никуда не уйдешь, когда почти все страны Европы предоставляли Фюреру свои армии или отдельные корпуса для захвата Советской России. И такие факторы в этом крупномасштабном событии, как сражения 1941 года, оказывали влияние, в тот или иной период, на ход боевых действий всей Восточной кампании, и её окончательного результата. Тем более что, начиная с хрущёвского периода, выхватывались отдельные эпизоды сражений 1941 года, и шился из них пропагандистский кафтан, на потребу тем или иным политическим, или личным интересам отдельных участников событий. Что остро волновало и участников боевых действий и людей интересующихся этим вопросом, когда стало известно, что в справке Шверника, готовившейся к двадцатому съезду КПСС, многие факты либо не брались в расчёт, либо вычеркивались из хода изложения, что искажало общую картину предвоенных и военных действий, и начального периода войны.

 

Конечно, трагедию отдельных личностей и отдельных подразделений отрицать нельзя, это происходило в боях, чего не миновать в любой войне, тем более такой, как Великая Отечественная. А вот, как складывались события войны без литературных и пропагандистских преувеличений, которыми характеризовалась та или иная часть Советской и пост – советской эпохи. Постоянно менявшихся периодов, вплоть до «десталинизаци», когда, то опускалась роль И.В. Сталина и превозносилась роль Г.К. Жукова, то опускалась роль, не только И.В. Сталина, но и ГК Жукова и всего Генерального штаба, до такой простенькой обывательской пропаганды, что они все только мешали народу воевать. А троцкистская группа Тухачевского, за спиной которого стоял сам Лев Давидович, преподносилась как ангелочки с белыми крылышками. И о ходе их отрицательного влияния на подготовку страны к военным действиям вообще ничего не говорилось. И народу, ввиду отсутствия этих светочей мировой революции, пришлось самому взять вилы, трёхлинейные винтовки – пойти и победить. Конечно, роли народа в таких громадных сражениях никто не отрицает, но доведение вопроса до абсурда, в пропагандистских целях, это конечно нелепость.

 

– Ну конечно. – Говорил Иван Иванович: – В это предвоенное время, когда наша 8‑ми тысячная дивизия казалась, мала, а по перспективным планам, мы мечтали об одиннадцати – двенадцати тысячной дивизии и даже о 15 тысячной дивизии. И уже речь совсем не шла о семитысячных пехотных дивизиях, не имевших средств поддержки тяжелой боевой техники. Эта идея пропагандировалась и осуществлялась М. Тухачевским и сильно критиковалась И.В. Сталиным.

 

Уже были осуждены планы, так называемого поражения, вскрытые на процессах. 1937 года, которые во многом строились на упреждающих ударах и ведении войны на территории противника. Эта идея почему‑то приписывалась Сталину. А вовсе не говорилось о том, что она принадлежала Троцкому, и вслед за ним, Тухачевскому. И не только в следственных протоколах 1937 года, а и в более ранние периоды, она представлялась как научное видение вопроса, согласованного Тухачевским, в его беседах с представителями германского Генерального штаба с генералами Вермахта Рунштедтом и Кестрингом.

 

В этих протоколах 1937 года написанных Тухачевским, наверное, для истории, в хорошем стиле аналитического повествования так, как будто автор находился не под следствием, а был в полном расположении духа, находясь на даче. И все эти факторы, существовавшие в армейской среде, представлялись нами либо как недомыслие отдельных командиров или военачальников, либо как простая бесхозяйственность. Но в показаниях, на судебном процессе 1937 года, Корка, – командующего войсками Московского военного округа, конечно знавшего гораздо больше, чем рядовые военнослужащие, всё это представилось уже как элементы плана поражения, согласованные с немецкой стороной. Да и сам Тухачевский говорил:

 

– Троцкий ему через Ромма, генерала германской армии, сообщил, что Гитлер поддержит его в борьбе со Сталиным и Советской Властью

 

Правда, у многих возникал вопрос, как так, Гитлер при всем его антисемитизме, будет идти на прямые переговоры с Троцким. Ну, во‑первых, не прямые, а через посредников, а во вторых, у самого Гитлера, в тот период, ещё не было плана и окончательного решения еврейского вопроса, да и личностью он был циничной и беспринципной. Чего стоило ему дать обещания, когда они ему выгодны, а потом поставить к стенке самого исполнителя. Рема поставил, а то Троцкого не поставил бы, да и не задумался даже. Но у Троцкого, в тот период, были некоторые иллюзии на счет национал‑социализма, да и самого Гитлера. Мания величия кружила голову Троцкого, и он готов был идти на любой союз лишь бы навредить Сталину. Троцкий и сам был беспринципен, и как он сам говорил, играя на противоречиях и правых и левых групп в партии, он создавал военную оппозицию. И тут речь шла от организации дворцового переворота до дезорганизации производства снарядов. Трудно сказать насколько эти планы пошли дальше разговоров, но такие попытки и подготовки дворцового переворота и дезорганизации производства снарядов были установлены следствием.

 

И уже не казались такими простыми, вскрытые детали дестабилизации и запутывания путей снабжения войск. Так простенько делались такие планы, когда авиационный бензин прибывал туда, где он был не нужен, а его не хватало там – где он был необходим. Этой методикой, и в мирное время, в народном хозяйстве, часто пользовались троцкистское группировки для решения своих политических задач, в отношении гражданского населения. Да и в наши перестроечные времена внедрение хозяйственных диспропорций сделало своё дело по развалу страны. И удивляться тому, что эти методы были в «Плане поражения», разработанного военно‑заговорщической группой Тухачевского, как это делают либералы всех мастей и оттенков, вообще нет смысла. Тем более, групповщина была присуща окружению Троцкого, куда входил и Тухачевский, за весь период его существования. И если в предвоенный период она приобрела военно‑пораженческий характер, удивляться нет смысла, поскольку это свойство ей было присуще и в первую мировую войну. И это свойство настолько очевидно, что оно ни оправданию, ни реабилитации никак не подлежит. И говорить о том, что эту вооружённую оппозицию в России никто на Западе не видал и ничего о ней не говорил, а представлял как какой‑то пропагандистский вымысел наивно.

 

Американский корреспондент Дэвис в ряде своих публикаций, ещё в тот период, анализируя предпосылки войны и прогнозируя страны которые имеют возможность победить в этой войне, на первый план выдвигал вариант создания Германией в разных странах, пятых колон. И он говорит о единственной стране России, которая смогла ликвидировать в своей стране пятую колонну. И мы видели, как быстро шли под нож немецкой агрессии именно те страны, у которых были сильны немецкие пятые колонны. И совсем неудивительно, что с помощью этой методики группа Тухачевского, а именно Якир и Гамарник, командовавшие соответственно, «Киевским особым военным округом» и «Белорусским особым военным округом», снижали активность и боеспособность войск. Эта тактика была жёстко раскритикована И.В. Сталиным, и в предвоенный период уже не шла, но дать гарантию, что во всех звеньях военного управления и обеспечения войск всё это было ликвидировано, невозможно. И не все командиры понимали всю запутанность и хитросплетения этой политики, чтобы все отрицательные факторы суметь ликвидировать к моменту наступления военных действий.

 

А эти, так называемые ошибки, которые непременно приписывались толи К.Е Ворошилову, толи И.В. Сталину, уже ими же исправлялись, в зависимости от производственных возможностей промышленности. И эти действия уже не казались такими простенькими ошибками, когда на процессах 1937 года, из показаний самого М. Тухачевского и контр – обвинениями членов его группы, вырисовывалась полная картина содеянного. Тем боле, что это подтверждалось и на предварительном следствии, где использовались показания обвиняемых, и данные агентуры, завербованной в их же среде.

 

Здесь стоит напомнить о письме С.М. Буденного НКО Ворошилову о своих впечатлениях от судебного процесса 1937года. Тухачевского не смущала возможность отдать часть территории страны, чтобы сохранить остальное. Ну а сейчас, когда этот план осуществлен почти полностью, что касается Западной части Советского Союза, и либеральные круги уже готовы были отдать Дальний Восток, говорить о невозможности такого плана в 1937‑1941 году, когда старые теоретические предположения уже давно осуществлены на практике просто смешно.

 

Эти исторические сентенции исходили из подлога в справке Шверника подготовленной Н.С. Хрущеву, где наиболее доказанные и острые моменты удалялись. Удален из письма Будённого и абзац информации, который он получил от комкора, члена Реввоенсовета, члена ВЦИК – Эйдемана Р.П., а именно показания «о сотрудничестве с Рунштедтом и Кестрингом» – этот пункт в справке был хоть и видоизменен но оставлен. И если его по политическим соображениям нужно было не заметить и потребовать оригинал, то его и не заметили. Но то, что изъят пункт: «Заговор Тухачевского – это не вооруженный мятеж в Кремле, а государственный переворот, приуроченный к началу войны с Германией и готовившийся в сговоре с военно‑политическими кругами враждебных держав и Троцким» На что по тем же причинам просто не обратили внимания». Была в справке Шверника упущена и фраза Будённого: «В конце концов, Тухачевский виновным себя признал».

 

Подвергались сомнению и отвергались показания Якира, что целью военной оппозиции была реставрация капитализма. В наше время эта цель осуществлена, сомнения отпали, и спорить просто не о чем Правда, прошло много времени, но в истории это миг.

 

Если говорить о стратегическом положении СССР, то действия этой группы естественно её ухудшали. Но в 1939 году стратегическое положение СССР улучшилось, за счёт перемещения границы в Западной Украине и Белоруссии. При этом современные критики соглашения СССР и Германии 1939 года, пропагандируют легенду о совместном нападении Германии и СССР на Польшу. Обвиняя, по их обыкновению, во всех грехах И.В.Сталина. Однако, анализируя германские источники и Гудериана, и начальников штабов ОКВ и ОКХ, и лиц близких к Гитлеру, присутствовавших на его застольных беседах, можно прийти к выводу, что это пропагандистская легенда и не более.

 

Напав на Польшу, А. Гитлер ожидал, что Советский Союз двинет свои войска на Запад сразу, и тем самым рассчитывал, что отношения СССР с Англией и США окончательно испортятся. Он оказывал дипломатическое давление на В.М. Молотова, пытаясь ускорить этот процесс. Но И.В. Сталин и В.М. Молотов, который вел переговоры по этому вопросу, использовали старорусский приём манипулирования противником, который применяли и Петр ‑1‑й и М. Кутузов и прочие российские полководцы. Движение войск Красной Армии на Запад не происходило. Германские войска, исповедовавшие теорию «Блицкрига» взяли и Львов и Брест. Польша как государство перестало существовать! И только после этого, В.М. Молотов сделал ряд дипломатических демаршей об отводе германских войск до линии установленной ранее. Гудериан говорил:

 

– Мы не привыкли освобождать занятые нами местности и долго не соглашались с отводом войск, не реагируя на демарши русского командования….

– И только после выхода В.М. Молотова на А. Гитлера поступил приказ об отводе войск. Мы отходили на 30‑50 километров и ждали следующего приказа, высказывая своё неудовлетворение. Но В.М. Молотов настаивал, и нам пришлось отойти до линии старой границы России.

 

Таким образом никакого нападения со стороны СССР на Польшу не было, а Западную Украину и Белоруссию Советский Союз получил из рук германского командования, не вызвав особых протестов, в тот период, ни со стороны Англии ни со стороны США. При этом смог исполнить свою освободительную миссию, или как тогда говорили – осуществить свой « Освободительный поход» для народов Западной Украины и Белоруссии. Стратегический замысел А. Гитлера не осуществился, а И.В. Сталин и В.М. Молотов выиграли стратегию улучшения геополитического положения СССР в случае Германской агрессии. Но эти философские и аналитические умозаключения возникали уже потом, а перед началом сражений нас больше волновала практическая сторона вопроса, – говорил И. Зайченко: – А именно почему наша, зенитная батарея, состояла из 4‑х зенитных 76‑ти миллиметровых орудий и нескольких счетверённых пулемётов. Орудия отвечали вполне современным требованиям, в крайнем случае, ничем не уступающим немецкой противовоздушной обороне. Их требовалось, согласно штатному расписанию, не мене 8‑12 единиц. Но промышленность, невзирая на её громадный рост, в предвоенное время, не могла справиться с мобилизационными планами, тем более, что ей необходимо было осуществить необходимый рост мощностей и к тому же ещё собственное, и оборонное строительство. И счетверённые пулемёты, которые многим казались устаревшим оружием, но с применением бронебойных боеприпасов они вполне выполняли свою роль вплоть до конца войны, в особенности в борьбе с низколетящими целями, при выходе их из пике. Но и то, и другое – требовало определённых навыков в обслуживании и значительного мастерства.

 

Конечно, радиолокаторов, точно определяющих координаты воздушных целей как сейчас, тогда вообще, у всех воюющих стран не существовало. Были звукоулавливающие установки и радиолокационные приборы, но все они определяли только направление движения цели. Среди них выделялись опытные установки РУС ‑1 и РУС‑2, но они были на испытаниях в Ленинградском и Московском военных округах. И скорее всего это были опытно серийные партии, поступавшие в войска и проходящие полевое и боевые испытания, для определения дефектов, внесения изменений в конструкции и постановку их на серийное и массовое производство. Этим отличались и начавшие поступать в войска и танки Т‑З4 , тяжёлые танки КВ, самолёты ЯК‑1, ЛАГГ ‑1, МИГ‑3, Штурмовики ИЛ‑2, Бомбардировщики ПЕ ‑2,но их было небольшое количество. Речь шла о 800‑стах боевых машинах. Но реально в полках их было гораздо меньше. В основном они сосредотачивались в Московском военном округе. Да и производство их только началось во второй половине 1940 года. Конечно, эта техника конструктивно превосходила немецкие образцы, но находясь в стадии полевых и боевых испытаний, имела ряд конструктивных недоработок и ещё не могла определять характер боевых действий.

 

Например, не было в танках, ещё находящихся в стадии доработки, систем радиосвязи и приборов оптического наведения, штурмовик ИЛ‑2 не имел заднего пулемёта, недоработана система связи новых истребителей и многое другое. Всё эти недоработки были естественным процессом разработки и освоения новых конструкций, которые Ежов тоже, не страдавший вместе с Хрущевым и Эйхе, большой технической грамотностью, ещё в 1937 году считал либо вредительством, либо саботажем. И именно И.В. Сталину приходилось приводить все эти взгляды в порядок и даже на одной из докладных Н.С. Хрущева, требовавших ареста разработчиков новой техники, ему пришлось написать:

 

‑«Уймись, дурак».

 

В нашей дивизии находилась танковая рота поддержки пехоты, которая вскоре была отозвана на лагерные сборы, а на близлежащем аэродроме, где располагался полк истребительной авиации, начали появляться новые машины, для обучения лётного состава и проведения испытательных полетов. Всё это тогда было очевидно но, невзирая на секретность этих систем, комсостав обсуждал их тактико‑технические данные, да и в училищах перед выпуском нас знакомили с этими системами, – вспоминал Иван Иванович. Правда, потом всё это преподносилось как какой‑то громадный недостаток. Всё начали валить на И.В. Сталина. Как будто он господь бог, подымет руку, произнесёт магическое слово и всё станет на свои места. Армия, которая проходила естественные этапы своего развития, мгновенно по мановению руки преодолеет все недостатки этапов развития и тогда те поражения приграничного сражения, которые в литературно художественном стиле большинство авторов называют трагедией, исчезнут, и победа над более сильным противником произойдёт сразу ещё на границе. Все эти либеральные критики, не разбирались в техническом существе вопроса, и не имели понятия о правилах постановки изделий на серийное и массовое производство. Страна развивалась невиданными доселе темпами, сроки разработки и создания оборонной техники были сжаты до максимума. Третья пятилетка развивалась в положенные сроки. Прирост оборонной промышленности составлял 33‑38 процентов в год. И это, как бы сейчас сказали, рекорд «Гиннеса», не превзойден всеми мировыми державами до настоящего времени. Но в фильмах, и по сей период времени, звучит обывательское технически безграмотное утверждение:

 

‑« Да, значит мало».

 

А в наши либеральные времена он, может быть, и превзойдён, только не в направлении создания, а в направлении разрушения промышленности страны и тем более оборонной промышленности. Так, что эти системы и по количеству, и по качеству могли соответствовать задуманным нормам только к концу третьей пятилетки в 1942 году, что и подтвердил дальнейших ход боёв и развития событий. Но это не мешает нашим современным либеральным пропагандистам требовать чего‑то невозможного, сваливая якобы существующую вину на И.В. Сталина и на Советскую систему. Что ведь мог больше, но не сделал. Тут они впадают в мистику обожествления личности, которую они сами и придумали, как и термин «культа личности».

 

Тогда им хочется сказать, но сами‑то обгадились до предела, ничего толком сделать и не только сделать, а даже понять не в состоянии, так сидите и молчите. Так нет, дайте им «десталинизацию». Тут уж они проявят свою волю, конечно либеральную, то есть свободную систему лжи, подмены понятий и демонстрации собственной безграмотности и своей разрушительной силы. А, в общем, у них за каждым термином «десталинизации», следует следующий этап развала страны, и разворовывания ещё оставшихся Советских систем. Да, обсуждался в предвоенное время вопрос, ставший уже ясным в Финскую компанию. Вопрос о том, что наши самолеты тяжелой бомбардировочной авиации ТБ‑1 и ТБ ‑3, и не только они, а даже скоростной туполевский бомбардировщик СБ‑2, не имеют закрытой, оснащённой бронированными плитками и крупнокалиберными пулеметами, круговой турельной, верхней и нижней, не только орудийной, а и пулемётной защиты. Не говоря уже о боковой огневой защите. А уважаемый писатель и поэт Симонов, стихами которого мы все увлекались, конечно, уже позднее, намекал в романе «Живые и мёртвые» и своих киносценариях, на основе эпизода с бомбардировщиками ТБ‑3:

 

– Вот видите, какое состояние вопроса, горят наши бомбардировщики,– вероятно подразумевая И.В. Сталина, как трактовали вопрос некоторые критики.

 

Конечно, самого Константина Симонова нельзя считать антисталинистом. Скорее всего, горящий бомбардировщик ТБ‑3, он использовал как эффектный художественный образ, привлекающий внимание публики. Но может это была и трактовка кинематографистов, подделывавшихся под веяния времени и хрущёвской критики И.В. Сталина. И словоблудие, кинувшихся вслед за ними, либеральных критиков эпохи. И этот образный эпизод активно использовался в разных вариантах. Как будто бы И.В. Сталин должен бегать по авиационным КБ и кричать ведущим конструкторам:

 

– Ах, так Вас и раз этак, вы, что не понимаете, почему американский бомбардировщик дальнего действия В‑19, В‑29 имеет такую защиту, а ваш нет. И не только американский самолёт, а и наш ильюшенский ДБ‑ЗФ уже имеет наработки в этом вопросе. Почему Сикорский в США, кстати, бывший заместитель А.Н. Туполева бежавший в США, это понимает, а вы нет. А не прямая ли это обязанность А.Н. Туполева.

 

Конечно, он был арестован в 1937 году и работал уже позднее, во время войны, в ОКБ НКВД и его Омском филиале, так называемой – «Бериевской авиационной шарашки». И все ужасы этих КБ, скорее всего вымысел, когда за успехи в работе, кроме хорошей кормёжки, в то суровое время, люди премировались ещё и стаканом сметаны, чего многие работавшие на авиазаводах не имели. И некоторые из них говорили:

 

– Да, хотел бы я сидеть как они, при такой кормёжке, без фронта, бомбежек и атак, да ещё заниматься любимым делом. Либералов смущало ограничение свободы. А у миллионов солдат была свобода, только вперёд, и «Ни шагу назад».

 

По этому, многие из них, в тех условиях, и говорили:

 

– Хорошенькое сидение. Просто прячутся от войны и фронта.

Конечно, это были обывательские понятия, но они были, и от этого никуда не уйти.

 

Это мне рассказывал А. Гальперин, работавший в 1941 году на «Омском авиационном комплексе» – заводов изготовителей. И как А.Н. Туполев приезжал на завод в сопровождении двух охранников и уже в августе 1941 года, начале 1942года, исправлял свои ошибки и решал вопросы турельной защиты своих бомбардировщиков. Эти машины, многие из которых оставались ещё живыми, тут же переделывались. А на фронты отправлялись бригады, врезавшие огневую защиту, уже в бомбардировщики несущие боевую службу.

 

Не хочется говорить о справедливости или несправедливости тех или иных мер НКВД и Ежова. Увлечение этим вопросом не прольёт свет на суть, происходивших событий. Но то, что бомбардировщик ТБ‑3 имел открытую кабину пилотов и открытую заднюю и верхнюю турель, с маломощными пулемётами и те же дефекты были у более позднего туполевского СБ ‑2, вызвало у всех людей, мало‑мальски знакомых с проектированием авиационной техники, недоумение. Как так, боевые самолёты, которые предназначались, как бомбардировщики дальнего действия, а имеют такое несоответствие в вооружении. И даже отсутствует нижняя люковая установка, оснащённая пулемётами ШКАС, что стало ясно уже по результатам Финской кампании.

 

Правда, говорить о том, что они не внесли ничего нового в развитие авиационной техники, будет несправедливо. Громадные размеры ТБ‑3 и его малая скорость до 200 километров в час, всё же решали ряд прогрессивных, для своего времени аэродинамических и конструктивных задач, таких как использование моноплана, в несущей конструкции планёра, и его большую грузоподъёмность. Вообще эти машины на момент их создания, вызывали фурор и изумление при решении ряда, в большей мере, гражданских задач, но не имели перспективы, с учётом их модернизации на длительный период – как боевые машины. Тут же приписывается Туполеву мысль, что он спас более 200‑т авиаконструкторов, арестованных Ежовым по его недомыслию, которое приходилось исправлять Л.П. Берия по указанию И.В. Сталина. Туполев, конечно, участвовал в этом процессе, но выполняя указание И.В. Сталина и Л.П. Берия, и никакой магической силой в его осуществлении он конечно не обладал.

 

В предвоенный период эти вопросы не имели такого острого звучания, как в послевоенный период, после симоновского демарша. Тогда, серийный выпуск этих машин был прекращён, а дальняя бомбардировочная авиация переходила на бомбардировщик С.В. Ильюшина – ДБ‑3ф, впоследствии модернизированный под наименованием ИЛ‑4. Количество боевых машин ТБ‑3, конечно, без учета гражданской авиации, было невелико, всего немногим боле 500 единиц и то, базирующихся на дальних аэродромах. А в зоне прикрытия границы присутствовало всего два полка. После Финской компании их было запрещено использовать как дневные бомбардировщики. Их использовали как военно‑транспортные самолёты, с возможностью ограниченного применения, в качестве ночных бомбардировщиков.

 

Но перед войной стало ясно, что они уязвимы для истребительной авиации противника даже на своей территории, и даже в функции военно‑транспортной авиации. По этому, и встал вопрос об их модернизации и усилении их огневой защиты. О чем и позаботился Л.П. Берия, направив А.Н. Туполева в Омск. Жил он тогда в отдельном особняке, имел конструкторскую группу и работал, конечно, при полном материальном обеспечении, но под охраной. В наше время годы прошли – А.Н. Туполев, уважаемый человек, создававший и хорошие машины, но от факта никуда не денешься и валить незащищенность туполевских машин, начального периода войны, на Л.П. Берия или на И.В. Сталина это какая‑то бессмыслица. Но и конструктора разработчики должны были созреть, пройдя через ошибки и неудачи до нового уровня техники.

 

Не берусь судить, правилен был ли его арест, в те годы, или нет, но время было суровое, на карте стояла жизнь страны. А может быть и правильно, с точки зрения того времени, а не проекции на современные либеральные понятия, когда любой развал и прямое вредительство сходят с рук. Время прошло. Он выполнил порученную ему работу и его освободили, кажется ещё и, наградив «Сталинской премией», как её сейчас именуют – «Государственной премией». И, кажется, справедливость восторжествовала, но эти факты в антисталинской и антисоветской пропаганде использовались ещё долгое время. Да и сейчас они продолжают звучать.

 

Многие исследователи связывают якобы существовавший предвоенный застой в развитии военной авиации то ли с некомпетентностью И.В. Сталина, который по их вымыслу формировал всю техническую политику, в области авиационной техники, слабо разбираясь в её существе. То ли с арестами 1937 года авиационных специалистов, в период «ежовщины». Но этот вопрос, при его ближайшем рассмотрении, ничего кроме удивления не вызывает. Во‑первых, в конце 30‑х годов всю авиационную техническую политику определял А.Н. Туполев и, отвечавший за техническое развитие в Красной Армии, маршал Тухачевский, при этом он был и первым заместителем Председателя Реввоенсовета, и в последующем первый заместитель Наркома обороны. А исследуя уже позже протоколы допросов людей из группы Тухачевского и материалы суда 1937 года, возникает мысль, а не вредительство это его людей, разрабатывавших технические задания на проектирование новой техники и приведших, к этим недостаткам. Не они ли распространяли идею, что эти машины имеют большую скорость, и немецкие истребители их не догонят. Как будто не очевидно, что может быть и встречный бой, когда догонять никто никого не должен. Всё это и вылезло наружу после боёв в Испании и Финской компании. И стало очевидно, что тут возможен молчаливый сговор военных, из группы Тухачевского и гражданских проектировщиков.

 

И.В. Сталин, в тот период, кроме общего руководства, по своим служебным обязанностям, и знать то ничего более не должен был. Но ему, уже после 1937 года, приходилось брать на себя и эти вопросы, и исправлять все ошибки и недоработки. Все авиационные конструктора, создатели новой авиационной техники, такие как Микоян, Гуревич, Ильюшин, Петляков и другие находились под крылом у А.Н. Туполева, и только после его ареста, стали руководителями самостоятельных авиационных К.Б. А Яковлев вообще, в тот период, располагался в кроватной мастерской. И более авторитетного специалиста, влиявшего на ход развития авиационной техники, при поддержке Тухачевского, чем А.Н. Туполев, вообще не существовало. А, что касается влияния арестов 1937 года на интенсивность развития авиационной техники, тоже, вернее всего, досужий вымысел. Все авиационные ОКБ НКВД были созданы, и приступили к активной работе уже в 1938 году. Правда многие либеральные критики, с одной стороны, заявляют, что их работа была мало эффективна. А с другой, невероятно быстрые темпы создания машин Микояна, Яковлева, Лавочкина, Петлякова и других, объясняют использованием наработок этих же ОКБ НКВД, Так или иначе, эта техника, в невероятно короткие сроки, была создана и пошла в серийное изготовление, именно в этот предвоенный период.

 

И вот тут, удивляет разнообразие знаний и талантов И.В. Сталина. Вот в этот период можно говорить, что он начал влиять на техническую политику и влиять довольно грамотно. Не стоит забывать тут и Л.П. Берия, невзирая на то, что хрущёвская и более поздняя либеральная пропаганда, сделали его фигуру подобной религиозному дьяволу. Что ни говори, но арестованным техническим специалистам, он дал возможность работать не на рубке леса, а по специальности, создав им приличные условия и обеспечив им освобождение при достижении положительных результатов. И не его вина в том, что в период «ежовщины» они были арестованы. В этом вопросе скорее правы те, кто считал, что аресты специалистов – это был ход по созданию, секретных подразделений и сосредоточения у них новейших разработок, дабы избежать утечки информации и ввести немцев в заблуждение, в вопросе состояния советской оборонной техники. И эти авторы рассматривали этот вопрос не как какой‑то, пусть и драконовский, но вполне допустимый в условиях войны, внутренней борьбы и противоречий, ход для обеспечения мер позволивших спасти страну. И темпы развития авиационной техники в последние предвоенные годы, не только не уменьшались, а наоборот интенсивно росли.

 

Обсуждался тогда вопрос, ареста Тухачевского, так называемых, массовых арестов в армейских кругах, и связанного, с этим, плохого состояния командных кадров. Было арестовано что‑то около 4360 человек командного состава, при общем количестве порядка 435 тысяч человек Аресты производились по делам, так называемой, «ежовщины». Но к 1941 году более 4‑х тысяч человек было освобождено, и не без участия И.В. Сталина и Л.П. Берия, большая часть из них вернулась в армию, в том числе и

 

К.К. Рокоссовский и К.А. Мерецков, да и многие другие. А в высшем командном составе тех лет было много революционных выдвиженцев Л.Д. Троцкого, не имевших вообще никакого военного образования, так называемых практиков, не блиставших ни образованием, ни общей грамотностью. И этот вопрос современными либералами поднимался и продолжает подниматься, совсем не к месту. Шло усиленное переформирование и увеличение армии в 2 и более раз, и в связи с этим возникала нехватка офицерского состава, которая пополнялась выпускниками военной академии и училищ.

 

Кстати, эти выпускники обучались, уже приспосабливаясь к условиям современного боя и развития технических средств современных армий. Изучались все существовавшие военно‑технические системы. А выдвиженцы гражданской и 1‑й мировой войн, по своей грамотности, были на более низком уровне и слабо подготовлены к условиям современного боя. Конечно, и у новичков было мало боевого опыта и многие ошибки, и дефекты начала военных действий лежат на них. Но боевой опыт приобретается в бою, а не как‑то иначе. А наши либеральные критики до сих пор кричат по телевидению, что в бой бросались необстрелянные роты. Глупость какая‑то, а где ж их обстрелять, если не бросать в бой. Конечно германская армия по боевому опыту, четкости взаимодействия войск была, в начальный период военных действий, на более высоком уровне. Но в период её бурного развития с 1933 по 1937 она имела те, же дефекты. Эти дефекты она отработала и устранила, завоевав Европу, в процессе приобретения боевого опыта.

 

Но винить, как это делают современные либералы, Советское правительство и политику И.В. Сталина, сравнивая их, с существовавшей в то время германской системой, это конечно абсурд. Сталинская политика, а вернее политика Советского правительства, не была направлена на агрессию и завоевание мирового господства, в отличие от политики Гитлеровской Германии. И тут приводить Хасан и Халхин‑Гол, Финскую кампанию абсолютно нет смысла, это были локальные конфликты, обусловленные пониманием того, что если война неизбежно надвигается на страну, и война, не какая либо, а война на полное уничтожение, то надо занять, ещё перед началом конфликта, позиции, которые будут способствовать победе. И это оказалось благом не только для СССР и нынешней России, а и для всего мира. И либералы, не понимающие этого и, невзирая на пространство и время, отрицающие этот факт тысячу раз неправы.

 

И даже в сегодняшних условиях, когда уже чувствуется назревание конфликта, такая позиция будет справедлива и сейчас, сколько бы ни критиковали политику Сталина, во многих вопросах, хоть и с долей умолчания, её вынуждены повторять, поскольку она носит объективный характер. И надо помнить, что даже в боевых уставах дальней бомбардировочной авиации не ставилась цель уничтожения городов, а речь шла об ударе по военно‑промышленным и административно командным объектам. В этом их различие и преимущество Сталинской политики, чего никак не могут понять наши либералы. А возможно они всё понимают, просто у них задание Запада, крушить всё до последнего камня. А убежище им на Западе уже приготовлено. В крайнем случае, обещано.

 

Но меня больше всего интересовал, модный и поныне вопрос, даты начала военных действий, на котором все эти годы сосредоточенна значительная часть антисталинской пропаганды. При этом большой упор делается на заявлении ТАСС, опубликованном в газете «Правда» в 1941 году, которое зондировало намерения Германии в вопросе нападения на Советский Союз, и как говорят либералы, расхолаживало войска. А приказ о приведении войск в полную боевую готовность был дан, якобы, очень поздно, и что это явилось причиной неудач начала военных действий.

 

Конечно, в анализе событий того периода, технические специалисты говорят о технических недостатках и недоработках. Общевойсковые командиры анализируют события с точки зрения несогласованности действий различных родов войск, средств связи и оповещения. А либеральные журналисты, авторы и исследователи, ввиду недоступности для их грамотности и той и другой тематики, больше уходят в пропагандистско‑дипломатические игры мировой политики и собственные эмоциональные восприятия того периода. Да и говорят они зачастую, как обычные враги народа и государства Российского, под какими бы терминами оно не выступало. И нападают и критикуют объективных исследователей, достаточно грамотных в военном и техническом отношении, как преданных сторонников партии, страны и народа, якобы, уже по этому, неспособных к объективному анализу событий. Правда они себя прикрывают правом на инакомыслие, но если идёт пропагандистская война то, о каком инакомыслии можно говорить. Тем более, война, освещающая события перед началом полномасштабной горячей войны. На войне как на войне, есть друзья, соратники и союзники, а есть противники и враги народа, выдающие свои инсинуации и подтасовки за истину в первой инстанции, доступную только им, как якобы возвышенной и привилегированной общности. Не любят сейчас это слово – враги народа. Но слов из песни, никак, не выбросишь. Факт, что они были и желали, в той или иной мере, поражения СССР, невзирая на то, какую беду принесёт это всему народу, и это видно и по сегодняшнему дню политического расклада позиций.

 

Меня очень заинтересовало, а что думали, в то предвоенное время, реальные командиры и солдаты. И очень интересовал вопрос, а что мне скажет по этому поводу И. Зайченко и другие участники начала боевых действий. А они откровенно сказали то, что наша пропаганда даже никогда не упоминала, поскольку она крутилась в среде, так называемой, творческой интеллигенции и никогда не опускалась до рядовых участников войны. В крайнем случае, она, может быть, поинтересовалась мнением некоторых армейских руководителей высшего звена, которые, как оказалось, в начале войны, были далеки от реальной ситуации в войсках. И на которых, хотим мы того или не хотим, лежала часть вины за ту неразбериху которая творилась в войсках, в особенности на Западном фронте. Пусть даже эта неразбериха, в обеспечении войск, была наследием, в какой‑то степени, так называемого плана поражения Тухачевского. Но у них было время исправить эти глубоко внедренные несоответствия, что они частично и смогли сделать, но довести дело до логического завершения полностью не смогли.

 

И они старались столкнуть эту вину, на кого угодно только не на себя. За что их неоднократно ругал И.В. Сталин, будучи секретарём ЦК и председателем Совета Народных Комиссаров. Но в этот период он ещё не принял должности и звания Верховного главнокомандующего. Здесь можно говорить и о пропагандистских причитаниях, и о якобы многомиллионных потерях Красной Армии в первые дни войны. И о том, что наши руководители действовали не умением, а числом, не беря на себя вину за многомиллионные потери. Но тут, следует обратиться к данным начальника Генерального штаба сухопутных сил Германии Ф. Гальдера, который докладывал Гитлеру о том, что Советское командование в первой полосе обороны имеет 50 ‑75 боеспособных дивизий. Такое же количество дивизий подтверждают и наши источники, что‑то порядка 70 дивизий, в среднем не более 8‑ми тысячного состава. А немцам, как говорил Ф. Гальдер, нужно для разгрома Советских войск сосредоточить 130 – 140 боеспособных, 15 тысячных дивизий, дабы обеспечить 2‑3‑х кратное преимущество в силах и средствах. И это подтверждают современные данные по расположению Советских войск перед началом военных действий: 43 % дивизий в первом эшелоне, 25% во втором эшелоне, 32 % резерв ставки Главного командования.

 

Так, что рассуждать о грамотном или безграмотном руководстве войсками, в первые дни боёв, на этом основании не приходится; потому, что никакого многократного преимущества войск Красной Армии просто не было. А эти авторы смотрят на постановочные пропагандистские картины пленных красноармейцев, демонстрируемых германским командованием. И говорят о многокилометровых колоннах военнопленных. Да если их построить в колонну по два или по три то и небольшое число пленных, из постановочных соображений, можно растянуть на большое расстояние. Им следует сравнить такие колонны с постановочной картиной марша немецких военнопленных по Москве в1944 году. И у них отпадёт всякая охота ссылаться на эти материалы, в сравнении потерь обеих сторон в виде пленных. А, тем более, ссылаться на такую причину, как заявление ТАСС и его роль в неправильном определении момента начала военных действий и состояния войск. Здесь, как я уже говорил, меня заинтересовало мнение непосредственного участника событий. И вот, что я услыхал:

 

– Прежде всего, армия жила не по публикациям в газетах, а по приказам армейского командования, дивизий, полков и дивизионов. А во вторых, мы в большей мере читали газету «Красная звезда» и об этой статье в «Правде» я, вообще, узнал после войны, – сказал Иван Иванович. Тогда, все эти политические и дипломатические интриги, мирового масштаба, нас низовых командиров и рядовых солдат просто не интересовали.

 

– Что касается приказов генерального штаба и наркома обороны, которые шли с 12 по 18 июня 1941 года, о рассредоточении армейских технических подразделений, перекраски, маскировки и укрытии военной техники, расширении взлётно‑посадочных полос, то эти приказы до нас, конечно, доходили и мы их тут же выполняли. Перекрасили зенитные установки в зелёный цвет, укрыли их ветками деревьев и провели все доступные меры маскировки и укрытия техники. Все эти приказы, никакого благодушия или недисциплинированности у нас не вызывали. Тем более, до войск доводилась и директива политических органов страны, подписанная И.В. Сталиным, о возможности Германского нападения в течение ближайшего времени.

 

Это был, конечно, не приказ войскам, и не директива Генерального штаба, обязательные для выполнения. А скорее политическое предупреждение войскам о готовящемся нападении. И И.В. Сталин, к тому времени, был не верховным главнокомандующим. А с 6 мая 1941 года Он стал главой правительства. До этого Он был Генеральным секретарём ЦК ВКП (б) и его предостережения воспринимались войсками, как политическое руководство к действиям. Они использовались политическими армейскими органами для повышения боеготовности войск и для ведения политической работы в войсках. А уже 13 мая как председатель правительства он дал директиву войскам о выдвижении в приграничные округа 28 дивизий. И, недалёкому человеку было ясно, что если идут, один за другим, такие приказы то ожидаются крупные военные столкновения. Правда, приказ о расширении аэродромной сети, действовавший с 1939 года, ввиду её слабости, а зачастую и полного отсутствия; полученного в наследство от Польши в приграничной полосе, был выполнен не полностью. И в оставшиеся дни до начала боевых столкновений, как тогда трактовался вопрос, вообще выполнен быть не мог, невзирая на категорические напоминания, шедшие из центра с 12 по 18 июня. Однако наших солдат привлекали в помощь стройбатам, выполнявшим эту работу, для рассредоточения самолетов, их укрытия и создания каких‑то минимальных взлетных условий, за счет расчистки прилегающей местности.

 

То, что командование округа не находилось в благодушии, навеянном какими‑то указаниями, ни то Сталина И.В., ни то Тимошенко С.К. о том, что провокациям не поддаваться. А кто и когда вообще мог рекомендовать, что‑то иное. Что есть в природе и обществе, а тем более в войсках, случаи, когда на провокации нужно поддаваться. И кто из здравомыслящих командиров не сможет отличить, где есть провокация со стороны противника, а где её нет. И тут следует вспомнить приказ нашего командования округом, который шел от самого командующего округом генерала Кирпоноса и в некоторой степени затрагивал нашу батарею. Этот приказ вышел ещё 26 апреля и гласил:

 

– В течение месяца, сформировать пять подвижных артиллеристских бригад для борьбы с крупными массами танков.

 

В начале, наше командование хотело привлечь к исполнению этого приказа и нашу батарею, но потом, всё‑таки, начала преобладать точка зрения, что противовоздушную оборону ослаблять не следует, и эти действия шли уже исходя из концентрации сил и средств резерва командующего округом.

 

В начале мая мы получили оперативную директиву наркома обороны, которая определяла задачи войск округа в случае внезапного нападения гитлеровцев. Проходило обучение войск отражению танковых атак, где использовался метод пропускания танков через себя. Проводились занятия по доведению боевой готовности войск до 2‑3‑х часов. Дивизии понадобилось 1‑2 дня, чтобы занять оборонительные позиции вдоль границы. Но командование требовало довести это время до нескольких часов и занятия упорно продолжались. Известно, что норма времени для мотомеханизированной дивизии составляла 3 часа 47 минут. С 15 июня начал выполняться приказ о выдвижении всех стрелковых корпусов, находящихся в резерве командования округом во втором эшелоне, к границе. Это были войска, которые находились в районе старой границы на расстоянии до 200‑250 километров от новой границы. Заблаговременно в округе был основан полевой штаб командующего округом, и он был перенесён из Киева в Тернополь. Был дан приказ «КОВО‑41», который определял все меры по превращению «Киевского Особого Военного округа» в «Юго‑Западный фронт».

 

Почему эта работа не выполнялась в «Белорусском Особом военном округе», или выполнялась недостаточно интенсивно, мне до сих пор не ясно и остаётся вопросом? Для этого достаточно было команды начальника БОВО генерала Д.Г. Павлова, которому подчинялась авиация округа и всё её хозяйство. И не только авиация, а и все войска резерва округа. А распоряжений, приказов и указаний из центра было вполне достаточно ещё с 1939 года, чтобы обосновать свои действия. И скученность расположения самолётов, в связи с бездействием командующего округом и командующего авиацией округа, на многих аэродромах оставалась. Неясно, почему генерал Павлов Д.Г., впоследствии объявленный невинной жертвой, не издал ни одного приказа во исполнение директивы Генштаба от 18 июня 1941 года. И оправдания его действий, всех занимающихся этой проблемой либеральных критиков, сводились к фразе, якобы сказанной ему Тимошенко С.К. в телефонном разговоре:

 

– На провокации не поддаваться и действовать по обстановке.

 

Но это, же полностью соответствовало плану прикрытия границы, где было сказано, что план прикрытия вводится в действие либо по телеграмме Генерального штаба либо, в случае особых обстоятельств немедленно, приказом командующего округом или другим военачальником его замещающим. Но это очевидно каждому здравомыслящему человеку, что не по какому‑то пустяковому или мелочному провокационному поводу. Даже некоторые наши командиры трактовали этот план как автоматическое приведение в боевую готовность вверенных им соединений в течение 45 минут, при вторжении врага на нашу территорию.

 

Что мог сказать ему ещё Тимошенко С.К., что на мелкие провокации, если они будут не поддаваться, а если ситуация на месте будет угрожающей принимать меры, тем самым он практически дал ему шанс ввести план прикрытия границы в действие. Он же, Павлов Д.Г., с его опытом Испанской и Финской компаний этого не понять и говорить об этом, на уровне ротного старшины, и трактовать вопрос, что ему якобы запретили привести войска в боеспособное состояние, просто, без внутренней причины не мог. Когда он сам, на слова министра обороны действовать по обстоятельствам, доказывал, что у него на границе всё спокойно. А вслед за ним, чтобы свалить его вину на И.В. Сталина – эту историю пропагандируют и либеральные авторы, пылающие злобой против И.В. Сталина. Но почему Павлов Д.Г. этого не сделал, когда остальные командующие округов – это сделали, остаётся вопросом.

 

– О приказе С.К. Тимошенко и Г.К. Жукова, который делался с согласия И.В. Сталина, о приведении войск в полную боевую готовность, я узнал, во всевозможных критических и политических статьях, уже после войны, – говорил Иван Иванович.

 

‑Узнал я и то, что этот приказ разрабатывался с 18 по 20 июня месяца, и что он запоздал поступить в части. И это, якобы, вызвало неудачи первого периода войны. Смотрите такое крупное многофакторное событие, как начало Великой Отечественной войны и так примитивно, по‑обывательски, упрощенно объясняется.

 

– Но мы, офицерский состав дивизии, вообще о нём не знали, получил его командир дивизии или нет, нам не докладывали. Да и вообще понятия полная боевая готовность, очень полная боевая готовность и совсем полная боевая готовность в наших войсках не существовало. А тем более дико звучали все пропагандистские утверждения, что якобы И.В. Сталин запрещал приводить войска в какую‑то сверхбоевую готовность. И вообще либеральные утверждения многих авторов о том, если бы Сталин смог на день раньше определить момент нападения, то мы бы смогли избежать многомиллионных потерь.

 

Но, во‑первых, Сталин не господь Бог, что бы с точностью до одного дня угадывать мысли Гитлера. Он, как и всякий грамотный военачальник, ориентировался не на гадания на кофейной гуще, а на данные разведки. А во вторых, никаких многомиллионных войск, на которые могла повлиять внезапность нападения, в первой полосе обороны на границе просто не было. При этом никаких документов о таком шаге никто ещё не представлял, а это были политико‑карьерные игры, в которых иногда участвовали не только наши политики, а и военные. Хотя в армии существовало понятие только о боевой готовности, которую полк должен выполнить в течение одного часа, а дивизия в течение двух часов. И такими понятиями как сутки и недели во всех учениях, на всех маневрах мы даже не оперировали. Речь всегда, шла об оценке готовности войск на часы. Так, что для дивизии первого эшелона прикрытия границы сутки или двое, это был громадный срок; о котором, в подготовке дивизии к бою речь даже не шла. Нам этот приказ, верховного командования, вообще был не нужен. До нашего сведения постоянно доводился приказ « О прикрытии границы», оперативный план, связанный с этим приказом и мобилизационный план, который вообще действовал с начала 1941года, конечно в рамках нашей зоны ответственности.

 

Этот приказ гласил, что в случае нарушения границы и продвижении вглубь нашей территории вражеских подразделений мы должны быть, в течение часа, а если говорить о дивизии, то в течение 2‑3‑х часов, в боевой готовности. Измотать в обороне наступающего неприятеля и своими наступательными действиями, либо уничтожить, либо вытеснить неприятеля за пределы нашей зоны ответственности. Этот приказ был утверждён в период февраль–март 1941 года, доведен до сведения всех подразделений, и отработан на учениях. По этому, никаких дополнительных приказов нам было не нужно. Возможно, они были нужны дивизиям второго и третьего эшелонов и дивизиям глубокого тыла. Кстати, могу привести пример о действиях мотомеханизированного корпуса К.К. Рокоссовского, стоявшего под Полтавой, и то поскольку нам с ним пришлось взаимодействовать в боях под Львовом. Командир корпуса отсутствовал, и К.К. Рокоссовский, будучи заместителем командира корпуса, по телеграмме штаба округа под условным сигналом «Гроза», вскрыл находящийся в сейфе секретный «красный» пакет, который определял характер боевых действий корпуса, на случай военных столкновений с противником. Вскрыл он его 21 июня, провел мобилизацию городского автотранспорта, которого конечно не хватало, чтобы разместить на нём весь личный состав. И смешанным маршем, когда подразделения перемещаются в пешем строю и через определённое расстояние размещаются на автотранспорте, к 22‑23 июня, его войска были уже в районе Львова.

 

Так, что поздний приказ и, якобы, неясность ситуации, для войск второго эшелона, на примере корпуса К.К. Рокоссовского показывает, что это материал для оправдания действий растерявшихся и нерадивых командиров, пытавшихся перестраховаться в это сложное время, или командиров остававшихся приверженцами плана поражения Тухачевского. И как дальше покажут наши исследования, здесь были не только нерадивость или некомпетентность, а ещё несколько серьёзных факторов, скрывавшихся за этой нерадивостью и неисполнением своих должностных обязанностей. Тем более это относится к критикам той ситуации, что отпуска в войсках якобы были не отменены. Но прежде всего, что это за армия, в которой если командир в отпуске, то войска теряют боеспособность. Когда по приказу его тут же замещает заместитель и не управляемые войска по уставу никогда не остаются. Об этом говорит не только пример корпуса К.К. Рокоссовского, а и пример нашей дивизии.

 

В нашей дивизии перед самым началом сражения пропал командир дивизии генерал‑майор Ф.Г. Сущий, и после недолгих поисков командование дивизией принял полковник Новиков.

 

И так до конца войны мы и не узнали, как это произошло. К отпускам это отношения не имело, поскольку он к этому вопросу подходил с большой осторожностью. Скорее, можно догадываться, что его выкрали или убили «Абвер команды» полка «Брандербург‑800», которые перед началом сражения засылались на нашу территорию и проводили диверсии, и террористические действия. Но, так или иначе, командование дивизией взял на себя его заместитель и никакого отсутствия руководства, в действиях дивизии, или какого либо замешательства мы не ощущали. Правда, впоследствии ходили слухи, что генерал Сущий разделил дивизию на две части, которые в разных местах выходили из окружения, а сам погиб в одном из боёв.

 

Не ясности ситуации для войск второго эшелона уже никакой не могло быть, когда дивизии первого эшелона прикрытия границы и пограничники уже вели бои с вражескими частями. Так, что это был вымысел провинившихся командиров, пытавшихся свалить свою вину на кого угодно, а тут подвернулся момент хрущёвской антисталинской кампании. Так можно свалить всё на умершего И.В. Сталина. По принципу, вали всё на умершего вождя и живи себе дальше. И пусть твоя совесть тебя не гложет, за твою растерянность в первые часы войны. В «Киевском Особом военном округе», впоследствии «Юго‑Западном фронте», таких случаев было мало. Но Западный фронт, под командованием генерала армии Д.Г. Павлова, этим вполне отличался.

 

В нашем укрепрайоне всегда находилась дежурная рота. По её сигналу о нападении противника, или по сигналу находившейся впереди нас пограничной заставы, дивизия, в течение – 2‑3‑х часов, приводилась в боевое состояние и занимала свой учебный укрепрайон, который сразу становился боевым укреп – районом и тоже, в это короткое время, приводился в боевое состояние. А заявление некоторых командиров, что у них не хватило времени для приведения укрепрайона в боевое состояние, только и говорит о том, что в мирный период на всех учениях они содержали свои позиции в ненадлежащем состоянии, согласно уставным требованиям, Правда, это касается в основном бревенчато земляных сооружений. А что касается долговременных бетонных укреплений, строительство которых, при нашей помощи, вели строительные батальоны, то в ряде случаев они остались недостроенными, но тоже были приведены в боевую готовность, насколько это позволяло их состояние. Такую боевую готовность, которую позволяла создавшаяся ситуация. По этому, вся пропагандистская, правда уже последующая шумиха вокруг термина, что это – либо провокация, либо пограничный инцидент локального характера, или это начало масштабных боевых действий, то есть война, нас вообще мало интересовало и тем более именно это не могло вызвать никакой паники.

 

А создание паники в войсках предусматривалось немецкой доктриной «Блицкрига», директивой №21, подписанной Гитлером 18 декабря 1940 года, то есть внезапного и молниеносного удара, который и произошел 22 июня. Характер этой директивы и последующих действий был важен для Верховного командования, которое обращалось к стране и определяло ход событий на большую перспективу. Поэтому, первым и выступил В.М. Молотов, а для И.В. Сталина нужно было определить масштабы начавшихся событий, которые в войсках были неясными, что бы ни говорили впоследствии.

 

Когда прошло много лет и то не всё ясно. Идёт большой разнобой в трактовках первых моментов войны и периода боёв между новой и старой границами. А в тот период, нужно было время, чтобы оценить масштабы событий, тем более, что с фронтов шла противоречивая информация. Здесь стоит привести основные стратегические замыслы Гитлера, которые проясняют характер наших контрмер принимаемых Советским командованием. А Гитлер считал:

 

– Основные сухопутные силы советских войск находятся в Западной России, и они должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого быстрого выдвижения танковых клиньев…..

– Красная Армия стягивает основные свои силы в район Львова и Белостока и они должны быть разгромлены широкими охватывающими действиями….

– Победа это достижение линии Ленинград – Москва – Сталинград – Кавказ и дальше, когда Россия не сможет оказывать военное сопротивление, линия Волги вплоть до Астрахани.

 

У нас действовало понятие противник,– говорил Иван Иванович,– вторгшийся на нашу территорию, в нашей зоне ответственности. Дивизионная разведка и разведка пограничных застав, а также облёт границы организованный руководством НКВД показал, что против нас сосредоточен армейский мотомеханизированный корпус‑17А, германских войск Рейха. К отражению его атак и был подготовлен наш офицерский состав. Впоследствии мы узнали, что этот облёт границы, с целью получения разведданных, был организован Л.П. Берия, который вёл свой анализ ситуации и докладывал руководству страны. В этом плане вызывала недоумение позиция генерала армии Д. Г. Павлова, о которой уже в послевоенных публикациях поведал 1‑й секретарь ЦК Белоруссии П.К. Пономаренко. Ему Павлов Д.Г. сообщил:

 

– Я докладываю руководству, что на границе всё спокойно и никакой активности противника не наблюдается, а какой‑то провокатор сообщил наверх, что немцы концентрируют свои войска и готовят нападение.

 

Эта позиция проходила и в некоторых фильмах. Впоследствии генерал армии Д.Г. Павлов объяснял свою информацию тем, что он поверил донесениям разведки армий, расположенных на подступах к границе, и не перепроверил эти данные своей фронтовой разведкой. Это можно объяснить предвоенной беспечностью генерала армии Д.Г. Павлова, но сумма факторов наводит и на иные мысли. Правда, в вопросах строительства укрепрайонов, уже после своего ареста, генерал Павлов Д.Г. признавал свою вину в том, что он своевременно не ставил вопрос о создании сплошной линии обороны по типу «Линии Маннергейма», и не бил в колокола по этому вопросу. Он признавал, что выдвигал эту идею, но уже гораздо позже, когда осуществить её, уже не было времени.

 

И по этому поводу, досужие либеральные критики изливали много желчи и чернил, обвиняя во всём уже И.В. Сталина. Но тут Павлов Д.Г. не смог проанализировать ситуацию и в этом узком вопросе говорил о себе неверно, пытаясь оправдать наличие свободных мест в обороне, что давало немцам возможность обхода обороняющихся подразделений. Во‑первых, у страны не было ни сил, ни средств создать такую оборону по длине всей Белорусской границы. А во вторых, как показывает опыт Франции, где линия Мажино превышала 400 километров. Гитлер бы её всё равно обошёл и нанёс основной удар уже не в Белоруссии, а например, на Украине или в любом другом месте границы. Однако эти рассуждения не снимают вину с Д.Г. Павлова в его беспечном отношении к строительству укрепрайонов в узловых точках границы.

 

Что касается разведывательных полётов нашей и немецкой авиации, в особенности в предвоенный период, много было шума и критики, что якобы руководство, и даже сам И.В. Сталин, никакой реакции на эти полеты не проявляли. А их в последний предвоенный период было порядка 120 нарушений воздушной границы. Но, прежде всего, хочу сказать, – говорил Иван Иванович,– что это конечно не вопрос И.В. Сталина, а вопрос командующих округов и командующих авиацией округов. И ссылаться на указания о том, что ни поддаваться на провокации и самим не производить какие либо провокационные действия, что приводило к отрицательному эффекту при нарушениях немцами воздушной границы, это конечно абсурд. А кто и когда, в стране, которая ищет мира, рекомендует производить провокационные действия либо реагировать на провокации противника. Это вопрос соответствующих авиационных командиров, оценивать какие действия провокационные, а какие нет.

 

Реальная обстановка на границе и в приграничных зонах складывалась таким образом, что как немецкая, так и наша авиация разведывательные полёты производили. И на встрече В.М. Молотова с А. Гитлером и Вячеслав Михайлович и в ответ, Гитлер ставили вопрос о нарушениях границы авиацией. То, что германская авиация нарушала границу в своих разведывательных и провокационных полётах, так это однозначно, чему мы были не только свидетели, но и участники этих инцидентов. Но вот то, что наша авиация часто нарушала границу Германии – Гитлер конечно, по своему провокационному обыкновению, сильно преувеличивал. В крайнем случае, мы такие отдельные факты, конечно, наблюдали, но в очень ограниченном количестве и на небольшие расстояния. Серьёзных нарушений границы с нашей стороны мы не наблюдали. Но специализированная разведывательная авиация, у нас конечно существовала. Во‑первых, с нашей стороны, это были очень редкие разведывательные полёты вдоль границы, с чёткой инструкцией и запретом центра: – « Границу не пересекать!». Но воздушная граница это не Кутузовский проспект и такие нарушения отдельными лётчиками, в связи с потерей ориентиров или их отсутствием, на ряде участков границы могли происходить.

 

А то, что никаких мер, в отношении нарушителей нашей воздушной границы, не принималось – это конечно пропагандистский блеф. Как мы уже говорили, на нашем участке была запретная зона, отстоящая от границы на достаточном расстоянии. В этой зоне полёты были запрещены. И в нашу задачу входило открывать огонь на поражение, как только нарушитель пересечёт эту зону. Кроме того, в директиве Генерального штаба о разработке планов прикрытия границы, четко говорилось об уничтожении противника нарушившего воздушное пространство Советского Союза. Немцы конечно не так глупы, что бы открыто лезть на рожон под огонь зенитной артиллерии, или действовать в районе полевых аэродромов Красной Армии. Но такие инциденты были.

 

Немцы входили в запретную зону и тут же выходили из неё. Конечно, это расценивалось как провокация. И мы открывали зенитный заградительный огонь. Но всё делалось так, что любое действие можно было объяснить тем, что экипаж в условиях плохой видимости случайно потерял ориентиры. И тут командованию лезть на рожон не было никакого смысла. Тем более эти нарушения, скорее всего, были игрой нервов и не давали никаких существенных разведданных. А немцы эти данные получали за счёт разведки «Абвера» и действий в нашей зоне её агентуры, с которой бороться было гораздо сложнее, чем с нарушением границы самолётами на малых высотах. А, что эти игры на наших границах за весь послевоенный период, вплоть до настоящего времени, ведутся как‑то иначе. Я думаю, основные правила разведок остаются всё теми же. Изменилась только техника их осуществления. Но немцы, конечно, вели существенную авиаразведку ближних и дальних тылов. Ситуация складывалась так, что они использовали имевшиеся высотные разведывательные самолёты; которые, за счёт компрессионного наддува турбо – компрессоров, и снятия всего лишнего веса, за счёт вооружений, достигали высот, более 12 ‑13 километров, недоступных для наших истребителей. Был у немцев и высотный бомбардировщик Ю‑86Р‑1, который бомбил Англию до августа 1942 года и был недосягаем для английских истребителей «Спитфаер». И переоборудованный, соответствующим образом, он мог выполнять разведывательную функцию на высотах до 14 км.

 

Германские самолёты в таких случаях пересекали границу на большой высоте в полной облачности, и наблюдать их с помощью оптики у нас не было возможности. Наши звукоулавливающие установки определяли шумы, в довольно широкой зоне нахождения нарушителя. И нам палить в белый свет не было никакого смысла. Но мы, всё‑таки, пытались открыть заградительный огонь в нашей зоне. И он, к сожалению, нужного эффекта не достигал. Германские самолеты проходили нашу зону и в приемлемой для них обстановке вели разведку, снижаясь до удобных для этих целей высот. А в случае возникновения опасности опять уходили на большие высоты. Много было обывательской послевоенной критики на этот счёт, в особенности в хрущевский период, да и сейчас она продолжается с не меньшей силой. И именно тогда, когда такие же полеты над нашей страной производила американская авиация.

 

Конечно, в этот период нужно было отвлечь внимание публики от этих полётов, сосредоточив её на предвоенном нарушении воздушных границ германской авиацией.

 

Конечно, и сейчас мы видим такие случаи, поддержал я моих собеседников:

 

– А, что в хрущёвский период, когда шума по поводу инцидентов 1941 года было больше всего, американские высотные самолёты разведчики не нарушали границу и не вели разведку в глубоких тылах? Вели да ещё как!

 

– В начале шестидесятых годов мы жили на Украине, в городе Запорожье. И как молодые ребята гуляли над Днепром, любуясь плотиной, шлюзованием кораблей и отсветами огней отражавшихся в водной глади. Особенно красиво было наблюдать багровое зарево над доменными печами и красоту всей ночной промышленной панорамы. И вот в один из таких тихих вечеров вдруг всё погасло, город стал тёмен, его полностью скрыла плотная украинская ночь, и что особенно было непонятно – погасло багровое зарево над доменными печами. Вернувшись, домой, я поинтересовался у Отца, а он был в тот период одним из областных руководителей.

 

– Что произошло и как погасили доменные печи. А я знал, что такого делать никак нельзя, произойдёт, как говорят металлурги, «закозление» доменной печи, и практически выход её из строя. – Отец мне ответил, только между нами, чтобы не будоражить публику:

 

– Над нами были американские самолёты, и кто знал, это только разведчики или они несут ядерный заряд. Наши истребители, которые поднялись в воздух, их достать не смогли. А доменные печи мы конечно не гасили. Был осуществлен приём гашения зарева над доменными печами. В верхнюю часть домны, на выходе горящих газов, был произведён наддув водяным паром, загасивший пламя. Потом, когда были получены доказательства в истории с американским лётчиком Гэри Пауэрсом, Никита Сергеевич Хрущев поднял соответствующий шум. А ранее о нашем инциденте не только не говорили, а и приказали всем осведомленным лицам информации по этому инциденту не давать. А почему же – Хрущёв и его окружение, да и сегодняшняя пропаганда, считают, что И.В. Сталин мог не получив серьёзных доказательств, принимать какие‑то оперативные меры. Некоторые даже договаривались до возможности объявления всеобщей мобилизации. А у нас в доказательствах, для мирового общественного мнения, были только неясные шумы и то, непонятно каким образом записанные.

 

Но все эти рассуждения и борьба неграмотных точек зрения были, конечно, потом. А тогда, в преддверии начала военных действий, всем было не до этих политических интриг. Наше командование занялось реальным анализом обстановки на границе. О прибытии, каких‑либо дополнительных германских войск в направлении нашей зоны ответственности, наблюдатели и разведка не докладывали. Впоследствии вся пропагандистская шумиха начала военных действий, была направлена не на реальное сосредоточение немецких войск, на том или ином участке фронта, а на нанесение бомбовых ударов в особенности эскадрильями юнкерсов, которые создавали столько шума и воя. И анализ пропагандистов велся, вслед за выступлениями фюрера, на тех или иных сборищах. Хотя основное внимание нужно было уделять реальному расположению и сосредоточению немецких войск, а не блефовым заявлениям фюрера, которые он любил патетически произносить, при том или ином собрании своего военного и партийного окружения. Конечно, Гитлер обсуждал эти вопросы с начальником Генерального штаба Германии и другими военными деятелями и в этих беседах звучал период нападения на СССР, май месяц 1941 года, и точка зрения Гитлера:

 

– Разгромить Советские войска в приграничном сражении, не дав им возможности отойти на бескрайние российские просторы.

 

И тут надо обратить особое внимание на это высказывание фюрера, который в отличие от наших либеральных критиков исписавших горы бумаги по поводу относительно быстрой сдачи нашими войсками большого пространства, понимал, что если Советское командование пойдёт по этому пути, то ему выиграть войну на бескрайних российских просторах будет крайне затруднительно. Германская армия потеряет своё преимущество в быстром сосредоточении и перегруппировке войск. Понимал это не только Гитлер, а и Советское командование, которое и не вело политику сосредоточения всех войск на нашей границе или на ближайших подступах к ней. Не понимают этого до сих пор либеральные критики, которые ввиду своей военной малограмотности ведут арифметические подсчеты, какие территории, и за какое время были сданы, и за какое время они были возвращены обратно. Им и невдомёк, что война это не арифметическое мышление, а мышление на уровне высшей математики. Однако принимать эти рассуждения Гитлера за окончательный вариант было бы опрометчиво, поскольку в период этих высказываний приказ о нападении на СССР не обсуждался и не подписывался.

 

Такие данные анализировались и передавались нашей агентурой, например Ольгой Чеховой, которая была близка к подруге Фюрера, Еве Браун. Этим занимались и посольства, вплоть до агентуры расположенной в Японии, например Рихардом Зорге. Но все они реальную ситуацию знать не могли, а ориентировались на около фюрерские политические интриги. По этому, и возникали такие периоды нападения в телеграммах Рихарда Зорге, как март, май или июнь о чём шумели телевизионные экраны. Кстати, как пишут некоторые исследователи, телеграмма Рихарда Зорге о начале войны 22‑го июня 1941 года так и не была найдена. И ни кто из этой шумящей братии не обращал внимания на то, а что Гитлер делал, когда закрывался в своём кабинете и один на один, с руководителями тех или иных имперских служб, подписывал тот или иной документ. Но если не ссылаться на план «Барбаросса», носивший обще стратегический характер и, ничего не говоривший о дате начала военных действий; а вслед за ним и всяческие политические интриги, то никакого антисталинского конгломерата не слепишь.

 

Добавил к этому конгломерату мнений и сомнений, жару и наш прославленный маршал Василевский, ссылавшийся на якобы существовавшее убеждение И.В. Сталина, что Советской дипломатии удастся оттянуть сроки начала войны. Было ли такое убеждение, или его не было – это конечно вымыслы и мистика. Нигде, до настоящего времени, таких заявлений Сталина не было найдено. А прямо противоположных сколько угодно. Тем более Василевский в тот довоенный период со Сталиным не встречался и Сталин ему свои душевные тайны никак не доверял. И доверял ли он их вообще, кому‑нибудь – это остаётся вопросом. Но было бы смешно даже думать о том, что любой уважающий себя государственный деятель, стремящийся к миру, не будет делать все зависящие от него дипломатические шаги, чтобы оттянуть сроки агрессии относительно его страны. Делал такие шаги и У. Черчилль и французское и бельгийское командование, да и прочие государственные деятели. А думали ли они, что эти их шаги принесут им успех. Уверены они были в этом, или нет – это конечно досужие вымыслы. Они профессионально делали то, что могли в этом направлении и никто из них не подвергался за это такой критике, как И.В. Стали. Правда, маршалу Василевскому в после хрущевский период, приходилось следовать, существовавшей в то время тенденции. Если ты говоришь, что‑то положительное о И.В. Сталине, то какой‑то отрицательный момент, пусть и вымышленный, ты всё равно должен ему пришить. Маршал Василевский, при всём уважении к нему, как военному руководителю и полководцу, но только военному, шел также в русле этих тенденций.

 

Василевский и тут добавляет, что И.В. Сталин не смог уловить перелом в настроениях германского командования и лично фюрера, как будто бы Сталин был в его ближайшем окружении и, в крайнем случае, часто встречался с ним. И как считает маршал Василевский: «Этот период был май месяц 1941года». Но документы и очевидцы окружения фюрера говорят как раз об обратном положении. Фюрер продолжал колебаться, в этот период, между нападением на Англию или Россию. И тут маршал вдаётся в субъективные догадки, не будучи лично, даже знакомым с фюрером, в отличие от В.М. Молотова, который мог на эту тему, что‑то интерпретировать. Большинство исследователей из окружения фюрера, которые знали его реальные настроения, считает, что в мае месяце фюрер ещё продолжал надеяться на то, что перед нападением на Россию ему удастся расправиться с Англией, или склонить её к миру. В крайнем случае, он всячески пытался добиться хотя бы нейтралитета Англии в начальном периоде войны с Россией, и хитрил с побегом Гесса в Англию, истинную цель которого мы до сих пор не знаем и можем предполагать, что цель полета и заключалась добиться нейтралитета Англии в первом периоде войны. И большинство исследователей опирающихся на современные данные, которыми маршал Василевский, в период написания своей книги, возможно, не располагал и фантазировал в угоду существовавшим тогда тенденциям. А современные исследователи считают, что внутренний перелом в настроениях фюрера произошел с 12 по 18 июня 1941 года. Когда, хотя и приказ о нападении на Россию ещё не был подписан, но реально были даны устные указания его ближайшему военному окружению, о начале предварительных работ в направлении подготовки нападения на Россию.

 

А в мае месяце, как раз И.В. Сталин определяет свою политическую позицию и высказывает её во всех своих публичных выступлениях перед военными о возможности скорого нападения Германии на СССР. А с 12 по 18 июня уже наш Генеральный штаб отдаёт приказы и распоряжения о проведении подготовительных действий, способствующих отпору наших вооруженных сил врагу. А рассуждения маршала Василевского, что если бы И.В. Сталин провел мобилизацию, подготовил и развернул войска, то были бы лучшие условия для отпора врагу. Конечно же, он это должен был сделать не возбуждая подозрительности фюрера. Тут наблюдается некоторая фантастика. Эти действия не проводились, и то Гитлер, в своей ноте, после нападения на Советский Союз, обвиняет СССР во всех смертных грехах. Это он делает и во всех беседах с В.М. Молотовым и в более ранний период. То, что же было бы, если эти действия проводились. Это бы только ускорило время нападения Германии на СССР. Но выполнить эти мероприятия и создать более благоприятные условия для отпора врагу немецкое командование и лично фюрер просто бы не допустили, ускорив момент своего нападения. Тем более, мобильность немецких войск их механизация, наличие отличных дорог – делали такой шаг вполне реальным.

 

Тут меня, конечно, удивляет непонимание профессиональными военными технических и технико‑экономических аспектов проблемы. Отбросим даже в сторону те факторы, которые выдвигались против Тухачевского и его теории «Упреждающего удара», или так называемого «Плана поражения», о котором в некоторой степени, в определённый период, говорил и маршал Василевский. Тут конечно ни в коей мере нельзя сравнивать маршала Василевского с Тухачевским, поскольку Василевский был последовательный сторонник

 

И.В. Сталина. Просто протесты маршала Василевского и Маршала Тухачевского говорят о том, насколько в военных кругах была распространена, «Теория упреждающего удара». Отбросим в сторону те рассуждения, что такие действия только бы ускорили нападение Гитлера на Россию. Это было вполне реально, поскольку Гитлер страшно боялся, в своих мистических заблуждениях, удара в спину. Оставим только техническую и технико‑экономическую часть вопроса. Для того чтобы быстро создать такую боеспособную и вооруженную новейшей техникой армию, нужно было срочно призвать в армию грамотных рабочих и инженерно‑технических работников. Оголить производственные мощности, занятые созданием этой техники и освоением её массового производства, мы бы просто не получили вовремя эту современную технику, которая во многом и решила исход войны.

 

Тогда был дорог каждый день. А замена этих людей женщинами и подростками, возможно ли это было бы вне войны, и как к этому отнеслось бы население страны. Тем более результата в освоении массового производства новой техники это бы не дало. Мы бы её не получили в 1942 году, к концу третьей пятилетки, а без этой техники, могли вообще проиграть войну. И как все эти рассуждения напоминают план поражения Тухачевского. Я никак не хочу бросить тень на их «светлые образы», но желаю только отметить, что их стратегическое мышление развивалось, не так гладко, как это представлялось впоследствии. А И.В. Сталину приходилось его формировать в борьбе и противоречиях, без которых не может обойтись ни одно крупное событие исторического развития. Как хорошо, что они нашли своих сторонников уже после войны, когда она к нашему счастью была выиграна, а все такие рассуждения пополнили архив досужих вымыслов исторического периода Великой Отечественной войны. И Иван Иванович поддерживал эту точку зрения и говорил:

 

– Я, конечно, не хочу упрекнуть маршала Василевского в каких‑то смертных грехах и каком‑то злом умысле. Просто это пример того, что такое военное мышление без учета технических возможностей страны и политической ситуации в мире, ещё оставалось в командных верхах, даже после ухода Тухачевского с политической и военной арены.

 

Это, конечно, не единичный случай непонимания военными технической и технико‑экономической природы происходящих событий. С германской стороны у многих авторов наблюдается такое же непонимание действий фюрера, исходивших из технико‑экономических предпосылок. Так, например, Э. Манштейн и Г. Гудериан упорно не хотели понять стремления Гитлера, основным ударом сделать удар на Украину, Донбасс и Крым. Генерал Манштейн рвался на Ленинград, а Гудериан никак не хотел поворачивать войска на Киев, а рвался на Москву. И Гитлеру с трудом удавалось их убедить, что если не будет ликвидирована советская промышленная база на Украине. И советская авиация будет свободно пользоваться аэродромами в Крыму, и бомбить Бухарест и румынские нефтяные промыслы. То у этих стратегов просто не хватит бензина, чтобы доехать до Ленинграда и Москвы и им придётся стоять в голом поле и подвергаться ударам всё той же Советской дальнебомбардировочной авиации, которая, исходя только из пропагандистских сказок Геббельса, была уничтожена в первые дни войны.

 

И упрек в адрес И.В. Сталина, в том, что он считал, основным ударом Германии удар на Украину вообще не обоснован, но И.В. Сталин так считал, поскольку он следил за ситуацией, складывавшейся в верховном командовании Германии. Да и Тухачевский усиленно внедрял в головы армейского командования и в военную науку эту стратегическую мысль. Он неоднократно и до ареста и после ареста говорил:

 

– Я считаю, что задачу полного разгрома СССР, для Гитлера, фантастической….

 

Для Германии главное решение сырьевых и колониальных вопросов. А значит Белорусское направление совершенно фантастическое. Остаётся направление Украинское! Сталин считал же Украинское направление основным, не только исходя из технико‑экономических и военно‑технических предпосылок, а и потому, что разведка доносила:

 

– Гитлер готовил удар именно в этом направлении, хотя в германском верховном командовании, как мы видим, были большие разногласия по этому вопросу, а не только разногласия связанные с Англией.

 

Но Сталин ориентировался на реальное расположение сил и средств Германской армии, когда предлагал укрепить Украинское направление, а не философские умозаключения наших и немецких военных политиков. И он всегда предлагал и требовал от армейского командования, а это ему удавалось не так легко, просто потому, что главнокомандующим Красной Армии был не Он, а другие лица. Но, так или иначе, к предвоенному моменту и Белорусское и Украинское направление прикрывало почти одинаковое количество войск. С небольшим перевесом в сторону Украины. Но на преждевременную всеобщую мобилизацию страна не пошла. Поскольку в этот период, ситуация была неопределённой и И.В. Сталин выбрал правильное решение – развивать ускоренно свои производственные мощности и новую военную технику, да ещё получив из Германии, согласно договору, необходимое для этого германское оборудование и германскую военную технику.

 

Но нужно было из чего‑то создавать антисталинский тришкин кафтан. Нельзя же, что‑то слепить из такого неопределённого высказывания Гитлера:

 

– Приказ о стратегическом развёртывании вооружённых сил против Советского Союза, я отдам за 8 недель до намеченного срока. Это ни, что иное, как заявление о намерениях, которое в разных высказываниях фюрера и его ближайшего окружения менялись как ветер в мае. А у нас была агентура в германских верховных штабах и в штабе ОКВ и в штабе ОКХ. О чём писал наш агент военного времени Шандор Радо, в своей книге «Под псевдонимом ДОРА», мало известной книги, опубликованной в конце 50‑х годов прошлого века, и прошедшей мимо серьёзного внимания читателей.

 

Но сейчас, большинство добросовестных исследователей сходятся на данных, что Гитлер, якобы, подписал приказ о начале подготовки военных действий против СССР с 7‑го по 12‑е июня. На самом деле это было устное указание о проведении наиболее трудоёмких операций, такой приказ был подписан гораздо позже, а это было время принятия внутреннего решения Гитлера и время начала мероприятий требующих значительного объема работ. В этих решениях он и говорил об основных направлениях подготовки вторжения. Но это был ещё не приказ о начале военных действий и советская разведка, и верховное командование могли строить предположительные планы на основе косвенных критериев такой подготовки. Реально он поступил, в виде обращения фюрера, в армейское командование уже ближе к 20 июня, а в войска на уровне дивизий он поступил только 21 июня. Был вскрыт зеленый пакет, так называемый сигнал, или план – «Дортмунд», и командиры германских подразделений начали зачитывать его войскам и занимать исходные позиции для нападения на Советский Союз. И не всегда эти войска были сосредоточены на границе. Например, 3‑я танково‑механизированная ударная группа генерала Г. Гота, вообще, стояла под Варшавой и получила приказ о наступлении через государственную границу в 3часа 30 минут 23июня, с задачей не дать отойти войскам Красной Армии за Днепр и Западную Двину. И только тогда образовался перевес германских сил на Белорусском направлении по сравнению с Украинским направлением.

 

Гитлер использовал сеть отличных шоссейных дорог, и быстрое передвижение частей можно было обеспечить не только из‑под Варшавы и Словакии, а даже из Франции. Это и создавало трудности нашей разведке, в определении сроков переброски немецких войск и сосредоточении их на границе. Поэтому, в беседе с В.М. Молотовым Гитлер и ссылался на равное количество войск, в приграничной полосе, хотя на новой границе советских войск было значительно меньше. А наша разведка не могла своевременно определить наличие танковых и мотомеханизированных частей противника, поскольку они подтягивались к границе довольно оперативно, в последние дни перед началом нападения на нашу страну и даже во время уже идущих боевых действий. Однако положение, существовавшее на период 15.05.41г. Разведывательное управление Генерального штаба. РККА определило приблизительно верно. И сообщало:

 

– Политическому и военному руководству СССР:

– Докладываем, о расположении вооруженных сил Германии по границам и фронтам на указанный период. Однако это расположение никак не говорило о начале боевых действий в мае 1941 года, а только давало материал для размышлений и прогнозов.

 

Гитлер упорно доказывал, во всех переговорах с В.М. Молотовым, что он всячески старается избежать мировой войны, идя на все уступки в осуществлении торговых отношений с СССР. И его политика вообще состоит в привлечении России к тройственному союзу. Что было подтверждено Риббентропом, который передал Молотову соответственный план такого договора, который Советская сторона естественно отвергла. В.М. Молотов в свою очередь упрекнул Германию в недопоставках оборудования и военной техники, которые Советский Союз хотел бы получить. Но Геринг тут же заявил, что этот недостаток будет исправлен.

 

И в торговых отношениях с Германией мы к периоду начала военных действий подошли с положительным сальдо. И тут пусть будут посрамлены те критики, которые кричали, что даже в последний день перед войной в Германию проследовал эшелон с продовольственными и сырьевыми поставками. Правда, они умалчивают, что в тот же день, навстречу ему прошел эшелон с оборудованием для Больше‑Токмакского торпедного завода, как писали немцы в своих сопроводительных документах. А из условий секретности, у нас завод назывался: «Машиностроительный завод дизельных двигателей». Всё это, с возмущением вспоминал заместитель главного технолога этого завода Яровой. И вообще, если не использовать факт поставки нефтепродуктов и зерна только для пропагандистских антисоветских и антисталинских мифов, а учесть их процент от общего производства зерна и нефти в СССР то станет ясно, что 1‑2% от общего производства, это обычная торговая сделка, о которой вообще и говорить‑то не стоит. А если обратится к цифрам, кому из сторон был более выгоден торговый договор с Германией, то и тут критики этого соглашения будут посрамлены. Германский кредит в 200 миллионов марок был перевыполнен германской стороной и составил 287 миллионов марок. А, Советская сторона, до начала конфликта, так и не восполнила разницу в 70 миллионов марок в товарных поставках Германии.

 

– И, Советской стороне удалось, ко всему, получить почти все образцы германской боевой техники и доподлинно изучить их тактико‑технические данные. Правда, к сожалению, освоить эти данные к началу боевых действий успели не все. По всей видимости, на это и рассчитывал Гитлер, согласившись на такие поставки. Тем более он считал, что такие поставки успокоят Советское командование, касающихся требований вывода германских войск о которых говорил В.М. Молотов на встрече с фюрером, требуя вывода этих войск из Финляндии и Румынии.

 

И раньше разгадать сроки нападения на страну и тем более направление главного удара, который можно было только предполагать, не могла не только наша разведка и тем более И.В. Сталин, а и сам Господь Бог. И это по тому, что план «Барбаросса», подписанный в декабре 1940 года о дате нападения вообще не говорил, а только предполагал создание трёх ударных

 

танко‑механизированных групп, на трёх направлениях: Северном – через Прибалтику на Ленинград, Западном – через Минск и Смоленск и далее на Москву и Юго‑Западном – через Житомир на Киев и в дальнейшем на Кавказ. И когда И.В. Сталин говорил о преимуществе, так называемого главного удара, в кинематографической трактовке, на Украину, то он ориентировался на данные разведки, что к Украинскому направлению немцы стягивали большее количество войск к периоду этого высказывания. Но в период до 21 июня реально никакого главного удара не существовало. Все три направления, почти одинаково, были укомплектованы танко‑механизированными ударными клиньями, и авиацией. Например, на Минском направлении сосредотачивалось 1680 самолётов, то на Киевском порядка более 1300.

 

При этом «Блицкриг», в общем виде предусматривал начало войны, мощным ударом с воздуха не конкретизируя, по каким именно целям. По этому, трудно было определить направление первого удара. Будет ли он нанесен по фронтовым аэродромам первой линии прикрытия границы, или по армейским и фронтовым тылам. Главное в этих ударах было то, чтобы нарушить связь, деморализовать войска и вызвать панику. По этому, на разных участках фронта, он должен был наноситься по‑разному, и не обязательно по приграничным аэродромам. Немецкие войска должны были охватить все войска Красной Армии, как считал фюрер и немецкое верховное командование, в районе новой и старой границы, рассечь их пополам центральным ударом, уничтожить, или пленить в течение двух, трёх недель, и на этом закончить войну в России. А главное направление можно было предположительно определить только 21 июня, когда танковая группа генерала Г. Гота, стоявшая под Варшавой, получила приказ двигаться в направлении на Минск. А приказ о пересечении границы, как мы уже говорили, Г. Гот получил только 23 июня.

 

А если проанализировать письмо Гитлера итальянскому Дуче Муссолини, то обвинение наших разведывательных органов и главного командования, в неправильном определении времени нападения германских войск можно совсем снять. А вот, что гласило это письмо. 21 июня, Фюрер – Муссолини:

 

– Длившиеся месяцами тяжелые раздумья закончились принятием самого трудного в моей жизни решения. Я принял решение начать войну против СССР. Дальнейшее выжидание приведёт к гибельным последствиям. Окончательное решение не будет принято до 7 часов вечера сегодня.

 

Здесь есть некоторые противоречия с реальными действиями фюрера, но в стратегическом отношении сроки подписания приказа о нападении, а именно их порядок в принципе верны. Хотя мы уже говорили, что Гитлер подписал приказ несколько раньше. Однако в войска, в ранге подразделений, он поступил именно в указанное Муссолини время.

 

По этому, разные солдаты, ефрейторы и вахмистры, которыми пестрят воспоминания многих авторов, которые переходили границу, с положительными для СССР данными – это, скорее всего, литературно художественные и пропагандистские вымыслы. Фюрер ещё не знал, примет ли он решение о нападение на СССР, а солдаты уже знали и торопились это сообщить верховному командованию Красной Армии. Правда здесь следует отделить агентуру «Абвера», которая переходила границу с аналогичными целями. Тем более в приказах и распоряжениях, касающихся нападения на Советский Союз, Гитлер постоянно указывал, что об этом необходимо уведомить только высшее командование, минимум среднего командного состава, а низший комсостав и солдат уведомить в последние минуты.

 

А, что же происходило на уровне нашего верховного командования, и как оно реагировало на быстро меняющееся положение в районе Германской границы. Весной 1941 года генерал полковник, начальник главного военно‑инженерного управления А.Ф. Хренов на заседании политбюро, сделал доклад о концепции инженерной обороны страны. Этот доклад был полностью раскритикован Г.К. Жуковым, как носящий оборонительный характер. И он не был принят по настоянию Г.К. Жукова, который в то время был сторонник наступательной доктрины и участвовал в разработке соответствующих планов. Кстати генерал Д.Г. Павлов об этом же периоде, в своё оправдание на суде доказывал, что он тоже говорил, о необходимости развернуть войска и ударить. То есть, если детализировать эту фразу то нанести «упреждающий удар», со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями, что соответствовало изложенному ещё в 1937 году «плану поражения» Тухачевского или, так называемого, «Контр Блицкрига». Об этом как раз и говорил один из сподвижников Троцкого и Тухачевского – Уборевич:

 

– Их задача, в плане вторжения, состояла в том, чтобы наступающие эшелоны, не имевшие достаточной численности и вооружения, построить так, чтобы они погибли в первые – же дни войны.

 

Ни Жуков, ни Василевский, конечно, не были сторонниками группы Тухачевского, но всё же искали средства, для нанесения упреждающего удара, который сорвет планы мобилизации и сосредоточения войск противника. Такая позиция была модна в наступательной стратегии ряда руководителей Красной Армии ещё с периода гражданской войны. Однако они абсолютно не учитывали, что этот ход может сорвать планы создания антигитлеровской коалиции, поскольку Запад очень щепетильно относился к вопросу, кто является агрессором и первым развязывает военные действия. Но проработав эти планы на картах и в оперативных играх всё – таки наше военное руководство, к началу войны, поддержало идею Сталина:

 

– От обороны и изматыванию сил противника, к контрнаступлению.

 

И планы упреждающих ударов, которыми фигурирует сейчас антисталинская либеральная пропаганда, остались только теоретическими играми на картах и в оборонной политике никогда не реализовывались. Для успешного осуществления такого плана, с военной точки зрения, не говоря уже о политических и моральных последствиях, явно не хватало ни сил, ни средств. И как признавал Тухачевский, да и многие военные эксперты, это предложение ничего кроме «Плана поражения» собой не представляло.

 

Конечно, И.В. Сталин – 5 мая 1941 года, выступая в Большом Кремлёвском дворце на выпуске офицеров академии Генерального штаба, говорил о возросших наступательных возможностях Красной Армии. Это он связывал с её техническим перевооружением. Однако он продолжал оставаться сторонником оборонительной концепции, в начальный период войны, и доказывал, что тактика в приграничном сражении может и должна быть только от обороны к наступлению и в тщательном и детальном выполнении плана прикрытия границы. Там же он говорил о необходимости подтягивания войск из внутренних округов ближе к первой линии обороны. И ему приходилось бороться с наступательным шапкозакидательством, который посеял ещё Тухачевский, курировавший военное образование в Красной Армии, в которой теория «Упреждающего удара», или как его ещё называли, «Блицкрига» и «Контр блицкрига» имела широкое распространение.

 

Но И.В. Сталину, всё – таки, удалось переломить ситуацию и в майской директиве Генерального штаба командованию Западных Военных округов уже превалировали положения об упорной обороне укреплений по линии госграницы и даны основные указания по улучшению обороны. А, И.В. Сталин, настолько предвидел ход событий, что настоял на включении в директиву мероприятий связанных с отходом войск, эвакуацию гражданского населения и промышленных объектов. Это было ещё одним дополнением к разработанному округами приказу, под названием: «План прикрытия границы». И отсюда абсолютно ясна абсурдность тех критиков, которые заявляли и до сих пор заявляют, что вопросу обороны в Красной Армии вообще внимания не уделялось.

 

– Как же так, не уделялось, – говорили многие фронтовики, когда на любых учениях – если красные наступают, то синие обороняются и наоборот. И второй вопрос, как на эти уставные положения реагировал тот или иной военачальник, увлеченный идеей если не «Упреждающего удара» то, по крайней мере «Контр блицкрига», которым сильно увлекался командующий ЗапВО Д.Г. Павлов. Он и был сторонником этих идей и в теории расположении войск, и в военном мышлении. А этот характер мышления внедрялся в умы ещё в период Троцкого и Тухачевского.

 

– Павлов, отстаивал сосредоточение войск в «Белостокском выступе», невзирая на замечания Г.К. Жукова и И.В. Сталина, после прошедших игр на картах, имитировавших германское нападение, в период июня 1941 года. Это расположение задумал ещё Гамарник вместе с Тухачевским и Якиром. А, они были основными сторонниками и разработчиками плана «Упреждающего удара», или так называемого «Плана поражения». И Павлов Д.Г., правда, исходя из других целей, но думал так или иначе, в случае начала войны осуществить свои задумки, которые хоть и бессознательно, но вполне соответствовали так называемому «Плану поражения» Тухачевского. Этот план, своим сосредоточением войск, осуществлял его последователь, шефствовавший над этим округом как заместитель наркома обороны Я.Б. Гамарник. И генерал Павлов ни как не думал исправлять, создавшееся положение, а если и думал, то исправлял его в незначительной мере. А вот как охарактеризовал эти тенденции фельдмаршал Кейтель:

 

– Главное командование сухопутных сил Германии приветствовало решение Советского Союза о стягивании вооруженных сил в районе Белостока и Львова. Это соответствовало немецкому плану окружения советских войск и способствовало бы пропаганде неизбежности нападения на Россию.

 

Эту идею поддерживали если не прямые агенты Германии в СССР, как Тухачевский и Гамарник, как считают многие исследователи, то агенты влияния, симпатизировавшие Германской военной машине. И такое мышление было даже не в каких‑то агентурных кругах, а и в преданных Советской власти людях. Эта идея привлекала своей кажущейся простотой и кажущейся доступностью, без анализа всех последующих событий и всех факторов влияющих на процесс ведения войны. Однако показания ряда участников группы Тухачевского, уже на следствии и суде, доказывают об их прямой связи с германским командованием и германской разведкой. А некоторые из остальных военных деятелей, типа Д.Г. Павлова, уже подсознательно, либо, по меньшей мере, вследствие военного консерватизма, шли за их концепциями. Такое расположение войск в Белостокском выступе и в районе Львова, хоть и имело отрицательный характер. Однако, в виду того, что они представляли незначительную часть войск, расположенных в первой линии обороны границы, это нельзя абсолютизировать и выдвигать, как основную причину, определившую отрицательный характер факторов влиявших на ход событий, что делали некоторые исследователи.

 

Конечно, многие критики могут меня упрекнуть в необоснованности обвинений в адрес Тухачевского. Но если принять во внимание данные, которые приводит Альберт Шпеер – министр военной промышленности Германии; и не потому, что он был министр, а потому, что он был близкий друг и консультант Гитлера и присутствовал на его многочисленных застольях семейного характера. Кроме того, он написал свои воспоминания с достаточной для немецкого характера мышления, точностью и пунктуальностью. Это он говорил, когда уже вышел из тюрьмы, отсидев свой срок, как один из главных военных преступников Германии, когда ему, что‑либо скрывать, или юлить не было никакого смысла. А он говорил, что Гитлер вначале считал, что дело Тухачевского во многом надумано, а его связи с германским генералитетом выдвигались, чтобы опорочить этот самый Генералитет. Но после покушения на Гитлера, когда Кальтенбруннер перевернул всю документацию генерального штаба, он убедился в наличии таких связей направленных на смену политического руководства, как в Германии, так и в СССР.

 

Если, ещё раз говорить о сосредоточении войск, которое пропагандировал в своё время Тухачевский, и которое поддерживала не только германская военная мысль, и вся германская агентура, а и люди мыслящие категориями «упреждающего удара». То отрицательное влияние этого фактора, с которым приходилось бороться И.В. Сталину – будет очевидным. Здесь следует сказать, что в остальных военных округах такого положения, как в «Белостокском выступе», уже в предвоенное время, не допускалось. Кстати, военное командование «Юго‑Западного округа» уже избежало этой ошибки, и в районе Львова не располагало такой чрезмерной концентрацией войск, которую было бы невозможно вывести из окружения, в случае неблагоприятного стечения обстоятельств.

 

Сказать, что политическое руководство не указывало Павлову Д.Г. на его заблуждения тоже нельзя. И 1‑й секретарь ЦК Коммунистической партии. Белоруссии Пономаренко, в своих беседах с генералом Павловым, высказывал опасения по поводу расположения войск. Их чрезмерному сосредоточению в районе «Белостокского выступа» и недостаточному количеству войск, прикрывавших район Минска. Он говорил:

 

– У тебя всего две дивизии прикрывает Минск, а вся 13 армия расположена восточнее Минска.

– На что Павлов отделывался общими фразами типа: «Броня крепка и танки наши быстры».

 

Правда тогда, в военных кругах, ещё сильна была идея, оставшаяся после 1‑й Мировой войны, вести основные сражения в поле, а не в предполье крупных промышленных центров, опираясь на их ресурсы. Хотя политическое руководство, зная намерения Гитлера, о захвате крупных промышленных центров, уже меняло тактику, но до основных руководящих армейских кругов всё это доходило с большим трудом, уже не ввиду какой‑то заговорщицкой деятельности, а просто инерционности системы и человеческого мышления. Вслед за Пономаренко и Мехлис критиковал не только Д.Г. Павлова, а и всё командование вооруженных сил. Он говорил:

 

– В армии существуют настроения, что если Германия нападёт на СССР, то народы всех стран поднимут восстания против фашистских захватчиков, и что Красная Армия непобедима. Неправильно трактуются интернациональные задачи.

 

Всё это Мехлис называл пустой болтовнёй, которая может отрицательно повлиять на обороноспособность наших войск. Об этом же говорил и И.В. Сталин на пленуме ЦК 28 марта 1940года. Однако истоки троцкистского шапкозакидательства и авантюристичности в мышлении, преодолевать было не так‑то просто. А, Л.П. Берия вообще вынес этот вопрос на заседание Политбюро, где докладывал:

 

– Павлов не видит причины для беспокойства, если немцы даже на первом этапе своих действий, на границе, овладеют инициативой. У него достаточно сил, чтобы противостоять их удару. Но Л.П. Берию волновал вопрос передислокации немецких войск из Франции и Голландии в Польшу, и Словакию, и их дислокацию во второй линии расположения германских войск, которые всегда можно подтянуть и в первую линию. На что Д.Г. Павлов в беседе с Пономаренко говорил, что какой‑то провокатор сеет панику и вводит верховное командование в заблуждение, относительно ситуации на германской границе.

 

Добавил к этому разнобою во мнениях огня ещё и Жуков Г.К., который 19 мая 1941года, на заседании верховного командования, доложил план «Упреждающего удара», свою ли редакцию он докладывал, или редакцию Василевского неизвестно. Этот план был, тут же, отвергнут И.В. Сталиным, и о нём больше не вспоминали. При этом Сталин обратил внимание присутствующих на недостатки, существующие в Красной Армии, выявленные ещё в процессе Финской компании. Кроме того, он обратил внимание на необходимость доработки новой техники и организации её массового производства, и заострил внимание присутствующих на организации обороны пограничных районов. Конечно, эти планы упреждающих ударов, которые вчерне разрабатывал Василевский, были схематичными предложениями о возможных намерениях, и которые нигде официально не рассматривались и никем, и никогда не подписывались, и не утверждались, как военная доктрина Советского Союза. Но этого было достаточно, что бы такие «клеветники России», как Резун, присвоивший себе псевдоним Суворов, кричали на всех перекрестках, что у Советского Союза и лично у Сталина существовал план нападения на Германию, а Гитлер нанёс только превентивный упреждающий удар. Конечно, трудно сказать как эти планы, существовавшие в виде игр и предположений, которые докладывались в условиях абсолютной секретности, дошли ли до слуха немецкой разведки, по всей видимости, нет. Но повлиять на настроения выполнения оборонительных предписаний верховного командования в какой‑то, правда, незначительной степени, они могли.

 

И тут становится ясно, относительно утверждений самого Г.К. Жукова, что И.В. Сталин, на первом этапе войны, якобы слабо разбирался не только в стратегических, а и в оперативно тактических вопросах военного искусства, по сравнению с военным руководством. Это уже относится к русской поговорке: «Сам себя не похвалишь, стоишь как оплёванный». Как раз, как мы видим, было всё наоборот, именно И.В. Сталин делал из военных руководителей полкового и армейского уровня, военных стратегов, доведя их, например Г.К. Жукова; к концу войны, до Маршала Победы.

 

И, конечно, неправы те, кто утверждал, что Советское командование на обстановку никак не реагировало, а находилось в какой‑то мистической, якобы навеянной И.В. Сталиным вере в пакт о ненападении. На самом деле, как результат анализа ситуации, начиная с 20 мая и вплоть до 21 июня 1941 года, шли директивы Генерального штаба командованию Западных военных округов:

 

– Не допустить вторжения. Обрушиться и уничтожить. Войска привести в боевой порядок. Границу не переходить вплоть до особого распоряжения. Так, что своевременных распоряжений, дополнительно к плану прикрытия границы, было достаточно. Второй вопрос, как оценивали ситуацию командующие округов и как они выполняли указанные директивы. А некоторые из них находились в состоянии благодушия и преувеличивали состояние сил и средств, находящихся в первой полосе обороны.

 

Но Гитлер оценил, состояние советских войск, иначе. Он считал, что всё‑таки основное количество войск СССР сосредоточенно в первой линии обороны границы и что ему удастся быстро разбить основные силы русских и как он говорил:

 

– Уничтожить этот колос на глиняных ногах без головы. Уничтожив, тем самым, государство русских и не дать ему возможности для возрождения.

 

Здесь он, конечно, глубоко ошибался и принимал свою и геббельсовскую пропаганду за реальную действительность, что и делают современные либералы, идя по стопам Гитлера, в вопросе оценки, или переоценки предвоенной ситуации. Они следуют в данном вопросе за Тухачевским, рассматривая его как исчезнувшую голову Колосса. Ну, что с ними сделать, если они такие, и считают, что голова может быть только у родовитого царского офицера, даже если он примкнул к революции. Это их заблуждение и основа всех их исторических проигрышей и тогда, и сейчас.

 

И вечером 20 июня фюрер обратился к войскам. «21‑го июня был объявлен условный пароль «Дортмунд». В войсках вскрыт зелёный пакет, предопределявший действия немецких войск, и война стала реальностью. И мы видим, что Советское командование действовало дыхание в дыхание с фюрером и даже несколько опережало его. И так в 4 часа утра, без объявления военных действий, началась война. И только около 6 часов утра, посол Германии Шуленбург, передал ноту о нападении В.М. Молотову, Где Гитлер в фарисейской манере обвинял СССР в чрезмерной концентрации войск на Германской границе, которое якобы и вынуждает его принять необходимые военные меры. Это звучало довольно неопределенно. И даже здесь Гитлер пытался выиграть время, пока Советское правительство будет выяснять конкретный смысл его заявлений. А именно «А какие же это необходимые меры».

 

Многие «Клеветники России», не хочется повторять их имена и фамилии, обвиняли И.В. Сталина в том, что в эти дни, Сталин якобы пытался спрятаться за численное превосходство Германских войск и германского потенциала, считая его в 3‑4 раза превосходящим советские возможности. И как говорят у нас в народе:

 

– Как только у них язык не отсохнет.

 

И тут можно сослаться на данные приводимые Г.К. Жуковым, что у немцев в приграничной полосе сосредоточивалось порядка 150 дивизий численностью 15 тысяч солдат и офицеров, а мы могли в двух трёх линиях обороны противопоставить им порядка 120,  8‑ми тысячных дивизий, сформированных по штатам мирного времени. Но главное даже не в количестве дивизий в первых линиях обороны, а в том потенциале, к 22 июня, которым обладала Германия. И здесь уже можно сослаться на заявление самого Гитлера, сделанное им после капитуляции Франции.

 

– Мы получили вооружение Чехословакии, Франции, Голландии и Англии, которое превосходило вооружение 148 дивизий.

 

К 22 июня немцы удвоили свои силы с учётом войсковых контингентов Европейских стран, которые к тому времени выставлялись против Советского Союза. Но тут конечно речь шла даже не о соотношении сил сосредоточенных для первого удара со стороны Германии и наших сил и средств, предназначенных для обороны. А как говорил Альберт Шпеер, приводивший данные высказанные Гитлером, при оценке военного потенциала сторон перед нападением, как 1:4. Так, что и Сталин, и Гитлер, и Жуков приводили почти одинаковые данные, которые конечно вычислялись соответствующими военными специалистами, на момент начала военных действий. И этим данным нет никакого смысла не доверять. Под рукой у Гитлера была вся Европа, а можно только удивляться как Советской стране и И.В. Сталину удалось не только, впоследствии, уравнять эти потенциалы, а даже превзойти их. То, что советскому народу нужно было ещё разработать, освоить в производстве и изготовить Европа отдала Гитлеру без, сколько‑нибудь существенного сопротивления. И Гитлер мог заявить:

 

– Что нет в мире сильнее армии, чем Германская, и наша задача уничтожить Россию.

 

– К моменту наступления мы можем довести численность своей армии до 7,5 миллионов человек. Мы получили всю промышленную мощь Европы. И эти слова Гитлера вполне соответствовали реальной действительности. Наши же возможности, к моменту нападения, были гораздо скромнее, чем возможности всей Европы.

 

А если говорить о направлении главного удара, то сосредоточение германских сил, вполне условно, определило, на короткий отрезок времени, Минско‑Смоленское направление, как направление главного удара. И то в литературно художественной и кинематографической трактовке событий. Но сам Гитлер, не считал это направление главным направлением своего удара, а менял это направление в зависимости от сложившейся ситуации. В данном случае он уступал давлению со стороны Х. Гудериана, который мечтал повторить свой танковый бросок во Франции на Лион, ударом танково‑механизированным клином вперёд, и достичь требуемой цели в отрыве от пехоты. А Манштейн, успешно прорвав оборону в направлении Ленинграда, вообще требовал считать Северное направление направлением главного удара.

 

В самом начале войны благодаря прорыву танко‑механизированного корпуса Манштейна на Ленинград, когда ему удалось уйти вперёд на 300 километров, Гитлер стал считать Северное направление главным направлением удара. Но как только этот удар не вызвал паники советских войск, как во Франции, а Манштейн был окружен, он тут же получил приказ отступить, был снят с должности и это направление фюрер перестал считать главным. Эта неудача Манштейна в самом начале войны, вообще замалчивается антисталинской и антисоветской пропагандой, дабы представить начало войны как триумфальное шествие германских войск без каких – либо потерь и поражений.

 

Но здесь мы немного забегаем вперёд, предвосхищая развитие событий, и вернемся к последовательному ходу событий. То есть предвоенному ходу мысли германского военного командования, на которое сильное влияние, в тот период, оказывали взгляды Гудериана и его концепции – «Танки вперёд». Эту свою мечту он опубликовал в своём раннем прижизненном послевоенном произведении, которое называлось «Танки вперёд», тоже промелькнувшем в период хрущёвской антисталинской пропаганды, мимо широкой публики. А Гитлер всё время говорил о военно‑экономических преимуществах удара на Украину, захвате промышленных центров и лишения СССР промышленного потенциала, которое он, в конце концов, но тоже на короткий промежуток времени, осуществлял. Раньше о своих намерениях знал только один Гитлер и возможно генерал полковник А. Йодль, который готовил приказ, и состоял в ближайшей к фюреру группе верховного командования. Этот приказ готовился для 3‑ей танковой группы генерала Г. Гота. Никакие штабы ОКВ и ОКХ в этот секрет не посвящались, и это осталось в секрете вплоть до 23 июня, когда действия группы войск генерала Г. Гота стали очевидны.

 

Немцы начали войну легкими и средними танками с толщиной брони не более 40 миллиметров, в крайнем случае, на нашем участке фронта, – вспоминал Иван Иванович. – Чему могли противостоять наши ПТР (противотанковые ружья) с бронебойными снарядами. Они же эти ПТР могли противостоять и против низколетящих целей высотой до 200 метров, используя бронебойные боеприпасы, оснащённые вольфрамовыми твёрдые сплавами, которые в быту попросту назывались «победит». Но командование нашего Западного направления, да и Генеральный штаб, это ещё некоторое время определить не могли, вплоть до приезда маршала Г.И. Кулика, а за ним и Г.К. Жукова на это направление.

 

Это и является одной из основных причин, конечно, кроме численного и качественного превосходства немецких бронетанковых войск, поражения наших войск, в приграничном сражении, на Западном направлении в районе Минска. Да и не только на Западном, но и на других направлениях, вдоль всей 4,5‑тысяче – километровой границы СССР. То есть, большое преимущество сил и средств противника, в узкой зоне основного направления наступления, созданных на том участке фронта, которое выбирало немецкое командование и которое нашей разведке было трудно определить, ввиду скоротечности действий немецкого командования, как нападающей стороны.

 

Например, по авиации; а именно по боевым самолётам, немцы превосходили наши силы в 1,5 раза в общем, а на Западном направлении почти в 2 раза. На основных направлениях ударов, это превосходство было ещё большим. Тут хотелось бы сказать об общей путанице в количестве авиации с той и другой стороны. Германия к началу войны имела 20700 самолётов из них 10980 боевых машин. И здесь большинство авторов правильно выделяет наличие боевых машин. А что касается нашей авиации, то тут начинается полная неразбериха. Против германских боевых машин выставляется общее количество самолётов и не только боевых. При этом сюда же приписываются самолёты связи, аэродромного обслуживания, транспортные самолёты, самолёты управления. Сюда же сваливались самолеты, расположенные во второй и третей линии обороны и самолеты глубокого тыла, включая не только дальнюю бомбардировочную авиацию, но и гражданскую и даже сельскохозяйственную авиацию. Получалось, что против 10980 германских самолётов у нас в наличии было 30000самолётов. Всё это делалось или ввиду технической безграмотности авторов, а скорее для того, что бы обвинить Советское командование в неспособности руководить боевыми действиями, при таком, как им казалось техническом превосходстве. Отсюда исчислялись и проценты самолётов, оставшихся в боевом состоянии.

 

Возможно, некоторых авторов к этому толкали и данные приведенные министром обороны СССР – К.С. Тимошенко, на одном из заседаний Политбюро:

 

– У нас на Западе 150 авиационных полков. Тут конечно и могла разыграться любая фантазия, если отбросить его же уточнение.

– В пяти приграничных округах насчитывается 7133 самолёта, в том числе 1500 новейших.

 

При этом он не подразделяет расположение авиации по оборонительным линиям и не выделяет именно боевые самолёты. Запад здесь подразумевается до линии Днепра и Заднепровья. Но, и эти данные по состоянию и расположению боевой авиации были преувеличены, и давались в обще статистическом количестве, вне зависимости от их состояния, в особенности по расположению самолётов новейших конструкций. Здесь сказывается желание С.К. Тимошенко представить картину своей работы перед политическими органами в более красивом свете.

 

На самом деле, в первой линии прикрытия границы находилось 2500 боевых самолетов против 4000‑4500 немецких боевых машин. То есть немцы обеспечивали на основных направлениях ударов от 1,5 до 2 кратного и более превосходство и не только боевой авиации, но и всех сил и средств первой линии вторжения. Основные направления этих ударов, на всём 4,5 тысячном протяжении границы, конкретизировались в последнее время перед вторжением и уже в ходе самого вторжения. В этом и заключалась сущность внезапности нападения германских вооружённых сил. А вовсе не то, что правильно или неправильно, рано или поздно наше верховное командование смогло определить дату нападения. А главное мощность место и направление удара, которое для многих оказалось неожиданным. Однако это не снимает недоумения в ряде нелепых действий командования Западного фронта, во главе с генералом армии Д.Г. Павловым, усугубивших и так тяжелую ситуацию.

 

Исходя из письма Гитлера Б. Муссолини, которое сейчас известно, не говоря уже о письмах Гитлера И.В. Сталину и его бесед с В.М. Молотовым при официальных визитах, А. Гитлер в определении даты нападения на Советский Союз сильно колебался. Если говорить о письме Гитлера И.В. Сталину, которое впервые запустил на политическую арену И. Бунич, в одной из своих публикаций, и потом подтверждал наличие такого письма на пресс‑конференциях, не ссылаясь на источник, где оно находится. Откуда многие исследователи считают это письмо вымыслом, поскольку его оригинал до сего времени не найден. Но, так или иначе, оно правильно отражает все хитросплетения германской внешней политики в отношении СССР, которая проводилось разными органами в разное время и выразилось в такой концентрированной форме в виде этого письма, было ли оно в действительности или нет.

 

В письме Сталину он говорил, что характер расположения войск может толкнуть наших офицеров, которые исповедуют теорию « Блицкрига», подразумевая при этом обе стороны, на действия которые могут привести к столкновению. Вот почему С.К. Тимошенко неоднократно предупреждал генерала армии Д.Г. Павлова, как сторонника теории Тухачевского – теории «Упреждающего удара», или как его теперь называют «Контр – блицкрига», не поддаваться на провокации. Но, это же совсем не значило, что нужно не контролировать происходящие события. А тем более не создать полевого штаба управления войсками, который создавался при всех учениях, и под этим видом, всегда мог дать оправдание Павлову, что он никак не провоцирует столкновение, а просто проводит учения. Тем более что остальные командующие округов такие штабы создавали. Генерал армии Д.Г. Павлов ссылался:

 

– Вот мне говорили:

– Не паникуй, войны не будет.

 

Но при этом не говорил, а когда это происходило. Если в марте и мае, то да, по данным разведки, Гитлер приказа о нападении на Россию не подписывал. А шли телеграммы из Японии от Р. Зорге, ориентированные на анализ слухов и данных лиц, которые ввиду своего положения, вообще объективной информации иметь не могли. А если в июне, то начиная с А. Гитлера и кончая С.К. Тимошенко, а тем более И.В. Сталина, все ждали каких‑то событий на границе.

 

Ошибкой генерала армии Д.Г. Павлова, в области методологии командования войсками, или как его действия квалифицировало следствие:

 

– «Халатного выполнения своих обязанностей»,

 

А, как говорят многие:

 

– Это не халатность, это хуже – это преступление!

 

Было и то, что он разослал директивы войскам и прекратил контроль их исполнения, потеряв связь с войсками. Но и директива его войскам носила общий характер. Как говорил Павлов:

 

– Я отдал приказ действовать по‑боевому, и соответствующие директивы направил в войска. Правда он не говорит о том, что эти директивы он отдал, когда шли бои и никаких документов, кроме плана прикрытия границы, о конкретных действиях в войсках не было. Правда и «Плана прикрытия границы» было бы вполне достаточно, если бы он, начиная с марта месяца, несколько раз не переделывался и не пере утверждался, вплоть до начала событий на границе. Ситуация быстро менялась, а он конкретного управления войсками и изменения своих директив, по мере изменения событий, не производил. Но даже в этой ситуации большинству дивизий, «Плана прикрытия границы» для занятия боевых позиций и подготовки к отражению агрессии, вполне хватало. Конечно, для тех командиров, которые этого хотели и не перестраховывались и не имели тайных мыслей сотрудничества с врагом, или взглядов на войну согласно «Плана поражения» и теоретических взглядов Тухачевского.

 

Темой Рихарда Зорге, в анализе предвоенных событий, вообще можно было пренебречь, как мало эффективной. Если бы не Н.С. Хрущёв, который при визите во Францию ознакомился с материалами о Р. Зорге и раскрутил её в Союзе в пику И.В. Сталину, хоть и давно умершему, но вечно будившему его больную фантазию. Этим он потешал свою болезненную антисталинскую страсть. Ничего не хочу сказать плохого о Р. Зорге, как о разведчике. Он, выполнял свою функцию одного из зарубежных резидентов нашей разведки, которых, кстати, в разных районах мира, насчитывалось до 86 агентов и которые присылали свои данные по анализу предвоенной ситуации. Но, так или иначе, все эти разные сроки не состоявшихся нападений отражались на тревогах в войсках и притупляли бдительность. Каждый раз низовые командиры, да и не только низовые, не раз говорили о вероятности нападения:

 

– Говорят то, говорят, а его всё нет и нет. Возможно, и на этот раз пронесёт. Это и была ещё одна причина ощущения внезапности нападения. Что особо касается Западного округа:

 

– А, что если это будет не война, а крупная провокация, как тогда в войсках многие считали, то командующий округом не должен контролировать события. И должен бездействовать, и ждать когда какой‑нибудь немецкий солдат перебежчик, или ефрейтор сообщит ему эту новость, как будто у него нет своих армейских разведслужб, которые могут дать ему объективную информацию. И сидеть не просто одному, а вместе со штабными работниками в театре, как это делал генерал Д.Г. Павлов. А по его примеру те же действия производило и командование некоторых армий, например командующий войсками 4‑й армии Коробков и другие. А начальник штаба ЗапВО Климовских, чтобы избежать ответственности за какое‑то столкновение на границе, которое он предчувствовал и ожидал, вообще покидает штаб и отбывает в расположение 4‑й армии, того же А.А. Коробкова, который вслед за своим командующим Д.Г. Павловым наслаждается театральным зрелищем уже на своём уровне. Просто какая‑то театральная мания, вместо подготовки войск к боевым действиям.

 

И кто им давал такие указания. Да никто их им не давал, это какое‑то необъяснимое заблуждение. Тем более что 1‑й секретарь ЦК Белоруссии П.К. Пономаренко всё время выказывал свою озабоченность состоянием дел. А возможно это и можно объяснить остатками троцкистского заговора, или троцкистского характера мышления в стиле Тухачевского, как ожидания поражения войск, в приграничном сражении, с последующей сменой власти в Москве. Или созданием буферного по типу Украинского антироссийского прогерманского государства по аналогу 1‑й мировой войны, когда немцы создают марионеточное Украинское государство, усадив на престол Гетмана Скоропадского Павла Петровича. Вот тогда и понадобятся офицеры типа генерала Власова. Ну, раньше эту версию можно было отвергать как манию заговора, но сейчас она же осуществлена с успехом. Подтверждена её правомочность и в 1941 году германскими манипуляциями с Бандерой, правда ненадолго, так же как и в случае со Скоропадским и современным переворотом на Украине.

 

Этот вопрос до сих пор остаётся не понятым. Павлов имел уверенный авторитет в политическом руководстве, полученный им в период участия в Испанской и Финской кампаниях. Но, невзирая на это, находясь в существовавших трактовках событий предупреждающих о начале военных действий, Павлов Д.Г. на них не реагирует.

 

И вообще, как солдат перебежчик или вахмистр, или ефрейтор мог заранее определить дату нападения, когда командиры дивизий, вскрыв пакет «Дортмунд», узнали её только 20 июня, а довели его содержание до сведения своих войск либо вечером 20‑го июня, либо вообще 21 июня. И то эта информация давалась высшему командованию частей и соединений. А из послевоенной информации, исходившей от некоторых пленных немецких солдат, и вообще нижних чинов, можно было узнать, что эта тайна и дезинформация сохранялась вплоть до пересечения границы и начала боевых действий с войсками Красной Армии. И нижним чинам сообщалось, что они получили приказ идти в Индию, и что некоторые части немецких войск Советское руководство согласилось пропустить через свою территорию. Но этот солдат фигурирует во многих воспоминаниях на разных фронтах и активно муссируется, конечно, кинематографическим Г.К. Жуковым в пику И.В. Сталину, с подтекстом, что вот даже солдат перебежчик сообщает о дате начала войны, а И.В. Сталин ещё сомневается. Сталин И.В. знал эту информацию и всегда предупреждал Г.К. Жукова об осторожном подходе, когда он пытался сослаться на показания солдат перебежчиков. Вообще я не думаю, что в реальности такой доклад Г.К. Жукова мог иметь место. Скорее всего, он имел совершенно другую форму. Это если не пропагандистский то художественный вымысел. За последнюю неделю перед нападением границу с немецкой стороны нарушали 365 раз, а воздушная граница с января по июнь нарушалась 152 раза, и конечно не с рождественскими поздравлениями, а с заброской агентуры. Агентура шла и отдельными перебежчиками и целыми группами. И легенды у всех были разнообразные, а из тех которые попадали в руки пограничников, довольно распространенной была легенда о том, что вот я немецкий коммунист или антифашист и хочу предупредить Советскую сторону, неся ту или иную информацию, а вернее дезинформацию.

 

Против нас, – как говорил И. Зайченко, да и не только он, а и многие фронтовики и многие исследователи этого вопроса, – действовал, на разных направлениях, целый полк Абвера, полк «Бранденбург – 800». В задачу которого входила дезинформация противника, распространение паники и ложных слухов, нападение на объекты, сигнализация для прицельного бомбометания, и нарушение линий связи. И почему Г.К. Жуков и маршал С.К. Тимошенко, имея в своих руках и «Главное разведывательное управление Красной Армии» и «Управление контрразведки» не ссылаются на анализ всей ситуации, а ссылаются на информацию какого‑то одного перебежчика с уверенностью, что он не врёт.

 

Хотя эта информация, полученная, кстати, пограничниками, подчинявшимися НКВД, а в тот период эта организация имела свою разведку, которая активно действовала в приграничных округах, все допросы и переводы показаний пленного, за такой короткий период вообще до Г.К. Жукова и дойти‑то не могли. По правилам контрразведки такая информация, на самый верх, могла быть доложена только после тщательной проверки и перепроверки, а времени для таких действий явно не хватало. Либо Жуков Г.К. докладывал её без проверки, по слухам и телефонным звонкам, что на него не похоже, либо всё высшее руководство ждало радиограмм и сведений, полученных из германских штабов ОКВ и ОКХ, например, через агента « Дора», или какого‑то дублирующего варианта. А такую информацию быстро, с пылу с жару, получить, в общем‑то, и невозможно, поскольку агент «Дора» работал только на приём, как наиболее ценный агент, которого берегли и не хотели его разоблачения. Именно по этому, находясь в Дании, он сохранился до конца войны.

 

Он не работал на приём, и немцы не могли его запеленговать, а передавал свою информацию курьеру, который уезжал в третьи страны, например Турцию или Иран, и оттуда уже радировал в центр. Если даже эта агентура передала информацию к 12 – 18 июня, и она попала в ГРУ Красной Армии 18 июня, то у агента «Дора» и у связника на все операции по расшифровке, шифровке и передаче информации по назначению было всего 6 дней. Но это касается всех переговоров и мероприятий Гитлера перед принятием окончательного решения. А окончательное решение уже никакая стратегическая разведка не успевала передавать, за исключением фронтовой разведки ближнего радиуса действий. А вернее предположительное определение времени нападения на основе изучения передвижения и сосредоточения войск. Однако агент «Дора» всё‑таки прислал информацию, которая гласила, что нападение Германии на СССР, возможно, произойдёт через несколько дней. Вот такая неопределённая информация из которой точную дату нападения, а главное место и мощность первого удара никаким разведывательным органам, а вслед за ними и руководству определить было нельзя.

 

Правда здесь следует оговориться, что у Г.К. Жукова, как начальника генерального штаба, в подчинении, в тот период, была и контрразведка, которая могла получать информацию от разоблачённых ею немецких агентов. Но думать, что Г.К. Жуков мог остановиться только на этих данных маловероятно, при всей тщательности его характера, он, конечно, не мог не ждать обобщения данных всех разведслужб Советского Союза. В любом случае этот вопрос гораздо сложней, чем представленное публике нежелание

 

И.В. Сталина считаться с предупреждениями, каких – то мало информированных перебежчиков. И любая примитивизация событий, на потеху антисталинских элементов, совсем неприемлема в таком сложном деле.

 

В это время, в Генеральном штабе СССР, и начал готовиться приказ о боевой готовности к военным действиям. А простенький, обывательский вариант – один ефрейтор перебежчик сказал, а И.В. Сталин ему ещё и не верил, но Г.К. Жуков такой прозорливый и догадливый его убедил, может сшить только тришкин пропагандистский кафтан. Конечно в сказании, о ефрейторе перебежчике, можно сделать вывод о некомпетентности Г.К. Жукова, что маловероятно. Уж такие вещи, с его‑то опытом, он знал доподлинно. Но, скорее всего это либо авторская, либо пропагандистская легенда на потребу невзыскательной публики. А реальный генерал армии Г.К. Жуков так действовать не мог. Вот почему приказ, который составить и подписать нужно не более часа, находился в Генеральном штабе вплоть до конца дня 19 июня и даже начала 20 июня и, в общем, на разработку и отправку которого ушло почти двое суток. Жуков Г.К. ждал, ещё раз можно сказать, более обстоятельную информацию от агентуры разведки связанной с ОКВ и ОКХ Германии.

 

Только они, немецкие штабисты, готовившие приказ в войска о вскрытии пакета «Дортмунд», могли знать точное положение дел, а этот вопрос хранился в строгой секретности. И все разработчики его, как писал один из участников этого дела, в дальнейшем начальник отдела разведки штаба ОКХ – сухопутных армий Востока. В тот период он был ещё майор, а впоследствии генерал лейтенант – Гелен, в своей книге – «Серый генерал», тоже промелькнувшей в начале 60‑х годов, были строго изолированы Гестапо и находились в отдельном помещении в лесу.

 

Так, что из всего этого пропагандистский кафтан антисталинской, а вслед за ней и антисоветской, а в настоящее время уже и антироссийской пропаганды, не сошьёшь. Да и на день раньше или на день позже, или даже на неделю раньше это стратегического значения не имело. Войска были расположены согласно планам в три линии обороны на Ленинградском и Северном направлении и даже в пять линий обороны на Киевском направлении.

 

И строя, таким образом, оборону, никто конечно, о нападении на Германию со стороны СССР говорить не мог. Конечно кроме Резуна (Суворова), в изображённой им книге «Ледокол», и всевозможных Солонинных, которые в своих фантастических измышлениях, могли говорить о том, что Сталин И.В. только и думал, как бы напасть на Германию. И эти очевидные вымыслы шли даже в разрез с данными германской разведки, использованные почти всеми немецкими авторами, которые доказывали, что характер расположения войск говорил о том, что советское командование не помышляло о каком‑то превентивном ударе и нападении на Германию.

 

И.В. Сталин прекрасно понимал, что разгромить, либо остановить всю фашистскую, в то время, Европу можно только много эшелонированной обороной и если остановить нашествие, то где‑то на линии Днепра. Хотя Гитлер прекрасно зная обстановку на границе в письме Б. Муссолини фарисействовал, говоря о своих колебаниях, в вопросе начала войны против Росси и ссылался на возможный удар в спину, со стороны Советских войск. Но Гитлер не был бы Гитлером, если бы говорил иначе. Он знал состояние войск Красной Армии на начало июня 1941 года. Знал о появлении и испытании новых образцов военной техники, превосходящей германские образцы, и о несогласованности действий и отсутствии опыта в войсках Красной Армии. Он писал Б. Муссолини, что учитывая все недостатки современного состояния Советских войск, удар нужно нанести только сейчас. Через год два, все эти недостатки будут отработаны и устранены, а новая техника войдёт в массовое производство и тогда нападать на Россию будет уже поздно.

 

Если изображать Гитлера в виде тупоумной крысы прогрызающей «Пакт о ненападении», то можно говорить «ах», как И.В. Сталин и всё верховное командование, не смогли разгадать такие простенькие замыслы. А если говорить о Гитлере, как о хитроумном аналитически развитом, хоть и жестоком и коварном противнике, кстати, в отличие от наших либеральных авторов, хорошо, знавшем третий пятилетний план Советского Союза, в крайнем случае, ему докладывали о развитии и возможностях Советской промышленности. То можно говорить, что он выбирал время и направление удара, в том числе если не главного удара, то основных направлений ударов и конкретных точек их приложения. И какой бы вариант защиты мы не применяли, кроме много эшелонированной активной обороны, а сплошной линии обороны вдоль всей границы создать было невозможно. Наша граница это ведь не «Линия Маннергейма» и не «Линия Мажино», которую Гитлер всё равно обошел, как бы Франция её не укрепляла. Гитлер всё равно находил наиболее уязвимые и наименее организованные места, например, «Белорусский Особый военный округ», и наносил удар, агрессивный и коварный на уничтожение.

 

Ну, а что же взбудоражило Гитлера, который в начале 1941 года, вполне реально собирался нанести удар по Англии. Что заставило изменить направление удара, когда основные немецкие военные аналитики и разведчики начиная, с Х. Гудериана и кончая начальником генштаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера, не говоря уже о разведке Ф. Канариса, говорили об оборонительном характере всех строящихся укреплений и оборонительном характере расположения войск Советского Союза. За исключением «Белостокского выступа» и стягивания и централизации танковых подразделений, пулемётных рот и артиллерии в лагеря, конечно под видом учебных мероприятий, инициатором которых был генерал Д.Г. Павлов, в Белорусском Особом военном округе. Это конечно на протяжении всей границы решающего значения не имело.

 

Но грамотному военному аналитику было ясно, что генерал армии Д.Г. Павлов, вероятнее всего, пытается создать танковые корпуса, которые он в своё время и предложил расформировать, артиллерийские дивизии и пулемётные батальоны. Что с учётом расположения войск в «Белостокском выступе» могло быть использовано немецкой стороной, чтобы расценить эти мероприятия как подготовку упреждающего удара и дать козырь в руки Гитлеру в его демагогических заявлениях об опасности превентивного нападения Советского Союза на Германию. Многие его, генерала Павлова Д.Г., критиковали за этот шаг, поскольку он оставил стрелковые дивизии без танковой поддержки и ослабил их артиллеристскую и пулемётную защиту. Но другими намерениями эти его действия, на фоне ряда его нелепых действий, трудно объяснить. Теоретически, возможно, в этом вопросе он был прав. Оставлять корпусную структуру из танков Т‑26 и Т‑28, броня которых пробивалась крупнокалиберными пулемётами, вооруженными бронебойными боеприпасами, было опасно. Возможно, лучше было их передать в группы танковой поддержки дивизий и использовать при действии из укрытий. А когда начали появляться танки Т‑34 и КВ и крупнокалиберная противотанковая артиллерия, которая была способна в первых рядах атакующих машин прикрыть своей броней и огнём танки Т‑26 и Т‑28, сохранив их для действия против пехоты противника, такая структура стала иметь смысл.

 

Но генерал Д.Г. Павлов, ни то, ни другое, не довел до логичного завершения, тем более что свои действия он обосновывал утвержденным Генштабом планом учения войск. Стрелковые дивизии приняли бой в ослабленном состоянии, а танковые корпуса были не готовы к бою, ни организационно, ни материально. И только уже во второй стадии приграничного сражения, когда на Западный фронт прибыли маршал Г.И. Кулик, а за ним и Г.К. Жуков они стали бросаться в бой для фланговых атак противника. Так, что «упреждающий удар», был модный и распространённый характер военного мышления в период теоретического господства М.Н. Тухачевского. И он ещё надолго оставался в военных умах. Такой характер мышления, который самим Тухачевским, впоследствии, был признан как «План поражения». Называли его ещё и «Контр – блицкригом», невзирая на то, что его авторов Гамарника и Тухачевского уже не было в живых. Но идея «упреждающего удара», в военных умах, оставалась вплоть до пятидесятых годов. В общем, эта идея имеет право на жизнь, но её применение это искусство, зависящее не только от сил и средств, противостоящих сторон, но и от политико‑экономических последствий такого шага.

 

И я это хорошо помню из своих занятий по тактике на военной кафедре нашего машиностроительного института, когда полковник Орлов, в период наших военных игр на макетах и картах, усиленно проповедовал идею «Упреждающего удара». И приходил в неистовый ажиотаж, если ему кто‑то доказывал, что если противник обладает преимуществом в силах и средствах, то лучше измотать его в обороне, а потом, учитывая реальные условия, перейти в наступление. Упоминать эту теорию, как теорию И.В. Сталина, в тот хрущевский период, было конечно опрометчиво, но ссылки на Марксизм‑Ленинизм всё равно не давали результата. Полковник Орлов входил в раж и кричал:

 

– Я прополз по‑пластунски на животе от Сталинграда до Берлина и лучше знаю теорию «Упреждающего удара».

 

Как раз тогда, на Ближнем Востоке, разворачивалась тройственная агрессия против Египта. Советское правительство выступило с серьёзными предупреждениями, а полковник Орлов входил, в раж предчувствия «Упреждающего удара», в котором ему так и не удалось участвовать в 1941 году. Многие военные командиры среднего звена и тогда, да и сейчас, мыслят категориями тактических преимуществ упреждающего удара, и мало уделяют внимания стратегическим последствиям принимаемых решений. Ещё тогда, играя на макетах и картах за командира мотомеханизированного батальона с танковыми и артиллерийскими средствами усиления, я понял, как И.В. Сталину было тяжело сломить этот стереотип военного мышления и заставить войска драться в обороне за каждый, сколько‑нибудь значащий, промышленный и политический центр. При этом, используя его городские ресурсы в живой силе и технике, и материально техническом обеспечении, а не строить планы контрударов в поле, не занимая укрепрайонов. Это и произошло не только под Минском, а и под Смоленском, когда немецкие войска, по свидетельству офицеров танко‑механизированной группы Гудериана заняли, хорошо укреплённые предмостные полевые укрепления, без единого выстрела и не занятыми нашими войсками.

 

Кстати, в своё время, генерал армии Д.Г. Павлов и был поклонником этой идеи упреждающего удара. И его пассивность перед нападением Германии объяснялась им самим в воспоминаниях 1‑го секретаря ЦК Белоруссии П.К. Пономаренко. Павлов говорил ему, тогда когда он сомневался в правильности расстановки войск.

 

– Пусть только тронут, мы так им дадим, нанесём такой ответный контрудар, что им мало не покажется.

 

Правда, произнося такие патетические речи, генерал армии Д.Г. Павлов никаких мер, для укрепления предположительно задуманной им структуры в учебных военных лагерях, не проводил. И эти действия до сих пор вызывают удивление. Это человек имевший опыт двух, хоть и не совсем на германском уровне, но всё же, вполне современных войн, и говорить о его неопытности сравнивая с выдвиженцем Троцкого, и сторонником Тухачевского – Гамарником, вместе с ним планировавшего захват власти военными, и вспоминать:

 

– Вот если бы не репрессии, вот если бы Гамарник, нет никакого смысла.

 

Многие либеральные авторы, здесь, высказывают сомнение в реальности заговора Тухачевского, но от письма Троцкого из Алма‑Аты, ещё 21 октября 1928 года, в котором он призывал к военному перевороту,– никуда не уйти.

 

Вот почему, наверное, Д.Г. Павлов и не исправил расположение войск, оставшееся после Гамарника в «Белостокском выступе». Которое показало, что в случае военных действий, скорее всего, это окажется ловушкой. В таком состоянии войска были не готовыми ни для контрудара, ни для обороны. В общем, действия генерала армии Д.Г. Павлова сплошной конгломерат не понятых до сего времени загадок. Если считать, конечно, его полностью реабилитированным, а если он, всё – таки, виновен, то в чём и как, невзирая на решение трибунала о его виновности и его внесудебной реабилитации, говорящей о том, что он не виновен.

 

Все эти рассуждения отвечали засевшей в умах идее Тухачевского «Контр – Блицкрига». И второй его же идее, что Гитлер, не разгромив Англию, на Россию не полезет, которую почему‑то приписывают И.В. Сталину. Тухачевский вообще считал, повторяя в этом вопросе Л.Д Троцкого, что А. Гитлер дальше Украины и Белоруссии не двинется. Эта мысль, копирующая 1‑ю мировую войну, как аналога, была основой плана его военного переворота. А его увлечение пяти башенными танками, которых, к счастью, выпустили всего 550 штук, гигантоманией в самолётах типа ТБ‑3, идеей создания 100000 бронированных автомобилей и тракторов, что говорило о его технической безграмотности. Мощности двигателей и прочности ходовой части, этих машин не хватит, чтобы выдержать броню и тяжелое вооружение. И его авантюризма в Варшавском сражении, и во всей «Польской компании»; вообще говорило если не о его недалёкости, то о некомпетентности и авантюристичности, уже точно. И вздыхать либералам и сейчас, вот если бы Тухачевский, то всё могло пойти иначе, – не имеет под собой никакого основания. При этом эти люди ссылаются на его мнимый опыт в 1‑й мировой войне, тогда когда он, подпоручик царской армии не кончавший академий, с 1915 года и до конца войны, пробыл в немецком плену. Нет, господа хорошие, было бы ещё хуже. Войну мы бы проиграли. А. Гитлер не стал бы играть в шахматные игры с Тухачевским, а раздавил бы его как муху, тем более, если бы он сконцентрировал все имеющиеся на тот период войска на границе.

 

Так, что о возможном нападении Германии, не военные убеждали И.В. Сталина, а И.В. Сталин, на выпуске офицеров «Академии генерального штаба» 5 мая 1941 года, убеждал военных. В основном это были общевойсковые командиры, которые чисто арифметически подсчитывали количество танков и самолётов, и не могли учесть их тактико‑технических характеристик и технического состояния. И о таком положении дел вспоминал не один участник военных действий и не один исследователь вопроса. А уже о литераторах и пропагандистах, вплоть до настоящего времени и говорить нечего. Склонностью к шаблонному и стереотипному мышлению и сейчас страдают многие, и даже военные руководители.

 

К тому же вызывает удивление, подготовка маршалом А.М. Василевским плана упреждающего удара, о котором мы уже говорили, правда, носившего характер весьма схематичного, чернового варианта развития событий, имевшего вид его личных впечатлений. Все эти годы об этом не говорили, поскольку это не носило, какого ни будь официального характера и говорилось, что у нашего военного руководства даже мысли такой не было. А оказывается идея Тухачевского, такая соблазнительная.

 

– Вот нападём первыми, получим тактическое преимущество, расстроим планы противника, пусть ненадолго, а там глядишь и перемирие, и мирный договор с частичными уступками Германской стороне. С одной стороны, эти деятели мыслили по принципу Хасана и Халхин–Гола, или по принципу Финской кампании, и не военным, а И.В. Сталину приходилось их отрезвлять и ставить на реальную почву. И именно И.В. Сталин в его беседах с военными говорил:

 

– Армия, которая не умеет обороняться и отступать, обречена на поражение.

 

И не военным, а И.В. Сталину, опиравшемуся на данные проверки состояния вооруженных сил, приходилось отвергать этот план, и сосредотачивать внимание Генерального штаба на обороне государственной границы. То есть либеральная пропаганда, чтобы только обвинить И.В. Сталина, беззастенчиво переворачивала вопрос с ног на голову. А эта проверка состояния вооруженных сил, говорила о том, что в своём большинстве в Красной Армии преобладает, хотя и недавно разработанная, но по новым меркам, уже устаревшая военная техника. Новая техника, начавшая поступать в войска, ещё требует доработки и в особенности страдает подготовка кадров, обладающих боевым опытом использования новой техники. И, вообще, страдает подготовка кадров всего командного состава, на новые условия ведения войны.

 

Мы сейчас легко говорим об устаревшей военной технике и совершенно не осознаём, а как быстро происходило её развитие и старение. Та техника, которая с 1935 по 1937 годы считалась вполне современной, в 1940 году уже считалась устаревшей. Вот каковы были темпы технического развития в Советском Союзе, о которых, в наше время, мы можем только мечтать.

 

А если все эти выступления дошли до Гитлера и вызвали его эмоциональную реакцию. Кто может гарантировать, что германской агентуры ни в ЦК, ни в Генеральном штабе не было, чего мы и до настоящего времени не знаем. У нас же была агентура во всех сферах высшего германского командования. И эта идея, которую раздувала и нашептывала Гитлеру английская разведка, могла стать одной из причин толкнувших Гитлера на изменение своих планов в определении сроков нападения на Советский Союз. Конечно, основной причиной остаётся не только состояние и перевооружение Красной Армии, о котором мы уже говорили, а и стремление Гитлера к мировому господству, в плане его политической доктрины, и интересов германского милитаризма. Сопутствующих причин, возбуждавших взрывную нервную систему фюрера, кроме того, было ещё много факторов. И на этом свойстве его характера играли Западные державы.

 

У Тухачевского была идея, что когда приграничное сражение будет проиграно, то по принципу свержения царя Николая–II, И.В. Сталин и его члены Политбюро будут отстраненны от власти. Эту идею усилено муссировал за рубежом и Л.Д. Троцкий. К власти придут военные, во главе с Тухачевским, и конечно пригласят «светоча» мировой революции Л. Троцкого. Он сможет заключить договор с немцами и двинуть свои войска совместно с ними против английских интересов. Абсурдность этих идей, как идей самовлюблённых павлинов, нечего и доказывать, они очевидны. В 1941 году такой ситуации уже не было и генерала Д.Г. Павлова можно было обвинить только в инерционности мышления и неорганизованности, так сильно усугубивших ситуацию на Западном фронте. Хотя некоторые исследователи продолжают считать, что это было, всё‑таки, предательство, которое И.В. Сталин не стал афишировать, чтобы не раздражать военные круги, с которыми ещё нужно было вести войну.

 

Что касается Западного направления и «Западного Особого военного округа», то шло много разговоров о неготовности войск первого эшелона в предвоенное время. Правда, эти разговоры уже шли в послевоенный период в попытках объяснить неудачные действия в начальный период войны. Но к большинству дивизий прикрытия границы, это также отношения не имело, – говорил Иван Иванович Зайченко, – как непосредственный участник событий этого периода. Второй вопрос состоял в том, что в первом эшелоне прикрытия границы реально было сосредоточено около 70 дивизий, по некоторым данным 77 дивизий. И это на всей её протяженности и не только ЗапВО, а во втором эшелоне на старой границе порядка 30 ‑36 дивизий. Остальные войска располагались на предварительно намеченных линиях обороны, во внутренних округах и на линии Днепр – Донбасс. Эта оборонительная линия, состоящая из железобетонных укреплений, строилась в течение 11 лет. И её в последующем начали называть «Линия Сталина». И это количество войск во всей Западной части страны не превышало, в общей сложности, 2,7 миллиона человек. А либеральные вымыслы и вся антисоветская пропаганда, кричавшая о 5‑ти миллионной армии и даже о 6‑7 миллионах солдат, всегда оставались вымыслами вплоть до конца 1942, начала 1943 года или даже 1944 года. Тем боле, что сам Гитлер приводил данные численности Советских войск на восточном направлении порядка 2,5 миллиона человек. А строя планы разгрома Красной Армии ему никак нельзя было впадать, в узком военном кругу, в вымыслы и мистификации. Военные специалисты сразу же могли остановить его, назвав вымышленные цифры нереальными и выступить против нападения на СССР, тем более и так, до последнего момента, не все военные, включая шефа разведки Канариса, выступали за нападение на СССР.

 

Такой порядок расположения войск доказывал Гитлеру, что удар в спину мы не собираемся наносить, а во вторых отражал реальный план верховного командования СССР, говоривший о том, что сосредоточение всех сил на новой границе результата не даст. На первой линии обороны, в приграничном сражении, мы одержать, на тот период, победу не сможем, но увеличим возможность окружения войск и окончания войны, если не за две недели, как планировалось Гитлером, а в достаточно короткий период. Ещё в первом варианте плана «Барбаросса». А. Гитлер, во всех своих выступлениях, говорил:

 

– Надо не дать русским увести свои войска на громадные российские просторы. И подчеркивал, что крайний срок разгрома Красной Армии не более 3‑х месяцев. В период подготовки военных действий и немецкая разведка, в особенности те её деятели, которые были связанны с английской разведкой, да и сама английская разведка, чтобы возбудить фюрера всячески преувеличивала и количество войск, которыми обладала Красная армия в начале 1941 года, и количество войск сосредоточенных в первой линии прикрытия границы. Это и рождало первоначальный вариант планов фюрера о разгроме Красной Армии в течение двух недель уже в приграничном сражении.

 

И до настоящего времени бродят идеи, которыми насосались либералы и малограмотные обыватели, начитавшись пасквилей Резуна, по кличке Суворов, Солонина, Солженицына и пасквилянтов более мелкого масштаба, модных в начале Горбачевской перестройки. На это, конечно, можно было не обращать внимания, как на выпады, давно ушедшие в историю, но нет – нет, то тут, то там – либералы, представляющиеся детьми войны, начинают распространять и доказывать эту лживую пропаганду, рассчитывая на молодежь и лиц далеких от происходивших событий. И это бы было ничего, если бы эти фантастические вымыслы периодически не появлялись на телевидении и не будоражили умы людей, интересующихся историей Великой Отечественной войны.

Тут можно вспомнить и о предвоенном докладе К.С. Тимошенко на политбюро, который мог дать некоторые основания для такой трактовки событий при их иезуитском подсчете в искаженном виде. И, что же делали эти люди, желая толкнуть Гитлера к войне с Россией и исказить всю её послевоенную трактовку. Нарком доложил:

 

– Отмобилизовано 303 дивизии расположенные на Западе. И тут может разыграться фантазия недобросовестных авторов и провокаторов военных разведок. Достаточно это количество дивизий умножить на численность германских дивизий с приданными подразделениями, которые составляли от 16 до 20 тысяч человек и получим цифру численности советских войск более 5миллионов человек. А если их ещё и расположить на германской границе, при этом сославшись на данные С.К. Тимошенко, вот и стряпня, для возбуждения фантазии Гитлера и послевоенных современных пропагандистов черного пиара, вполне готова. Им, конечно, не нужно анализировать эти данные дальше.

 

А дальше С.К. Тимошенко приводит данные о том, что на Западном направлении было расположено 120 стрелковых дивизий. И сейчас как мы уже знаем, и мы об этом уже говорили, что они были расположены как минимум по трём линиям обороны, тогда конечно это было секретом и С.К. Тимошенко об этом детально говорить не мог. А остальные дивизии – это были авиационные, танковые и другие дивизии обладающие совсем иным численным составом. Если говорить о численности войск каждой пехотной дивизии, которые в период Тухачевского составляли около 7 тысяч человек, не имевших приданных подразделений. И учесть, что Сталин критиковал эту позицию Тухачевского, вообще, как предательскую, требуя увеличения численности дивизий хотя бы до 10 тысяч человек. И это увеличение шло ускоренными темпами в 1939‑1940 годах, в период бурного развития Красной Армии. Такие дивизии создавались, но многие из них к периоду начала военных действии, а именно не много, не мало – 144 дивизии, к периоду апреля 1941 года составляли численность несколько больше 8‑ми тысяч человек.

 

И тут, конечно, не только вопрос привлечения мобилизационных людских ресурсов, а и возможности промышленности в освоении производства и поставках новой техники, которое хотя и шло невиданными дотоле темпами, но требуемого уровня борьбы с германским агрессором, опиравшимся на всю Европу, никак не достигало. И достичь штатной величины численности дивизий в 14,5 тысяч человек было довольно трудно. Можно было легко утвердить такую численность, как штатную в Генеральном штабе, но оснастить её не просто вооружением, а новейшим вооружением было конечно проблемным вопросом. Легко конечно либеральным критикам начать манипулировать такими цифрами, но стать на реальную почву им никогда не позволяла, стоящая перед ними задача, либо дискредитация отдельных руководящих личностей, либо дискредитации всей системы.

 

– Данные по авиации, представленные С.К. Тимошенко, вообще соответствуют приведенным нами данным, 2500 самолётов, расположенных в первой полосе обороны, при общем числе авиации 7133 боевых самолёта, в том числе несколько преувеличенные данные в 1500 единиц, по числу самолётов новейших конструкций. Конечно, эти данные представлены без дальней бомбардировочной авиации, вообще расположенной во внутренних округах страны и авиации ВМС. Это же можно сказать и о танковом парке боеготовых машин, расположенных во всех округах, включая Западный округ, состоявшем из 18691единиц бронетехники. Реальные же цифры всех бронемашин между старой и новой границей не превышали величины 11 ‑13,5 тысяч машин. Но здесь министр обороны не говорит об окончательно не решенной структурной организации танковых войск, наличии большинства машин устаревших конструкций и несколько преувеличенного количества, якобы боеспособных машин, на самом деле уже выработавших свой мотто‑ресурс, которые можно весьма условно назвать боевыми машинами и машин находящихся в ремонте. А это количество существенно уменьшало количество боеспособных машин. И эти машины держали в частях и не списывали на металлолом, используя их как источник запчастей в ремонтных целях.

 

Но хотя Семен Константинович приводит цифры количества новых танков, поступивших в войска: КВ и Т‑34, соответственно 549 и 1105, но не говорит, что большинство из них проходили стадию полевых и боевых испытаний перед постановкой их на серийное производство. А, тем более, экипажи которых тоже находились в стадии освоения новой техники, и достичь требуемого мастерства к периоду начала военных действий никак не могли. И ещё он не говорит о характере их сосредоточения, что особенно важно для анализа первых недель боёв в приграничном сражении. Кроме того он не даёт данные о том, что в плане производства новейших машин на период 1940 года их было не более 600 штук. Он больше говорит о перспективном планировании выпуска боевых машин новых конструкций. А то, что наши танковые корпуса находились в стадии формирования, Г.К. Жуков тогда тоже умалчивал, а говорил об этом в своих воспоминаниях уже в период послевоенного анализа ситуации.

Вот по всем этим причинам Гитлер в письме Муссолини и утверждает, что любое дальнейшее промедление в моменте начала войны против России будет смерти подобно для Германии. Он нападающая сторона, и Он выбирает момент и направление начала агрессии. Тем более, нам неизвестно, кто и как готовил его к принятию этого решения, но он был убеждён, что на Германских границах находятся все наличные русские войска. И считал, что момент для нападения созрел. На самом деле, на первой линии прикрытия границы находилось приблизительно прядка 690 тысяч сухопутных войск, во второй лини обороны на старой границе около 390 тысяч войск и во внутренних округах Европейской части страны, включая линию Днепр‑Донбасс, порядка 1,7 миллиона человек. Так, что мысль о разбежавшихся пяти миллионах солдат и офицеров за первые две недели боёв, липа о которой вероятно не следовало бы и говорить, но либералы вынуждают. Немцы же в первой и во второй полосе нанесения первого удара сосредотачивали от 3,5 до 4 миллионов человек.

 

– План прикрытия границы не только на «Юго‑Западном», но и в «Западном Особом военном округе» тоже имелся. Но как мы узнали, уже после войны, что в последнем варианте, как говорили многие её участники, он много раз переделывался и переутверждался, командованием округа. Правда, данные Генерального штаба говорят о том, что февральский вариант, этого плана, всегда оставался в силе. Не знаю, по вине ли командующего округом генерала армии Д.Г. Павлова или нет, но он был якобы окончательно утверждён к концу мая 1941года. И, невзирая на всю эту военно‑бюрократическую суету, большинство дивизий прикрытия границы на Западном направлении, тоже в установленные нормативами сроки, были приведены в боевую готовность, и заняли свои позиции на заранее подготовленных учебных полигонах, как тогда их трактовали, достроенных и недостроенных укрепрайонов. Ещё бы не привести дивизию в боевое состояние, когда пограничники уже ведут бои на границе. А, норма времени для приведения в боевую готовность мотомеханизированной и пехотной дивизии составляла 3 часа 47минут, но приходится ещё раз за разом об этом говорить, поскольку до сих пор стоит звон о нехватке времени для приведения дивизий в боевое состояние.

 

Что касается пограничников и пограничных войск НКВД, то Л.П. Берия приказ «О занятии укрепрайонов на границе» отдал своевременно 21 июня. Аналогичный приказ отдал и командующий Юго‑Западным направлением генерал Кирпонос. Что касается обвинений в адрес И.В. Сталина о несвоевременности распоряжений, то это является явным вымыслом. Во‑первых, в этот период И.В. Сталин, не будучи главкомом вооружённых сил, решал проблемы политического характера, а чисто военные проблемы оставлял военным профессионалам. Тем более что Сталин И.В. ещё 18 июня дал указание Генеральному Штабу отправить директиву войскам о готовящемся нападении. И.В. Сталин был назначен народным Комиссаром обороны только с 19 июля 1941 года. Но, тем не менее, ему приходилось постоянно оказывать содействие Генеральному штабу и его руководителям в выполнении их святых обязанностей.

 

А почему именно 18 июня? А потому, что первые достоверные сведения, о готовящихся приказах, о нападении, со стороны Германии, от агентов стратегической разведки Старшины и Корсиканца, либо через Л.П. Берию либо через Меркулова, к этому периоду подчиненность агентуры бала расчленена на разведку НКВД и разведку НКГБ, были получены 17 июня 1941 года. И.В. Сталин дал указание о перепроверке этих донесений, но отреагировал на эти сообщения тут же. Генеральный штаб тоже своевременно оповестил войска, но второй вопрос – как оперативно войска исполнили это указание, и каково было качество подготовки войск. Все эти приказы распоряжения и уведомления, так или иначе, дублировали план прикрытия границы и заостряли внимание войсковых командиров на этом вопросе. Не сделал это своевременно только командующий Западным направлением генерал Д.Г. Павлов. Его директива запоздала и пришла в войска, когда уже шли бои. Но это вовсе не значит, что войска не занимали боевые позиции. Большинство дивизий этого направления, всё‑таки, заняли боевые позиции, согласно плану прикрытия границы. Правда сделали это не все подразделения и не все его провели с нужным качеством сосредоточения и развёртывания войск, и подготовки укреплённых районов к боевым действиям. Вот именно на этих подразделениях сосредотачивала своё внимание вся антисталинская, и антисоветская пропаганда, выдавая эти части за состояние войск на всём протяжении Советской границы. А неудачи этого направления связанны совсем с другими причинами.

 

Генерал армии Д.Г. Павлов арестованный контрразведкой, которая в тот период подчинялась Генеральному штабу и этот, и другие аресты производились с санкции уже Главкома маршала С.К. Тимошенко, и начальника Генерального штаба Г.К. Жукова. Она же, эта контрразведка, проводила и предварительное следствие.

 

– Не знаю, как в дальнейшем было построено это дело,– говорил Иван Иванович.

 

Возможно, оно и было передано в НКВД, и им занимался Л.П. Берия. Но то, что начало этого дела принадлежало армейскому руководству, возможно действовавшему согласно требованию И.В. Сталина, о наведении порядка среди фронтового управления, и принятия адекватных мер, согласно сложившейся ситуации, было вполне реально. Конечно, в последующие годы и Д.Г. Павлов и работники его штаба были реабилитированы, но от странных событий, происходивших на Западном фронте в последние предвоенные и первые военные дни, всё равно никуда не уйдёшь. И, С.К. Тимошенко в последние предвоенные дни, в своих беседах с командующими фронтов предупреждал, что никакой паники поддаваться нельзя. Паника, и паническое бегство войск, это был один из приёмов Германской военной доктрины и ничего другого С.К. Тимошенко, в эти предвоенные часы, от командующих округов требовать не мог, как бы ни расставляли акценты кинематографические авторы, да и не только они.

 

Если ряд командующих округов, создали полевые штабы и наладили соответствующую связь с войсками. Пусть под видом учебных действий, тайно, чтобы не будоражить немецкое командование, которое предъявляло свои претензии, мотивируя опасностью удара со стороны Советских войск в спину, используя фактор войны Германии с Англией. О чем неоднократно говорил Гитлер. Он эти претензии, предъявлял при встрече с Молотовым. И в письме, направленном И.В. Сталину. Которое, якобы было доставлено бомбардировщиком Ю‑82, приземлившимся на одном из стадионов Москвы. Многие потом использовали этот факт, как доказательство бездействия и неготовности к войне советской авиации. Но скорее всего, верна первая версия, доставки секретного послания, и этот самолёт был пропущен противовоздушной обороной по секретной договоренности. Он был переоборудован как дальний бомбардировщик – разведчик, для выполнения такого задания, поскольку германская авиация дальних бомбардировщиков большого радиуса действия не имела. Но возможно это и легенда, запущенная ещё Судоплатовым после освобождения из тюрьмы, в которую он попал за связь с Л.П. Берия в хрущёвский период. Он был досрочно освобожден по распоряжению Хрущева, но от него требовали ряд сведений, из которых можно было слепить какую‑то антисталинскую пропаганду.

 

В этом письме фарисейски, но довольно искусно, Гитлер убеждал И.В. Сталина в том, что он против разжигания мирового конфликта, и всячески старается сдерживать войска от активных действий. Поэтому, Сталин И.В. и говорил:

 

– Границу не переходить, на провокации не поддаваться.

 

Но это, же вовсе не значило, что нужно отбросить планы прикрытия границы и сидеть в полном бездействии. Тем более, как говорил маршал А.М. Василевский, до получения приказа от 21 июня 1941 года, все военноначальники были предупреждены, в устной форме, что им необходимо быть готовыми к немедленным действиям. Командующие округов не теряли контакта с войсками. А проверяли их состояние, находясь на связи с соответствующими штабами. А генерал армии Д.Г. Павлов, этого не делал и его дежурный по штабу долго искал, чтобы вручить приказ, поступивший из центра. И как оправдать его действия, когда он в театр, где он находился, провел телефон и разговаривал, конечно, не со Сталиным И.В., а с Тимошенко С.К. и совершенно не зная положения на границе и в войсках. Он говорил, что держит события под контролем, а на границе и в войсках всё покойно. Что это как не дезинформация верховного командования, умышленная или по халатности, уже не имеет значения. А в это время немецкие диверсионные группы уже разрушали связь с основными соединениями округа. Если бы он обзванивал свои части, то разрыв связи сразу бы насторожил его, и не поднимая конечно паники, он бы принимал какие‑то меры. А либеральные критики стараются оправдать такое поведение, чтобы свалить всю вину на И.В. Сталина. По их разумению Сталин, не будучи ещё даже главкомом, а не то, что верховным главнокомандующим, должен был бегать по казармам и кричать, как ротный старшина.

 

– Рота, подъём, боевая тревога. Вы, что не видите, пограничники уже ведут бой, а вы тут почему‑то в зимней нижней одежде, бегаете по казарме и ждёте каких‑то указаний Верховного командования, когда у вас есть приказ о плане прикрытия границы. Кстати, Л.П. Берия своевременно отдал приказ, пограничным частям и войскам НКВД о возможном нападении.

 

Будет война или её не будет, в смысле масштабов вооружённого столкновения с противником, это второй вопрос, Но любой командир даже в мирное время, должен быть на чеку, а время тогда было тревожное. И он должен был содержать дивизии прикрытия границы в боевой готовности, согласно всё тому же плану прикрытия. И ни каких дополнительных указаний и приказов, кроме плана прикрытия границы, ему было ненужно. И сколько бы либеральные критики не говорили, что генерал Д.Г. Павлов чего‑то боялся, боялся каких‑то репрессий, это голый вымысел. Во‑первых, генерал Павлов Д.Г. считался довольно смелым командиром, участником Испанской и Финской кампаний, а во‑вторых, такое поведение он навязывал и остальным военачальникам и генеральному штабу. И, как раз, он это делал, а не наоборот, якобы это ему навязывало центральное руководство страны и армии. Каковы психологические корни этого явления, до настоящего времени, полностью не ясны. Но, на состоянии ЗапВО, или даже отдельных её частей, и ошибок Д.Г. Павлова, нет смысла концентрировать внимание, выдавая их за состояние всех округов и флотов. Это конечно прием чисто пропагандистский, концентрации внимания на том или ином отрицательном аспекте, в данном случае на действиях генерала Д.Г. Павлова. Например, на Юго‑Западном направлении, на ряде других участков фронта, а также на флотах, войска были более своевременно подготовлены к бою.

 

Да окончательная директива войскам о нападении Германии была отправлена в округа 22 июня 1941 года в 00. часов 30 минут. И тут либеральные пропагандисты, конечно, могут взвыть от удовольствия. Как же их постулат о позднем определении момента нападения восторжествовал. Но это можно сделать, сосредоточив внимание публики на этом факте, отбросив всё развитие событий. И тут же возникает вопрос, что письменная директива по тем или иным причинам могла задержаться. Но И.В. Сталин отдал распоряжение Генеральному штабу о готовящемся нападении 18 июня и почему Жуков Г.К. и Тимошенко С.К. не обзвонили тут же округа, и не отдали приказы и распоряжения в устной форме, а потом уже занялись проверкой достоверности сообщения разведки. Тем более что уже с 18 по 19 июня лично И.В. Сталин, хотя это не было его прямой обязанностью, это сообщение разведки довёл до сведения командующих флотов и командующего Московским военным округом. И меня всю жизнь мучил один и тот же вопрос, а что же Жуков Г.К. и Тимошенко С.К., почему‑то они молчали в этот тревожный период.

 

Но уже позже я узнал, что был проведен опрос всех генералов и командиров частей и соединений о том, когда они получили первые приказания о приведении войск в боевую готовность и о возможном нападении Германии. И все они заявили, что такое распоряжение они получили с 18 по 19 июня 1941года. Правда это заявили командиры всех округов и направлений кроме Западного направления, опять же того, где командовал генерал Д.Г. Павлов. А некоторые из них говорили, что вообще обо всём узнали из сообщения по радио сделанных В.М. Молотовым. Ну, тут явный подтекст оправдания за неудачные военные действия в начальный период войны. Они не могли не знать обо всех планах прикрытия границы, которые сами же составляли. Д.Г. Павлова уже нет, оправдываться уже некому и можно всю вину за свои неумелые действия свалить на Д.Г. Павлова. Но Г.К. Жуков тоже заявлял:

 

– Мы с Тимошенко С.К. говорили на эту тему со всеми командующими округов, в том числе с Ф.И. Кузнецовым, Д.Г. Павловым и М.П. Кирпоносом, и у меня отлегло от сердца, что наших прославленных полководцев Жукова и Тимошенко тоже не в чем упрекнуть, в беспечности и безответственности. А что же те, которые ничего не знали и ссылались на речь В.М. Молотова по радио о начале военных действий. Они же военные специалисты, что они не знали, о Советском мобилизационном плане МП‑41, утверждённом ещё в феврале, они не знали о действиях Генштаба с февраля по апрель, когда Генштаб вызывал представителей всех округов и отрабатывал с ними план прикрытия границы. Явно это пропагандистский трюк всех критиков, от хрущёвского исторического подлога – до пропаганды современных либералов.

 

Конечно, они могли не знать, о чем говорил И.В. Сталин на расширенном заседании политбюро 24 мая 1941 года. А он говорил:

 

– Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии.

 

И как после этого можно верить байкам об упрямстве И.В. Сталина. Обидно, конечно, что к этим байкам в хрущевский период и под его давлением присоединялись в некоторых аспектах и Жуков и Василевский. Но они уже не могли не знать о директиве генерального штаба о срочной подготовке полевых командных пунктов ещё 27 мая 1941 года. Они не знали о директиве Генштаба о приведении в боевую готовность УРОВ на новой границе до 25.04 41г. Они не знали, что с середины мая 28 дивизий передислоцировались из внутренних округов в приграничные. Что они не знали о речи И.В. Сталина на выпуске академии Генерального штаба, 5 мая 1941 года, о возможном скором нападении Германии. Что они не знали о плане прикрытия границы или они не знали о майской директиве Генерального штаба о приведении войск в боевую готовность и о возможном скором нападении фашистской Германии. Что они не знали о директиве от 14 июня о выдвижении войск приграничных округов к границе. Они не знали о приказах и распоряжениях Генерального штаба о приведении в порядок, рассредоточении и укрытии всей боевой техники, идущих с 12 по 18 июня. Что они не знали о телеграмме Жукова, от 18 июня, о готовящемся нападении, адресованной всем округам и флотам. Знали и даже докладывали о том, что в Западном округе, ночью 22 июня, все эти директивы выполнены. В крайнем случае, генерал Д.Г. Павлов так заявлял в одном из протоколов допросов.

 

Но они же, военные специалисты, а что они тогда вообще знали, если вели себя как обычные обыватели, абсолютно не связанные с военными проблемами. Если уже в таком количестве приказов, распоряжений, директив и выступлений вы ничего не знали. И не привели войска в боевую готовность, согласно плану прикрытия границы, который вы не могли не знать, то конечно вы виновны в своей некомпетентности и на вас уже, по прошествии стольких лет, лежит, конечно, только историческая ответственность. Всё вы знали и не смогли сориентироваться в первые часы войны, либо растерялись, либо струсили, а я не исключаю и умышленного непонимания сложившейся ситуации, как остатков троцкистского мышления и пораженческих планов Тухачевского. Были и такие факты. Вы прошли всю войну и о ваших грехах первого периода военных действий все решили забыть. Пусть вы останетесь героями Великой Отечественной войны. Пусть будет так. Вот такой и была предвоенная обстановка во всех аспектах её развития.

 

3. Что день грядущий нам готовил

 

Этой ночью, двадцать второго июня, я ещё молодой лейтенант, принимавший участие только в нескольких воздушных эпизодах, чувствовал себя тревожно и нервно ходил между орудий, – говорил Иван Иванович. Не спалось в эту короткую июньскую ночь. Старослужащие солдаты довольно безразлично дремали невдалеке от орудий, новобранцы чувствовали какую‑то тревогу и перешептывались. Наблюдатель, старшина сверхсрочник, из старослужащих, довольно безразлично наблюдал за горизонтом. В его жизни, если и будет какое‑то нарушение воздушной границы, то конечно не первое, и оно особых волнений не вызывало. В столкновениях на границе, сколько их не ожидай, всё равно, остаётся надежда, что и на этот раз судьба пронесёт. И точки на горизонте, быстро превращавшиеся, на фоне ночного неба, в приближающиеся самолеты, заставили вздрогнуть от неожиданности.

 

Вспоминал Иван Иванович, события той тревожной ночи.

 

– Группа «Юнкерсов», германских пикирующих бомбардировщиков, на достаточно малой высоте, решительно приближалась к нашим позициям, несколько в стороне от оей зенитной батареи. Это совсем не было похоже на обычное нарушение границы германскими самолётами. Одиночное или групповое. Они обычно петляли, заходили и выходили из нашего воздушного пространства, пытаясь вести разведку или спровоцировать столкновение. Да и такими большими группами они обычно границу не нарушали.

 

Все утверждения, что якобы верховное командование запрещало нам вести огонь по нарушителям воздушного пространства, было каким‑то неведомо, зачем распространяемым блефом. И по плану прикрытия границы и по майской директиве Генерального штаба было четко определено:

 

– Не допускать вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа. Но, а как вести бой в той или иной обстановке уже определяли командующие округов исходя из своего понимания характера нарушения границы.

 

Описанные приграничные нарушения, которые противник мог выдать за случайную потерю ориентировки, такие нарушения по приказу командующего военного округа, сбивать было нежелательно, но открывать заградительный огонь, мешая вести разведку, мы были вправе. Ну, а заградительный огонь он и не всегда точен, бывали случаи попадания в немецкую авиацию, умышленное или случайное, как потом объясняли противоположной стороне наше командование. Всё это было тогда естественно и понятно, поскольку у нас с Германией был договор о ненападении, и она в низах считалась дружественной державой. Уже поле войны я услыхал.

 

– Как так, почему считалась дружественной, ведь они фашисты. Но, во‑первых, тогда они прятались под термином национал‑социализма, об их преступлениях ещё никто ничего не знал, да и большинство из них были ещё в проекте. А западные лидеры Адольфа Гитлера считали хорошим парнем, ласково называя его Адиком, с которым можно ещё договориться. Хотя наши полит‑органы ориентировали нас на борьбу с фашизмом, и наши представители одни из первых боролись с ним в Испании. Но такого четкого понимания, как в послевоенный период, как нацизм и фашизм, если существовало где‑то в теории, то в умах обычных солдат и офицеров так ясно и отчётливо ещё не вырисовывалось. Многие даже думали, что германская армия это обычные рабочие и крестьяне, им стоит объяснить, они всё поймут и повернут оружие против Гитлера. А многие старослужащие ещё помнили братания 1‑й мировой войны. И насколько фашистская пропаганда изменила мозги германского народа, мы поняли только в процессе боевых действий, пройдя через кровь и потери. А проецирование послевоенной психологии народа на тот предвоенный период, было пропагандистским подлогом, чтобы удовлетворить странную страсть и тягу Н.С. Хрущева к антисталинизму.

 

Такие нарушения воздушной границы обычно проходили на достаточных высотах. Но эта группа «Юнкерсов» была слишком велика для обычного случая, мне удалось на её подходе насчитать более 20 машин. Шли они решительно, прямо к нашим позициям на большой скорости. Стремились пересечь линию обороны и уйти в наши тылы. Большая скорость и малая высота на фоне сумрачного предрассветного времени не давали возможности вести прицельный огонь. Но наблюдая эту необычную группу, и ту решимость её приближения я понял, что это не игра нервов и приказал открыть огонь на поражение. Красноармейцы быстро заняли свои расчетные места и открыли огонь, когда «Юнкерсы» уже поравнялась с нашим расположением и стремительно стали уходить вглубь тылов дивизии. Конечно, внезапность событий вызывала нервозность и суету от неожиданности действий. А старослужащие, помнящие и гражданскую войну, и Финскую кампанию говорили:

 

– «Любая война начинается внезапно, сколько её не ожидай».

 

И все кто пережил этот момент, перехода от мирной жизни к боевой обстановке, могут подтвердить, что этот эффект действовал в течение двух трёх дней, пока организм не втягивался в боевую обстановку и многие факторы военных действий не становились привычными.

 

Я предполагал, что эта группа самолётов намеревается нанести неожиданный удар по позициям нашей дивизии, а другие батареи нашей артиллерии уже вели заградительный огонь в районе этих позиций. Дивизия, в срочном порядке занявшая свой укрепрайон, доводила свои позиции до уставных требований в ожидании предстоящего боя. Конечно, для многих солдат и офицеров это был первый бой в их жизни, что и вызывало определённую нервозность и неопределённость действий в предчувствии сражения. Но, немецкие самолеты, на удивление, миновали позиции дивизии, даже не попытавшись нанести бомбовый удар, и стали уходить в направлении на Львов и Житомир.

 

Понятно было – почему на Житомир, там был расположен штаб округа, ставший с первыми боями погранзастав, и массовыми нарушениями воздушного пространства, уже штабом Юго‑Западного фронта. И кроме того Житомир прикрывали такие, в то время считавшиеся мощными укрепрайоны, Летичевский и Новоград – Волынский, которые представляли большой интерес для противника в их общем наступлении на Житомир и далее на Киев. Все эти возможные варианты разбирались в играх на картах, ещё в училище, когда изучались наиболее вероятные планы наступательных действий Германской армии. Я понял их попытку сразу нанести удар по штабам, и тем самым разрушить фронтовое управление, и вызвать панику в войсках. Но насколько нам было известно, к нашему счастью, штаб к тому времени уже был передислоцирован из Житомира в полевые условия и удар по его старому расположению тревоги не вызывал.Все эти мысли молниеносно пронеслись в моей голове, и я даже не успел дать команду скорректировать огонь. Но расчеты уже вели огонь на поражение. Конечно во всей этой спешке, внезапности и стремительности событий, прицельный огонь, получился не ахти какой, но всё‑таки один самолёт задымился, развернулся и начал уходить в сторону границы к своему аэродрому, туда на германскую сторону. А остальная группа уже была на расстоянии недоступном для ведения прицельного огня, набирала высоту и уходила в сторону Житомира.

 

– Я даже вскрикнул:

– Ну что, а где наши истребители, – и как раз в это мгновение с близлежащего аэродрома поднялась группа истребителей типа И‑15 или И‑16. Как впоследствии многие либеральные критики кричали, что аэродромы были расположены близко к границе и поэтому понесли большие потери от бомбежек на земле, а Москва не смогла это предусмотреть и предотвратить. Но как мы уже говорили, это определяли тактико‑технические данные этих самолётов, а именно время нахождения и радиус действия самолётов, находящихся в воздухе, и вовсе не Москва, а командующие военных округов, определяли зону расположения этих аэродромов. В крайнем случае, на нашем направлении первые самолеты поднялись в небо, в первые 15 минут начала военных действий. И их гибель на земле мы начали наблюдать гораздо позже, когда немцам удалось разрушить тылы, систему управления и предупреждения и систему обеспечения горючим. Но это были частные случаи, на других участках фронта, в особенности на Западном направлении, возможно картина складывалась иначе.

 

Хочется привести эпизод, происходивший на Западном фронте, как его описывал один из авторов, в то время молодых гражданских парней, якобы очевидцев событий, в последующем ставший писателем. Он писал, что возле их деревни почти вплотную друг к другу располагались три аэродрома. Где опять же, вплотную друг к другу, находились три авиационных полка, с не рассредоточенными и не укрытыми самолётами, невзирая на приказы, ранее шедшие из центра, по этому вопросу. И эти авиаполки якобы погибли полностью, уже при первом налёте немецкой авиации. Мы с такими эпизодами не встречались, на всем протяжении нашего боевого пути. Тем более вызывало сомнение, как гражданский человек, мог находиться на этих аэродромах и так детально знать информацию об их состоянии. Подтверждения этому эпизоду мне найти не удалось. Скорее всего, это был литературно схоластический вымысел, на потребу пропагандистским настроениям момента. Хотя эпизоды гибели авиации в начале военных действий на Западном фронте, конечно, были, но не такие маловероятные.

 

А то, что происходило над нами, запомнилось на всю жизнь. В сумрачном небе трудно было различить похожие конфигурации наших самолётов. Поднялись они с некоторым запозданием, когда «Юнкерсы» были уже на достаточном удалении. Ну, что ж, внезапность нападающей стороны даёт ей в любых условиях преимущества. Наши истребители, сделав попытку настигнуть удаляющуюся группу бомбардировщиков, описали несколько кругов над позициями дивизии в ожидании следующей группы и, не дождавшись её, пошли на посадку. В последующем такое поведение нашей авиации вызывало много нареканий, но для меня было ясно, что этот тип самолётов имел малый разовый ресурс полёта, который был несколько более одного часа. При таких тактико‑технических характеристиках преследование скоростных пикирующих бомбардировщиков, при этом, покинув зону своей ответственности по прикрытию границы, было бессмысленным. И это нашего удивления и возмущения не вызывало. Но вот почему эти вопросы вызвали такую резкую критику со стороны пропагандистов всех мастей и оттенков, начиная с хрущевских времён и вплоть до нашего либерального времени, для меня и сейчас остаётся загадкой. Потом, конечно, я узнал, что в Западном военном округе, в эти первые военные часы, было два аэродрома, где скученность расположения самолётов до двух полков на одном аэродроме и отсутствие их маскировки сделало своё дело. И, невзирая на то, что главный авиационный удар, в первые часы войны, был нацелен на армейские тылы и штабы, первый удар был нанесен по этим фронтовым аэродромам. Конечно, немецкая разведка по этим аэродромам заранее имела полную картину состояния дел. И германская авиация могла нанести успешный удар на уничтожение.

 

Картина происходивших событий, на этих двух аэродромах, ещё усугублялась абсолютно не понятными приказами, полученными от командования округа, которые отдавал генерал майор И.И. Копец – командующий авиацией Западного особого военного округа. По его приказу один полк был поднят в воздух за час до начала событий на границе и, израсходовав весь запас горючего, сел на своём аэродроме. А когда самолёты были обездвижены, и ещё не была произведена их дозаправка, в этот момент, аэродром подвергся налёту германской бомбардировочной авиации. Здесь, есть смысл помнить оценку этого события некоторыми критиками, которые считали этот шаг командующего авиацией генерала Копец, каким‑то решительным и смелым шагом, сделанным вопреки позиции Москвы. И то, что он посадил этот истребительный полк только после более часа его нахождения в воздухе и то по славам одного из этих авторов, после грубого окрика Москвы. И этим авторам совсем невдомёк, что за один час военных действий, информация о состоянии войск на границе Западного фронта, дойти до центра вообще не могла. И не только потому, что командующий фронтом генерал Д.Г. Павлов потерял связь с войсками, и не мог доложить состояние боевой обстановки, а даже при всех благоприятных условиях это сообщение, за такой короткий период и дойти, и тем более, получить обратную реакцию не могло. А истребительный авиационный полк после более часа полёта сел не потому, что прозвучал окрик Москвы, а потому что он полностью выработал свой запас топлива и свой моторесурс и не пойти на посадку вообще не мог, по техническим причинам. И такое решение генерала, которое нельзя было списать на его безграмотность, скорее походило на преступление, что и привело к гибели этого полка. На втором, аэродроме ЗапВО вообще был дан приказ о полной боевой готовности. Баки были полностью заправлены, а запас авиабомб находился в подвешенном состоянии. Но перед самым началом событий где‑то около 3‑х часов 22 июня, поступил абсолютно нелепый приказ:

 

– Снять авиабомбы, расположив их рядом с самолётами. Горючее слить из баков, а авиационные баки снять и отправить на промывку, просушку и ремонт. Вот в таком нелепом состоянии и был, застигнут этот авиаполк во время налёта немецкой авиации. Такое стечение обстоятельств, конечно, было не случайным, а являлось либо результатом хорошо спланированной операцией германской армейской разведки, которая могла подключиться к телефонным сетям и отдавать команды от имени командования фронта, или это была измена авиационного командования в лице генерала Копец, или какого‑то авиационного военноначальника в его окружении. Возможно, это были отголоски «плана поражения» Тухачевского, а возможно и действия немецкой агентуры. К сожалению, вплоть до настоящего времени, этот вопрос остается неизвестным, поскольку генерал И.И. Копец застрелился, а генерал Д.Г. Павлов на допросах показал, что он таких приказов не отдавал, а кто‑то отдавал такие приказы от его имени.

 

Но имеются данные протокола допроса от 07 июля 1941 года. Где Д.Г. Павлов показывает, что план прикрытия границы был введен в действие своевременно. Все командующие армии, включая генерала И.И. Копец, доложили, что все дивизии занимают позиции согласно плану прикрытия и все боеприпасы розданы, и все баки заправлены горючим, и, в общем, всё готово к бою, и на несвоевременность каких‑то приказов никто не ссылался. Да и кто мог ссылаться на несвоевременность приказов, когда план прикрытия границы они сами же разрабатывали, начиная с февраля месяца, и они сами же должны были ввести его в действие при создании угрожающего положения. Откуда взялась впоследствии вся эта нестыковка и нелепые приказы, и распоряжения, когда генерал И.И. Копец, по словам Д.Г. Павлова, доложил, что согласно более ранних распоряжений главного командования, все самолёты были не только боеготовыми, но и полностью рассредоточены. И Д.Г. Павлов смог доложить об этом Тимошенко, контролировавшим его боеготовность. Он даже доложил, что все части пополняются снарядами и ему абсолютно непонятно почему генерал М.С. Хозин, который отвечал за тыл и снабжение войск, не пополнился снарядами перед взрывом складов, а ждал пока это сделают Армия или Фронт. Лучше бы, по мнению либералов, И.В. Сталин прибежал, притащил ему снаряды и сказал на тебе снаряды, воюй дорогой.

 

А о чем думал генерал И.И. Копец, остается вопросом, когда оказалось, что самолёты стоят крыло к крылу, а бомбардировочная авиация, расположенная на дальних аэродромах округа, понесла потери только благодаря тому, что не было прикрытия истребительной авиации. Но генерал Копец, в отличие от этих авторов, имея такой большой лётный и командный опыт, знал, что истребителей с дальним радиусом действий у всех воюющих стран, в тот период, не было. И все страны для безопасности бомбардировочной авиации применяли различные военно‑технологические приёмы, что бы вести успешное бомбометание.

 

И тут опять возникает вопрос, а не остатки ли это «Плана поражения» Тухачевского. Конечно, это мы не скоро узнаем, или вообще не узнаем, поскольку, как мы уже говорили, генерал И.И. Копец застрелился, а тема исследования данного вопроса, до сих пор является «табу» в нашей исторической науке. Ну а как же те, которые многократно говорили, что приказа на развертывание войск не было. И вот если бы Сталин! Ну, конечно, в этот период это не было обязанностью И.В. Сталина. Но, что 13 июня приказ о развёртывании округов во фронты – это не приказ о развёртывании войск и почему, и где он не был выполнен.

 

Но либеральная пропаганда, конечно уже в послевоенный период, эти две удачные операции германского командования, выдавала за состояние и разгром всей авиации на всех Советско‑Германских фронтах. Хотя в этой операции на земле погибло прядка 100‑120 самолётов, а на всех фронтах на земле, где аэродромы подверглись налёту, в первые часы войны, и даже в первые несколько дней боёв, погибло около 200‑т самолётов. И эта операция наземного уничтожения авиации не была чем‑то уникальным и не известным способом упреждающего удара по авиации противника.

 

Во‑первых, на Южном фронте в пределах Одесского военного округа германские военные действия начались на 8 ‑16 часов позже начала всей военной компании и авиация уже не испытывала эффекта внезапного нападения. А на Северном фронте, где военные действия начались на несколько дней позже, в первые часы и дни войны, командование нашей авиации, подняло в воздух бомбардировочную и истребительную авиацию и нанесло упреждающий удар по германским и финским аэродромам, расположенным на территории Финляндии. Никто из лиц этого командования, не ждал, да и не мог ждать, конкретных приказов из Москвы, прекрасно понимая, что информация о положении дел на фронтах, в первые часы войны и даже дни, пока дойдёт до генерального штаба и будет обработана, действовать уже будет поздно.

 

Эта операция командования Северного направления, тоже принесла удачу, и немцы вместе с союзниками потеряли не менее 100‑120 самолётов. То есть, в отличие от либеральных предвзятых трактовок событий состояния растерянности и разгрома авиации на всём протяжении Советской границы, на самом деле не было. А было состояние войны, когда где‑то успех сопутствовал противнику, где‑то более удачно действовало наше командование. И результаты наших потерь по авиации в первые часы войны незначительно превосходили немецкие потери, если учитывать не только два центральных фронта, а и потери на всей протяженности границы, с учетом союзников Германии, то потери были почти равными. Конечно, при этом преимущество активных действий нападающей стороны было очевидно по всем направлениям.

 

Так была ли растерянность командования, в первые часы и дни войны, и не только командования, и как долго оно продолжалось. Если говорить из собственного опыта, – говорил Иван Иванович, – что касалось нашей дивизии, то в морально психологическом плане перехода состояния психики человека из состояния мира в состояние войны – то она была, но что касается тактической и стратегической растерянности – то её не было. Но это, на состояние войск на всём Советско‑Германском фронте распространять, конечно, нельзя, такое состояние на Советско‑Германском фронте – было. И эта растерянность, это вовсе не недостаток своевременности или несвоевременности поступления тех или иных приказов. Как мы теперь знаем, таких приказов предупреждений и распоряжений было вполне достаточно. А что же было, и каковы причины такого эффекта. А было пограничное состояние перехода человеческой психики от мира к войне. Этого состояния у германской армии не наблюдалось, поскольку она уже давно была в состоянии войны. А советскому солдату и офицеру это состояние своей нервной системы, своей психики; ещё надо было преодолеть. Но состояние растерянности не было таким – как это представляет – либеральная пропаганда и либеральные авторы. Это состояние авиации и наземных войск, лучше всего характеризуют, как раз немецкие авторы. Например, начальник штаба сухопутных сил Германии Ф. Гальдер считал:

 

– В первые 3‑4 дня боев, когда немецкие действия были успешны, существовала растерянность Советского командования. Но начиная с 26 июня, мы все сильней и сильней начали ощущать жесткое и уверенное командование войсками противника и усиление его сопротивления. Поэтому и будем считать этот период начальным периодом военных действий, и характеризовать его соответствующими потерями наших войск и войск противника.

 

Что касается авиации здесь исследователи и различные авторы приводят разные данные потерь. Но наиболее оптимальными следует считать, как мы уже говорили, что со стороны Красной Армии было потеряно 536 самолётов, а с Германской стороны 326 боевых машин. Но это, конечно, за первую неделю боев и эти наши самолеты, потерянные за первую неделю боев были не из какой‑то мифической цифры общего количества самолётов, а из 2570 боевых машин базировавшихся на приграничных аэродромах. Тем более такие же данные за первые 18 дней боев приводит и немецкое командование. К концу этого периода у русских оставалось 1870 боевых самолётов. И это характеризуют потери авиации с обеих сторон, как на земле, так и в воздушных боях, а с немецкой стороны ещё и от огня зенитной артиллерии. Вот, такова была картина авиационных боёв первых дней на всём Советско‑Германском фронте, если не заострять внимание на Западном направлении генерала Д.Г. Павлова, где картина этих первых дней боёв была, конечно, хуже. Всё это мы смогли уже проанализировать в послевоенный период, – вспоминал Иван Иванович.

 

А тогда «Ишачки», как мы тогда именовали самолёты моделей И‑15 и И‑16, вступали в сражение над расположением нашей дивизии и вели бой, имея, более худшие тактико‑технические данные, чем немецкие мессершмитты, но с отчаянной смелостью атаковали врага, вплоть до лобового тарана. И применив тактику крутого горизонтального виража, когда мотор взвывал над нашими головами, «Ишачки» заходили в хвост «Мессерам» и они, от прицельного огня, теряли равновесие, а некоторые из них вспыхивали, задымлялись и начинали падать. Но такая картина продолжалась не долго. Немцы быстро уловили суть вопроса и, используя свои преимущества на вертикальных виражах, резко стали уходить вверх и вести атаку с вертикального падения. И тут наши «Ишачки» не выдерживали атаки и стали уходить к своим аэродромам, оставив на поле боя, несколько догоравших машин. Сказывалось не только техническое преимущество немецких машин, а и превосходство в мастерстве и боевом опыте пилотов, Германской армии, уже завоевавшей всю Европу и имевшей большой налет часов в реальных воздушных боях, чего нашим пилотам, в первые часы и дни войны, недоставало. Но шла война, и авиация сражалась, и такой картины как во Франции или Польше у нашей авиации не наблюдалось и никакие сравнения с состоянием авиации Европы в этих первых боях, вообще не уместны.

 

Отбомбившаяся группа Юнкерсов, прошедшая над нами в первые минуты начала сражения, возвращалась на свои аэродромы, на средних высотах, уходя в сторону нашей батареи и минуя воздушное сражение истребителей. И тут мы уже не подкачали. Первый эффект нервозности прошел. Немецкие самолеты на средних высотах уже не казались такими грозными, и мы смогли вести прицельный огонь в спокойной обстановке. Два немецких самолёта задымились и начали уходить в сторону леса, но, не дотянув до него, врезались в гору и окрестности огласил взрыв, и дымно огненное пламя взвилось над прилегающим полем. Мы, конечно, хоть и чувствовали уже себя солдатами, но в душе оставались ещё мальчишками. Первая удача нас окрылила, и мы запрыгали у орудий с криками ура – Победа. Хотя до победы было ещё, конечно, далеко.

 

К этому времени гул боя на пограничных заставах всё нарастал и нарастал и через пару часов напряженного ожидания мы услыхали звуки моторов, приближающейся немецкой техники, которая, преодолев сопротивление пограничных застав, пыталась сходу атаковать наши позиции. Где‑то около 12‑ти часов дня 22‑го июня показались первые бронетранспортеры немецкой мотострелковой дивизии. Им пришлось преодолеть 30‑50‑ти километровое расстояние по пересечённой местности под огнём нашей артиллерии, чтобы достигнуть наших позиций, и они потеряли ударную силу первого броска, уже в преодолении не только этого расстояния, но и при ликвидации сопротивления отрядов пограничников.

 

Здесь меня всегда удивляли заявления некоторых командиров, конечно уже после войны, что они, не имея приказа на контакты с пограничниками, не успели наладить взаимодействие с ними и, невзирая на то, что пограничники уже давно вели бои, находились в неопределённом состоянии. Ну, что это за командиры, которым нужны особые указания в этом вопросе. Наши «особисты», как мы тогда называли контрразведчиков, вообще всегда были в личном контакте с командирами застав, и даже в мирный период всегда вели совместные действия против шпионов и диверсантов, нарушавших границу в нашей зоне ответственности. Скорее всего, эти командиры отдавали дань, создавшейся в хрущёвский период, атмосфере осуждения предвоенного времени, или это были части, которые выдвигались к границе в последние часы перед началом боевых действий. А такого положения вообще не могло быть, хотя в Западном Особом военном округе, где существовали элементы такого благодушия и безответственности, такие случаи и могли наблюдаться.

 

Когда дивизия вступала в бой от границы уже шли машины с раненными красноармейцами, и вести речь о каком‑то внезапном нападении мы конечно уже не могли. Раненные пограничники рассказали о масштабах нападения. Один из них молодой пограничник в плащ‑накидке, с перевязанной рукой, который почему‑то был не в сапогах, а в ботинках и обмотках, по всей видимости, кто‑то из вновь прибывшего пополнения, У него были пронзительно голубые глаза, которые мне запомнились на всю жизнь, – говорил Иван Иванович:

 

– Ребята, – сказал он,– за нами движутся немецкие колонны прорыва и первого удара, с задачей продвижения в направлении на Житомир, так что держитесь.

 

А тогда, грохот боя приближался, и было не до анализа причин, возникновения тех или иных событий. Да и эти вопросы просто не возникали, не было ещё информации обо всех сражениях на границе. И тут ход моей мысли и воспоминаний Ивана Ивановича поддержал ещё один свидетель тех событий, полковник Г.А. Малахов. Это был сын капитана Артемия Исидоровича Малахова, командира разведывательного батальона 16‑й танковой дивизии, 9‑й армии Южного фронта, которая была передислоцирована из внутренних военных округов Юго‑Западного направления в район города Бельцы. К тому периоду капитан А.И. Малахов был восстановлен во всех правах и возвращён в армию ещё в 1939 году, после всех недоразумений и нелепостей периода «ежовщины». Он имел опыт Финской кампании и был награждён орденом «Красной звезды» за участие в боевых операциях в период её проведения. Дивизия была передислоцирована вместе с семьями, проживавшими тут же в военном городке. Наличие семей подчеркивало мысль, что Советское правительство никаких агрессивных планов в отношении Германии и её союзников не вынашивает. Правда это никак не повлияло на психологию Гитлера и его вездесущий страх, и боязнь удара в спину. Ясно было, что немцы готовятся к нападению, и нужно было принимать какие‑то ответные меры. И дивизия была приведена в боевую готовность, согласно «Плану прикрытия границы», и вступила в бой, как только немецкие и румынские мотомеханизированные войска преодолели погранзаставы.

 

Гранит Артёмьевич хорошо помнил, как отец попрощался с семьёй, отправил её в тыл и увел свой разведывательный батальон, контратакуя прорвавшиеся части неприятеля и прикрывая семьи, которые на машинах, телегах и даже пешком уходили на Восток. Правда воевать ему пришлось недолго всего 31 день, и погиб он в контратаке под Уманью в августе 1941года.

Мы немного отвлекли Ивана Ивановича от его воспоминаний и дальше он продолжал:

 

– А наша дивизия вступала, в бой, когда пограничники, отдельными группами, ещё продолжая сражаться, отступали к нашим позициям, прикрывая последние машины с раненными бойцами и семьями. И нужно было думать об отражении атаки немецких войск. Немецкая пехота развернулась в цепь уже под ружейным и пулеметным огнем нашей дивизии, и не только занявшей свои позиции, но и пристрелявшейся к местности. И под прикрытием пулемётного огня своих бронетранспортеров и легких танков Т‑I начала атаковать позиции нашей дивизии. В небе появился самолёт разведчик, который мы, по‑солдатски, называли «Рама», ввиду его конфигурации. Сделав несколько кругов над нашими позициями, он удалился. Если говорить о внезапности удара, которое в первые минуты сражения вызывало некоторую нашу растерянность – то это было большое количество немецкой техники и насыщенность ею немецкой пехоты пошедшей в бой, правда, в этот период, немцы не применяли, так называемые, танковые клинья тяжелых танков Т‑III и Т‑IV.

 

Но немцы, наткнувшись на наш, довольно плотный пулемётный и ружейный огонь, который и для них оказался довольно неожиданным, уже начиная с первых минут военных действий, и не добившись успеха, отошли за приграничные высоты.

 

В общем, в оценке внезапности нападения немецких войск, о которой так много говорили различные авторы, лучше всего сослаться на немецкого генерал‑полковника Ф. Гальдера, который считал, что в первые часы войны немцам удалось достичь тактической внезапности. Здесь конечно Ф. Гальдер прав. Единственное, что в дополнение можно сказать, это то, как эта внезапность была различна на различных участках Советско‑Германского фронта. Первая атака немцев, скорее всего, была разведка боем, с целью определения расположения целей и флангов дивизии. Вот здесь и начался интенсивный артиллеристский обстрел нашего переднего края. А вслед за ним, появилась и группа бомбардировщиков, стремящихся обработать наш передний край.

 

Попытка немецких самолётов построится в круг и вести бомбежку с пикирования не дала им должного успеха. Такой метод бомбометания хорош, когда цели не защищены зенитным огнем. Круговое расположение группы бомбардировщиков и момент выхода из пикирования, когда самолет на какое‑то время, как бы, зависает в воздухе; делает всю эту армаду хорошей целью для зенитной артиллерии. И тут мы уже проявили наши способности, открыв прицельный огонь по этой группе. Несколько «Юнкерсов» задымились и упали в поле. Немцы ещё не успели перестроить свои боевые порядки, как эту группу, висящих в воздухе «Юнкерсов», атаковали наши истребители, юркие И‑15 и И‑16. А зависание «Юнкерсов» в воздухе и их круговое построение, давали им дополнительные шансы для атаки. Конечно, впоследствии эту впечатляющую и душераздирающую картину, кругового бомбометания, часто использовали наши кинематографисты для того, чтобы доказать преимущество немецкой авиации и произвести впечатление на публику. Но с боевой точки зрения этот метод на нас особого впечатления не производил.

 

При этом велась критика наших лётчиков уже начавших летать на штурмовике ПЕ‑2. В том что, вот де наши лётчики были плохо подготовлены и не выдерживали перегрузок, вертикального пикирования с кругового полёта. И по этому, применяли бомбометание с горизонтального полёта. Причина возможно, до некоторой степени, была и в этом; малом налёте часов, но основная причина была совсем в другом, в том, что круговое построение и вертикальное пикирование, в случае налета истребителей типа МЕ ‑109, делала их лёгкой добычей для немецкой истребительной авиации.

 

А немцы, которые использовали эту тактику психологического воздействия на пехоту, когда на голову, кажется, падает воющий бомбардировщик, тоже не применяли таких методов, когда видели истребительную и зенитную защиту позиций. Так, что это, скорее всего, кинематографическая передержка эффектов.

 

Наши истребители активно атаковали эту группу бомбардировщиков, которая веря в свою безнаказанность, пришла на бомбежку наших позиций без истребительного прикрытия. Эта группа, понеся потери от зенитной артиллерии и от истребительной атаки, перестроила свой боевой прядок на бомбежку с горизонтального полёта, и уже не думая о прицельном бомбометании, сбросив беспорядочно бомбовый груз, удалилась на свои аэродромы. Второй заход на бомбометание, уже новая группа бомбардировщиков, делала под прикрытием истребителей «Мессершмитт». Немцы быстро меняли свою тактику в зависимости от обстановки, а нашим летчикам, в этих условиях, ещё не хватало боевого опыта.

 

Это, конечно, касалось и взаимодействия пехоты с авиацией, которая, впервые дни боев, чувствовала некоторую несогласованность действий, и часто опаздывала к критическому моменту сражения. И тут роль играло не только то, что наша авиация, в 2 раза проигрывала и по количеству, и по тактико‑техническим данным, но и по несогласованности пехотного и авиационного командования. По словам того же Ф. Гальдера, как и мы несомненно считали, наработка такого опыта в течение недели это хороший результат; учитывая то, что наша страна внезапно атаковалась германскими войсками, внезапность, конечно, была тактическая. Что касается тактической внезапности, то разные части прикрытия границы, находились в разных условиях. Это, конечно, относилось ко всем фронтам, за исключением возможно Западного фронта и в особенности "Белостокского выступа" и Минского направления. Здесь потеря управления войсками, со стороны генерала Д.Г. Павлова, сказалась в наибольшей мере.

 

Наши истребители, проигрывая немцам в скорости и учитывая свой первый неудачный опыт, стали ожидать «Мессершмитты» на встречных курсах. Этот бой длился около часа. И наши лётчики, сбив несколько машин противника, но и сами, получив серьёзный урон, выработав свой мотто‑ресурс, ушли на посадку. Вот тут уже, обходя зенитные батареи, немцы с горизонтального полета отбомбились по позициям нашей дивизии. А, в след за ними, в атаку пошла немецкая мотопехота. Мы знали, что против нас и 87 дивизии действовал немецкий мотомеханизированный корпус 17А, и состав этого корпуса, ещё в мирное время, по данным нашей разведки мы прорабатывали в играх на картах.

 

Такой корпус немецкой армии представлял довольно серьёзную силу. Каждая моторизованная дивизия включала два мотострелковых полка, танковый полк, имевший от 200‑т до 270‑ти танков различных моделей и артиллерийский полк. Преимущество было явное, в особенности в танках 3‑х кратное, если не 5‑ти кратное. Точное количество танков оставленных в дивизии трудно назвать, но это количество не превышало танкового батальона преимущественно легких танков. И никакой подсчет общего количества танков, находящихся в стране и имевшихся в Германии, который так любят приводить либеральные исследователи, доказывая некомпетентность нашего командования, с технической точки зрения не только не критичен, но даже некомпетентен. Нас интересовало количество танков здесь и сейчас, чтобы профессионально грамотно построить нашу оборону. Если говорить о технически грамотных и объективных исследователях, то они приводят цифры, наличия всей бронетехники Красной Армии от 9,8 до14,2 тысячи единиц, включая танки и бронемашины всех типов. Но они не выделяют, при сравнении с четырьмя немецкими танковыми клиньями, количество боеспособных танков. Кроме того эти чудотворцы совсем не учитывают, захваченную немцами французскую и чешскую бронетехнику, и бронетехнику других стран Европы. Хотя французская и чешская бронетехника передавалась в войска уже на первом этапе приграничного сражения, и она сразу имела по два боекомплекта, которых было вполне достаточно на первые 10 дней сражения. При этом с нашей стороны без танков, выработавших свой моторесурс и требующих либо сдачи в металлолом, либо разборки их на запчасти. Или того или иного вида ремонта. Эта цифра становится равной 3,8 тысячи боеспособных танков. Этим танкам и пришлось противостоять 4,6 тысячам немецких средних и тяжёлых танков в четырёх танко‑механизированных клиньях. При этом большинство из наших танков были либо легкие, либо средние танки, проигрывающие немецким тяжелым машинам по своим тактико‑техническим характеристикам.

 

И главное в каждом сражении важны резервы. И как мы видим в немецкой армии, что касается бронетехники и танков резервы были в несколько раз больше чем в наших войсках. Страна только начинала производить танки новейших конструкций и формировать резервы. Либеральные же исследователи добавляют, к нашему общему количеству танков не только экспериментальные, двух башенные и 5‑ти башенные танки, танки на колёсно‑гусеничном ходу, выполнявших роль артиллерийских тягачей, а и бронемашины 20‑х годов, и приводят цифру 18,6 тыс. единиц танков, умалчивая о том, что сюда входит вся бронетехника. А при подсчете немецких танков, они почему‑то не приводят количество всей бронетехники, и танков, существовавших в отдельных мотомеханизированных корпусах и дивизиях. И их подсчеты всего Германского танкового потенциала ограничиваются 5639 единиц. А таких корпусов и дивизий насчитывалось в Германии от 17 до 20‑ти единиц, имевших танковые полки численностью до 270 танков в каждом полку. При этом либеральные исследователи, совсем не учитывают танки союзных с Германией стран, считают их ничтожно малыми и совсем не учитывают французские и английские танки, якобы по причине их несоответствия Германским стандартам.

 

А, что же по поводу этих танков говорит и Гудериан и Гальдер. А они говорят, что до начала военных действий фюрер предполагал, этими танками довооружить союзные державы в особенности Финляндию и Румынию. Но как только немцы начали нести серьезные потери в танках и Гальдер, и Гудериан требовали у фюрера пополнения и возможности использования французских танков и бронемашин других держав. Они считали, что в особенности французские танки с броней до 60 миллиметров, вполне соответствовали немецким танкам типа «Пантера» и могут пополнить потери в танках немецких войск и танковых соединений всех типов. Не говоря уже об использовании чехословацких танков, в качестве пополнения, выбывших из строя легких танков. Такое пополнение практиковалось в германских войсках ещё до нападения на СССР.

 

И надо не забывать, что Германии достались после оккупации Чехословакии все танки этой страны и вся их танковая промышленность, вместе с её научными конструктивными и производственными наработками. Ну а какую же величину, которая такая никчемная, что её можно не учитывать, как говорят либеральные исследователи, составляли эти танки. А всего‑то 4930 машин, а с учётом английских и чешских вообще порядка 6‑ти тысяч единиц. При таком объективном подсчете, конечно Г.К. Жуков, которого в такой грубой форме критиковали либеральные авторы, как человека обманывавшего советский народ, называвшего 3‑5‑ти кратное превосходство бронетанкового потенциала немецких войск в первый период войны. А он оказывался абсолютно прав и обвинения, и подсчёты либеральных авторов были явно от лукавого, чтобы не сказать хуже – подлогом и обманом, всё того же советского народа, который им был так нужен к периоду перестройки и реформ. Конечно, нужно было разочаровать и деморализовать народ, чтобы сменить общественный строй в стране.

 

И здесь, уже в нашей конкретной боевой обстановке, начала военных действий на нашем участке фронта, – говорил Иван Иванович, – когда все эти сравнения и выкладки ещё не приходили в голову, весь вопрос заключался в намерениях и тактике действий нападающей стороны. Какими силами она атакует обе дивизии, или сосредоточит весь удар только на нашей дивизии. Но немцы не торопились вводить в бой большие массы танков, а ограничивались атаками мотопехоты под прикрытием огня бронетранспортёров. Бой длился до вечера 22‑го июня. Но немцы и на этот раз, несмотря на наши потери от бомбовых ударов, успеха добиться не смогли и прекратили атаки с наступлением темноты второго дня сражения, 23‑го июня. Утром, они возобновили атаки на наши позиции уже при поддержке легких танков типа Т‑1. 23 июня наша 124 дивизия при поддержке танкового батальона и артиллерии контратаковала противника и обратила его в бегство и, закрепившись на местности, вела бой в районе Рыковиче, Балятин, Пересна.

 

Бой с мотопехотой и легкими немецкими танками, в эти первые дни войны, создал ситуацию, которая была терпима, пока немецкие тяжелые танки, входившие в танко‑механизированную группу Клейста, которую немцы тогда называли ударными танковыми клиньями, нащупывали разрывы в нашей обороне и всей своей массой, и огневой мощью не двинулись вперед. Они не были брошены в бой в лобовую атаку, а готовились к обходному маневру, что бы применить, ставшую последствии излюбленной немецкой тактикой, тактику действий охвата крупных воинских масс и соединений противника танковыми клиньями. Немецкая пехота, ведя ружейный и пулемётный огонь, при поддержке небольших групп, легких немецких танков Т‑1 продолжала атаковать наши позиции. Здесь мы отвечали таким же огнём. И групп автоматчиков, которые впоследствии так устрашали неопытные подразделения, немцы не применяли.

 

В основном, вопреки всем пропагандистским утверждениям, немецкая пехота была вооружена самозарядными винтовками типа G‑41. Что было вполне естественно. Они атаковали с дальнего расстояния, а немецкие безприкладные автоматы типа «Шмайсер», были не в состоянии вести прицельный огонь, а кроме того и огонь одиночными выстрелами, да и ещё при малой дальности полёта пули. И вообще это оружие хорошо смотрелось при сьёмках в кинематографии, но было оружием ближнего боя и использовалось когда, шел прорыв траншей обороняющихся войск. Немецкое командование создавало такие группы автоматчиков, которые были хороши, когда немцы врывались в расположение наших войск. Массового автоматного вооружения мы не наблюдали. Скорее всего, эти эффективные картинки расписывались и применялись у тыловых немецких подразделений, при зачистке местности и борьбы с населением уже на оккупированных территориях.

 

Наша пехота вела ответный ружейный огонь. Наши войска были тоже вооружены, в основном, советскими самозарядными винтовками типа СВТ‑38(40). Эти самозарядные винтовки, вошли в серийное производство ещё к концу 1940 года, и к тому периоду СССР обладал уже 1,5 миллиона единиц таких винтовок. Это было конечно недостаточно, чтобы вооружить все подразделения, формируемые по мобилизационному плану, но в стране находилось 8 миллионов винтовок более ранних образцов. И рассуждения о том, что мобилизуемые части бегали и в бою добывали свои винтовки, которые выдавались одна на 2‑х ‑3‑х человек, это конечно досужие вымыслы недобросовестной пропаганды и таких фактов нам не приходилось наблюдать за весь период военных действий. Может быть, где‑то в глубоком тылу, для прохождения строевой подготовки новобранцам и выдавали какие‑то макеты винтовок, но и это было возможно при прохождении предварительной подготовки в ДОСААФ и у школьников на уроках военного дела.

 

Наши «сорокапятки», как мы тогда называли пушки калибром 45 миллиметров, в основном противопехотного назначения, а с использованием бронебойных снарядов выполнявших функцию и противотанкового оружия. Они были вполне эффективны, против легких немецких танков и бронетранспортеров. И мы отразили эту, уже третью, а за ней и четвёртую атаку на наши позиции. С наступлением темноты немцы опять прекратили атаки и начали перегруппировку войск. Средств борьбы с тяжелыми немецкими танками у нас было недостаточно, и командование приказало встречать танки в следующей атаке противотанковыми гранатами. Тогда использования зенитной артиллерии для борьбы с танками мы ещё не знали, не было и бутылок с зажигательной смесью и мы с волнением ожидали следующей атаки и думали, что предпримут немцы на этот раз. Отправляли раненных в медсанбат, хоронили погибших. Пытались исправить разрушения наших укреплений, вызванных бомбежкой и артиллеристским обстрелом. Это была уже третья наша военная ночь.

 

Немецкая авиация наносила бомбовые удары по нашим тылам и вела воздушные бои с нашей истребительной авиацией. Немцы в воздушных боях использовали истребитель Ме‑109, бомбардировщики Ю‑88 и ХЕ‑111, которые превосходили наши истребители И‑15 и И‑16 и бомбардировщики типа СБ‑2 по основным тактико‑техническим данным почти в два раза. Туполевских тихоходных бомбардировщиков типа ТБ‑З, которые были хороши больше как транспортники, и которые так любили показывать горящими кинематографисты, не применялись, да их и не было в близлежащих авиационных полках. И вообще после финской компании был приказ не использовать их над территорией противника на большие расстояния ни как бомбардировщики, ни как транспортники.

 

Здесь большое влияние, на некоторых командиров и бойцов, оказывала немецкая пропаганда, их листовки, кричавшие о том, что за первые дни боёв авиация Красной Армии потерпела полную катастрофу и была полностью разгромлена. Как говорила немецкая пропаганда, произошел авиационный «Седан», то есть полный разгром. В нашей современной либеральной пропаганде, это делалось для того, чтобы подтвердить данные немецкой пропаганды, что за первые дни боев авиация Красной Армии потеряла более 3‑х тысяч боевых самолётов. А о реальном соотношении потерь авиации мы уже говорили, и они сильно отличались от пропагандистских данных. Но при этом, опять же, не указываются немецкие потери, для определения объективной картины. И получается, вот мы потеряли самолёты, а немцы как будто вышли из воды сухими.

 

Что же было на самом деле, на нашем участке фронта, в смысле потерь в войсках, писал немецкий генерал Ф. Гальдер:

 

– Наибольшие потери понесла 17‑я моторизованная немецкая армия, с которой как раз мы и сражались, потери в остальных армиях, как писал Ф. Гальдер, были в пределах нормы. Что касается потерь авиации, то наиболее объективными данными по советской авиации следует считать, что за первые 7 дней боёв в приграничной полосе осталось 1835 боевых самолётов из 2500 боевых машин. Эти данные хорошо согласуются с данными касающимися авиации за первые дни боев. Хотя Ф. Гальдер и говорит, что авиация противника понесла тяжелые потери, но это уже эмоции в оценке событий с немецкой стороны, однако, данные по самолётам которые ушли от поражения и перебазировались в тыл, он приводит объективные. Хотя, по данным Гудериана, наши потери в 665 самолётов, можно по его разумению называть тяжелыми потерями. И как считал Гудериан:

 

– Ориентировочно 2000 самолетов противника (то есть наших) полностью перебазировалось в тыл.

 

Взаимодействие авиации с пехотой и танками, о которых, было так много споров и пропагандистских утверждений, это второй вопрос, о котором нужно говорить отдельно. Конечно, такое взаимодействие было недостаточным и не только в связи с нехваткой боевого опыта, или его отсутствия, а скорее налаживания, средств связи. И причиной были низкие тактико‑технические данные истребителей. Штурмовая авиация только начинала входить в серийное производство, а истребительная авиация вела бои с немецкой авиацией и сосредотачивалась в основном для борьбы с танковыми и мотомеханизированными клиньями противника. Эти клинья, на больших скоростях, обходили опорные пункты и устремлялись в тылы Красной Армии, где до момента сосредоточения наших танковых и мотомеханизированных частей и противопоставить им кроме авиации было нечего.

 

Тогда, в начальный период боёв, мы старались как можно быстрей занять боевые позиции и подготовиться к обороне, мы не знали, насколько быстро и слаженно этот процесс шел в остальных частях Красной Армии, первого эшелона прикрытия границы. Но потом до нас довели информацию, что мы одни из первых, и наиболее организованно, вместе ещё с десятком дивизий расположенных на разных участках границы, заняли свой укреплённый район и наладили связь с пограничниками. То есть, особой внезапности на нашем участке фронта немцы не достигли. Но если верить Ф. Гальдеру, то на остальных участках нашего фронта тактическая внезапность всё – таки была. А наши уже последующие данные говорили, что из 70 –77 дивизий первого эшелона прикрытия границы, в боевой порядок, отвечающий сложившейся ситуации, было приведено 38 дивизий и этим дивизиям хватило и времени и приказов командования, что бы выполнить план прикрытия границы. Однако это положение нельзя распространять на весь Советско‑Германский фронт в особенности на Западный фронт. И тут, наверное, прав Гудериан:

 

– 22 июня не было видно, чтобы русские заняли предмостные укрепления по реке Буг. Момент внезапности сохранялся. Внезапность нападения на противника была достигнута.

 

Гудериан своей танковой группой обходил Брест, который штурмовал пехотный корпус, и продолжал своё наступление на Слуцк и Минск. Но и ставить это положение, создавшееся в районе Бреста, за положение на всём фронте, тоже нельзя. Ну и трагедизировать эту внезапность тоже нет смысла. Хороша была бы германская армия, если бы, в периоде нападения, не достигла определённой внезапности. Но во всех наших наступательных операциях в течение всей войны, наши войска тоже достигали эффекта внезапности, на первых этапах проведения операций. Но немцы и их авторы, вовсе не посыпают голову пеплом и не клянут своё командование, как это делают наши авторы в течение всего послевоенного периода.

 

И тут на эти рассуждения Иван Иванович добавил:

 

– Война, есть война. И в ней, в вопросах внезапности каждая сторона и каждый командующий стремятся нанести свой удар внезапно. Но ситуация такова, что каждый раз, кто‑то теряет, а кто‑то находит. Вопрос вовсе не во внезапности, а в том, как быстро войска могут преодолеть этот эффект внезапности.

 

Небольшое затишье и артиллеристская перестрелка закончились утром 24 июня. Наша разведка донесла, что на левом фланге расположения дивизии, немцы концентрируют танки и мотопехоту. Их замысел нам стал ясен: сразу смять наш левый фланг и зайти в тылы дивизии. Мы предполагали, что немцы ударят большими массами танков и мотопехоты и сосредоточили на левом фланге всю нашу артиллерию и танковую группу. Хотя часть танков была отправлена на сборы, которые проводило командование фронтом. Но танковую группу, состоявшую из танков Т‑26, Т‑28, нескольких танков Т‑34 и всего двух танков КВ, командованию дивизии удалось оставить в резерве для проведения полевых и боевых испытаний новых моделей танков, которые мы и должны были провести по предписанию, при их получении в войска.

 

Зная слабые места танков Т‑26 и Т‑28, отсутствие радиосвязи и оптики в новых моделях танков, которые на учениях управлялись с помощью сигнализации флажками. Наше командование подготовило их к обороне, предварительно зарыв в землю так, что на поверхности видны были только их орудийные башни, и они могли вести орудийный и пулемётный огонь по пехоте и танкам противника, находясь в относительной безопасности от артиллерийского и танкового огня. Пехота, несколько загнув фланг дивизии и хорошо окопавшись, дабы не пропустить немецкие танки в наши дивизионные тылы, вооружилась связками противотанковых гранат и замерла в ожидании.

 

Немцы начали атаку танками. Т ‑II и. Т– III на наш левый фланг, но не крупными массами танков и мотопехоты, а силами танкового батальона, без пехотного прикрытия. Ясно было, что это только разведка боем и командование вывело нашу танковую группу из укрытия и под прикрытием артиллерийского огня бросило в танковую атаку, не давая им смять левый фланг, где занимала оборону пехота. Но здесь командование дивизии не учло ещё одну особенность немецких танковых войск, которая и стала второй неожиданностью для нас. В составе немецких танковых подразделений оказалась, так называемая танковая артиллерия, как её тогда называли. На самом деле это были самоходные артиллерийские установки большого калибра, которые и представляли одну из основных угроз для наших танковых подразделений. В СССР САУ были ещё в разработке и в начале 1941 года, даже их опытные образцы в войска не поступали.

 

Бой длился недолго, около получаса, и даже за это короткое время стали ясны недостатки нашей танковой группы. На поле боя уже горели несколько наших Т‑26 и Т‑28, броня которых была слаба и не выдерживала огня немецких танковых пушек. Новые танки Т‑34 и КВ ‑1, действовали не совсем умело, сказывалась нехватка наезда мото‑часов у механиков водителей. Они иногда подставляли борта под огонь немецких танков. Заметно было и отсутствие радиосвязи, оптических прицелов и прочих конструктивных недоработок. Но это были естественные недостатки опытно промышленных малых серий, предназначенных для полевых и боевых испытаний с дальнейшей их доработкой. Это были особенности нашего стремительного технического развития и преодоления вековой технической отсталости, в котором, как говорил И.В. Сталин:

 

– Нам надо пробежать путь, который страны Европы проходили за столетия за десять лет. Либо этот путь мы пробежим, либо нас сомнут.

 

И наша либеральная критика всей грудью наваливавшаяся на якобы неумелые действия нашей техники и неумелое действия командования эти недоработки, по своей технической малограмотности вовсе не понимала, что это и есть вполне естественный путь постановки изделий, в серийное и массовое производство. И сейчас они этого не в состоянии понять, что на либеральном пути осуществление такого технического рывка, вообще невозможно достичь.

 

Наши танки вели огонь при визуальной наводке, а командиры новых танков, для корректировки ведения огня всё время открывали башни и ставили себя под угрозу поражения противником. В результате такого скоротечного встречного боя, командованию стало ясно, что пока нужно избегать прямого боевого танкового столкновения и танкам была дана команда, отойти в свои укрытия. Они начали неуклюже пятиться назад, ведя лобовой огонь, боясь подставить борта танков, которые были уязвимы для огня противника. У этих новых танков типа Т‑34 сильна была лобовая броня, она не пробивалась немецкой танковой артиллерией, но боковая броня была ещё недостаточна. Танки боялись подставить под огонь свою бортовую броню, и тем более заднюю часть танка, где были расположены бензобаки. И тут нужно было их прикрыть артиллеристским огнем, чтобы дать им возможность уйти в укрытие.

 

Наша противотанковая артиллерия вела огонь, но её было явно недостаточно. Противопехотные пушки прицельно стреляли, но было видно как снаряды с визгом отскакивали от лобовой брони немецких танков, а их механики водители имея большой военный опыт, бортовую броню никак не подставляли. Попасть в ходовую часть танка на большом расстоянии было весьма проблематично, хотя наши артиллеристы имели достаточный опыт работы с пушками калибра 45 мм и на учениях отлично поражали цели. Но бой это не учения и либо сказывалось волнение, либо окончился запас бронебойных снарядов, и они вели огонь уже обычными противопехотными снарядами, либо броня немецких танков этих модификаций, с которыми в боевой обстановке, мы столкнулись впервые, была недоступна для наших «сорокапяток». Стало ясно, что если не изменить обстановку на поле боя, и не заставить немецкие танки отойти, то пятясь медленно назад и оставаясь мишенью на поле боя, нашим танкам не дадут уйти в укрытие и они погибнут.

 

И здесь у меня родилась идея, – возбуждённо вспоминает Иван Иванович,– а что если ударить зенитным огнем, опустив до горизонтального положения стволы зениток. Как раз, в этот момент, небольшая группа Юнкерсов, отбомбившись по нашим позициям, ушла в своё расположение и у нас была пауза освоить зенитную атаку немецких танков. Мои артиллеристы, наблюдая за ходом боя и бурно переживая за наших танкистов, тоже внутренне чувствовали такую необходимость, поэтому они быстро и прицельно выполнили команду:

 

– Огонь по наземным немецким целям.

 

Немцы не ожидали такого огня и вначале не поняли, какая новая противотанковая артиллерия появилась на наших позициях. Два танка задымились и начали гореть и немцы прекратили свою атаку, а наши танки смогли отойти в свои укрытия. Стало ясно, что немцы вели разведку боем силами танкового батальона, и смять наш левый фланг задачу не ставили. Им эта атака нужна была, чтобы определить свои дальнейшие действия.

 

А у нашего командования появилась небольшая передышка, которую оно решило использовать для ответов на запросы изготовителей и разработчиков новой танковой техники, о результатах их боевых испытаний, которые им были так необходимы, чтобы вести дальнейшую конструктивную доработку и постановку на серийное производство. Конечно, в этом бою стало ясно, что отправка части танков на учения, командованием фронта несколько ослабило наши позиции в обороне. Но для меня было очевидно – учения это прикрытие, и что командующий фронтом генерал Кирпонос хочет создать большую танковую группу, типа танковых корпусов, для борьбы с большими массами танков и мотопехоты противника, так называемыми немецкими танковыми клиньями.

 

Это и подтверждалось его действиями по созданию таких же артиллерийских групп. И в этих боях выяснилось, что штатное наличие танков в дивизиях, существенно ситуацию не изменило бы, поскольку немцы не пытаются, с дивизиями прикрытия границы вести фронтальные бои на уничтожение, применяя большие массы танков и мотопехоты, а действуют на охват и окружение. Вот здесь и была ещё одна неожиданность. Нам не хватало танков, чтобы одновременно обеспечить достаточным их количеством дивизии и создать мотомеханизированные корпуса. А использование для этих целей бронемашин и другой бронетехники, которую записывают в зачет некоторые исследователи, было бы просто глупостью. Поскольку они только и годились как транспортное средство в зоне боёв и действий против пехоты противника.

 

Немцы готовились к фланговым охватам дивизий прикрытия границы, добиваясь потери их связи и снабжения армейскими тылами, не только за счёт бомбовых ударов, а и полного войскового окружения. Потом уже мы узнали, что наши догадки и решения фронтового руководства были верны, поскольку фюрер считал, что между старой и новой границей, сосредоточенны все войска Красной Армии и их охват танковыми клиньями и расчленение центральным ударом, позволит закончить ему компанию в две недели.

 

И хотя многие операцию с танками, которое проводило наше фронтовое командование считали ошибкой, но нам в реальной боевой обстановке этот шаг казался верным потому, что уже 24 ‑25 июня мы начали терять связь с армейскими тылами и снабжение горючим и боепитанием стояло под вопросом. А танки без горючего просто были бы превращены в мишени. Но пока мы выходили из положения, имея небольшую группу танков и автотранспорта за счёт дивизионных резервов. Конечно, тогда нам была неизвестна общая картина сил и средств, вводимых в сражение на нашем участке фронта, который по плану прикрывало пять дивизий, а во втором эшелоне располагались части 5‑й армии, в состав которой входила и наша дивизия.

 

А на этом направлении командующий немецкой группой «ЮГ» фельдмаршал Рунштедт, ввел в сражение десять пехотных и четыре танковых дивизии. В общей сложности вместе с силами 6‑й немецкой полевой армии генерала Рейхенау, более двадцати дивизий, плюс силы 1‑й танковой группы генерала Клейста. Тогда, так называемый, танковый ударный клин Клейста, состоял из трёх танковых дивизий вооруженных в основном тяжелыми танками и пяти мотомеханизированных пехотных дивизий, что, в общем, представляло серьёзную силу. И сравнивать эту сконцентрированную силу на направлении главного удара, так называемого Львовского выступа, с общим количеством танков, имевшимся в Советском Союзе на всех фронтах, без учета их качества, для оценки действий наших войск на этом направлении, что делают некоторые исследователи, вообще бессмыслица.

 

– Тяжело вздохнув, заключил Иван Иванович,– всю жизнь переживавший ту несправедливую историческую оценку этих боёв, которую допускали даже советские историки. Передернув плечами и, казалось, стряхнув с себя эту несправедливость, Иван Иванович продолжал:

 

– Но непосредственно нас и нашего соседа, 87‑ю дивизию атаковали мотострелковые дивизии и основные силы немецкого мотомеханизированного корпуса 17 армии вермахта, и приданные им три танковые дивизии. Они начали обходить наш левый фланг, двигаясь в направлении несколько южнее Львова. Конечно, неожиданность и внезапность событий в определенной степени была. Скорее всего, была для командования армии и командования фронта. Заключалась она в применении на нашем участке боевых действий сил и средств мощной 1‑й танковой группировки генерала Клейста. Эта группировка охватывала наши позиции и позиции нашего соседа с двух сторон, обходя город Львов, и наши дивизии с флангов с северного и южного направления, двигаясь с одной стороны в направлении на Житомир, а с другой стороны в направлении на Умань. Но, так или иначе, стремясь двумя охватывающими клиньями овладеть всем Житомирским направлением.

 

– Я всегда, в послевоенный период, считал эти бои достойными и даже героическими,– говорил Иван Иванович, – но мне приходилось постоянно натыкаться на лукавые улыбки людей, попавших под пропаганду отрицающую всё и вся. И тут лучше обратиться к оценке этих боёв немецкими авторами. А вот, что говорили и фельдмаршал фон Бок и генерал – полковник фон Клейст.

 

– На этом направлении внезапности нам достичь не удалось. Русские зарывают танки в землю и дерутся с невероятным ожесточением. Пленных почти нет, за исключением некоторых рабочих подразделений.

 

Эту тактику при статической обороне, зарывать легкие и средние танки в землю, поскольку они не имели надежной брони, применяла и наша дивизия, вспоминал Иван Иванович. А сдаваться в плен или разбегаться, по лесам и деревням никто даже не помышлял. Немцы, к этому периоду, ещё не достигли подавляющего преимущества. Наши подразделения дрались и ходили в контратаки с упорной настойчивостью, свойственной русскому солдату. Да и настроение в этот период было таким, что вот сейчас подойдут крупные силы Красной Армии, и вместе с ними мы опрокинем немцев, и они побегут.

 

В своих высказываниях и фон Бок и фон Клейст подразумевают, под рабочими подразделениями, стройбаты и трудовые роты гражданских рабочих, работающих над сооружением объектов укрепрайонов. Это были не вооруженные отряды рабочих, вовсе не обученных военному делу и даже не состоящих в Красной Армии. Но сколько желчи и злобы было вылито либеральной пропагандой на Красную Армию и вообще на Советскую систему, что командование бросало в бой совсем не вооруженные отряды. И сколько таких строительных отрядов было зачислено, как отрядов военнопленных, нашей либеральной пропагандой известно одному богу. Естественно они имели шанцевый инструмент, кирки и лопаты. Сколько было вылито желчи, малограмотными публицистами заявлявшими, что у страны не было даже винтовок и солдаты были вооружены лопатами. А посмотрим, что говорил начальник Генштаба Германской армии Гальдер:

 

– Пленных из регулярных частей фактически не было. В плен попадали безоружные бойцы строительных отрядов.

 

В первые дни войны, их вообще немцы не считали военнопленными, а зачисляли в свой актив, как «Арбайтен» – иностранные рабочие. Это уже потом они стали считать их военнопленными, подавая перед фюрером свои успешные действия и стараясь для геббельсовской пропаганды. И говорить о том, что на основании этих стройбатов в Советском Союзе отсутствовало достаточное количество стрелкового оружия, не только не соответствует действительности, а просто какой‑то материал для цирковой пропагандистской прогерманской клоунады.

 

В стране уже к концу 1940 года речь шла об изготовлении самозарядных винтовок, карабинов, и автоматов с прикладом – типа ППШ, который превосходил немецкий «Шмайсер» и по дальности и точности стрельбы, и по убойной силе. Вот вооруженная таким оружием, армия могла противостоять оккупантам. Подразделения вооруженные новейшими типами стрелкового вооружения, готовились в глубоком тылу. А нам здесь и сейчас на границе, – Говорил Иван Иванович, – необходимо было сражаться той техникой, которую мы успели получить на вооружение. Наше командование рассчитывало на поддержку сил и средств, сосредоточенных в городе Львове, и на его ресурсы, поскольку контакт с нашими тылами и связь с 5‑й армией была прерваны. Вернее некоторые указания, получаемые с помощью авиации и офицеров связи, мы ещё получали, но стабильного снабжения и боепитания уже не было.

 

Мы начали отступать к Юго‑Западной окраине Львова, ведя фланговые бои и не давая противнику добиться нашего окружения и прорыва в наши тылы. На Южном фланге Львовской области располагалась 12 армия под командованием генерал‑майора Понеделина. Но он делал какие‑то непонятные манёвры, уходил от столкновения с немецкими войсками и надежда, что он оттянет на себя удар основной массы Южного клина немецких войск и облегчит наше положение, не оправдались и нам на, Южном фланге Львова приходилось сражаться почти в одиночку. Город Львов оборонял, вернее, там находился и участвовал в его обороне – 32 стрелковый полк, 4‑я дивизия ПВО и бронепоезд. С Северо – Запада оборону Львова осуществляла 6‑я армия, а с Юго‑Запада некоторые части 5‑й армии, к которым принадлежала и наша дивизия. Но по правому флангу нашей дивизии и остальным частям 5‑й армии, которые продолжали держаться компактно, удалось вклиниться частям 1‑й немецкой горнострелковой дивизии. И к 29 июня противник вышел к Юго‑Западным окраинам Львова и смог отсечь наш правый фланг обороны от частей 5‑й армии. Рано утром 30 июня части немецкой мото – механизированной дивизии смогли прорваться к окраинам Львова и были остановлены, на некоторое время, бронепоездом и частями 32‑го стрелкового полка. А в 70 километрах от Львова, под Радзехувом, сражалась с немецким танковым клином Клейста, довольно успешно, 10‑я танковая дивизия генерал‑майора Огурцова. Эта дивизия сначала 1941 года укомплектовывалась новой техникой и имела в полках батальоны тяжелых танков КВ. Но эти танки были ещё экспериментальными моделями, основным слабым местом у которых, кроме их тихоходности, была танковая башня, которую сносило при попадании артиллерийских снарядов. И связь, которая ещё находилась в стадии доработки.

 

Но наши расчеты на ресурсы города Львова, именно в этом случае, не оправдались, хотя в дальнейшем эта тактика при обороне советских городов имела успех. Расчеты не только на помощь города снабжением и боепитанием, а тем более надежды на поддержку Львовского ополчения, наличие которого только могло предполагать командование, но которого на самом деле не оказалось, не оправдались. Немцы использовали все средства, для дезорганизации нашего тыла, ещё с 24 июня. А уже к 29 июня, они его усилили до максимума своими бомбовыми ударами. Сразу активизировалась в городе вся немецкая националистическая агентура, которая начала вести огонь из окон по нашим частям и нарушать все линии связи, ведя стрельбу, в особенности, по перемещениям офицеров связи и частям пытавшимся организовать наше боепитание.

 

В последующем в хрущевский период, да и в наш либеральный, много слов было пролито с критикой репрессий Л.П. Берии, против украинских профашистских националистических объединений, именуемых «Бандеровскими». Вся эта критика, конечно, но и не только она, это явление было и есть многофакторным, сыграла определённую роль в возрождении «бандеровского», профашистского движения на Украине уже в сегодняшние дни. Но тогда мы прекрасно почувствовали, на состоянии своих тылов, что если ему (Л.П.Берия) что‑то удалось, то в небольших количествах, срезать прогерманскую фашистскую верхушку «бандеровского» толка, а корни основных «бандеровских» отрядов остались, и они сразу же, при подходе немецких войск, активизировали свою деятельность, разрушая наши армейские тылы.

 

И общая военная ситуация, в этом районе боевых действий, сложилась неблагоприятно. Правый фланг 6‑й армии был открыт, связь с 5‑ой армией потеряна, немцы бомбят наши позиции, а «Бандеровские» отряды разрушают тылы, препятствуя организации взаимодействия и боепитания, и в таких условиях войска Красной Армии начинают оставлять город. Наша дивизия, хорошо укрепившись на Юго‑Западных рубежах города Львова и несколько сместившись к Юго‑Востоку, продолжает держать оборону. Но по мере того, как части Красной Армии начинают покидать город, и отходить на Восток, а немцы занимать город и укрепляться в нём, мы к 1‑3 июля оказываемся в полном окружении и уже ведем бои, находясь в круговой обороне. В окружение попадает и наш сосед справа, 87 дивизия, но несколько севернее, по направлению к Луцку. 6‑я немецкая армия во взаимодействии с войсками 1‑й танковой группы фон‑Клейста, основные силы которой действуют несколько севернее Львова, наступает в направлении на Житомир. Это была заманчивая цель, находящийся в 150 км от Киева. С Севера на Львовском направлении, по левому флангу 1‑й немецкой танковой группе, наносит удар 9‑й мех‑корпус Рокоссовского. О нем мы уже говорили, как он оперативно, 21 ‑22 июня, смог отмобилизовать все силы и средства корпуса. Корпус находился в стадии доукомплектования, но уже к 24‑26 июня, сумел выйти в заданный ему район Луцка и Дубно и начать атаку во фланг прорвавшихся войск 1‑й танковой группы фон Клейста, где уже вела бои 10 танковая дивизия С.Я. Огурцова.

 

В состав 9‑го механизированного корпуса К,К, Рокоссовского входила 20‑я танковая дивизия полковника М.Е. Катукова. Дивизия в начальный период войны только формировалась, по штату полк такой дивизии, должен был насчитывать 50‑55 единиц боевой техники. А на самом деле, в составе этой дивизии находились устаревшие, подержанные 33 танка БТ‑2, БТ‑5 и в июне 1941 года начали поступать первые экземпляры танков Т‑34 и КВ.

 

Конечно, здесь нельзя верить и либеральным политическим фантастам, один из которых дал на страницах своей книги, что якобы он был очевидцем, как на дороге было брошено около пятисот танков Т‑34. Эти танки были выкрашены в светло зелёные тона и стояли в кюветах у дороги. И он даже, невзирая на то, что это была полоса боёв, залезал внутрь танков и видал, что внутри танки были выкрашены эмалью яичного цвета, а вся коммутация была покрыта стальной сеткой. Этим анекдотам многие верили, что мог быть брошен целый танковый корпус Т‑34, когда по плану к этому периоду было выпущено около 600 танков Т‑34, опытно промышленных моделей и распространены для полевых и боевых испытаний по всем фронтам. Но в нашей либеральной пропаганде без барона Мюнхгаузена обойтись никак не могут.

 

Конечно, с такой техникой разгромить группу Клейста было невозможно, но используя преимущества флангового удара и возможности ведения огня по бортам вражеской техники, можно было рассчитывать на определённый успех. Многие историки считали, что это первое танковое сражение под Клеванью, – разгромом и поражением Красной Армии, но сам М.Е. Катуков и маршал Г.К. Жуков считали, что, несмотря на то, когда в первом бою дивизия потеряла все «бэтушки», это сражение было всё‑таки успехом. Немцам пришлось прервать своё стремительное движение на Киев, развернуться и начать фронтальное движение против наших войск. Участники сражения считали, что приостановку движения танкового клина на Киев, и вынужденный фронтальный бой на пересеченной местности, нашим успехом, если не победой в местном сражении. Группа Клейста не выполнила свою задачу относительно сроков продвижения и захвата Киева, которые были поставлены перед ней верховным командованием Германии.

 

Конечно, имеющимися силами К.К. Рокоссовский долгое время удерживать германские войска от продвижения их на Житомир и Киев не мог. И в полной мере выполнить задачу, подрезать наступающие немецкие войска с флангов и тем самым задержать их продвижение на длительный период, было затруднительно. Но поскольку на его пути дислоцировались и наши окруженные дивизии, то он мог усилить свою группировку, деблокировав наши дивизии, которые дрались в районе Львова и, соединившись с ними, подрезать с Юга немецкий клин 1‑й танковой группы генерала Клейста. Для осуществления этого маневра ему придавалась 10‑я танковая дивизия генерал‑майора Огурцова С.Я., дислоцировавшаяся на окраинах Львова и состоявшая по большей части, из 300 устаревших машин, но и новые машины и другое вооружение активно поступали в порядке доукомплектования в её распоряжение. Дивизия должна была получить и группу тяжелых танков в полном количестве, но успела ли она получить эти танки перед началом военных действий, остается вопросом. Тогда, когда Клейст имел 600 ‑700 новейших современных, в основном тяжелых немецких танков и это только в своём головном ударном клине.

 

Но танковыми полками были оснащены и его мотомеханизированные дивизии, которые при подсчете баланса сил и средств многие исследователи не учитывают. И судьба генерал‑майора Огурцова, ещё раз доказывает, что кто рвался в бой, тому хватало и приказов и предупреждений и их войска были в боевой готовности. Генерал Огурцов попал в плен в сражении, бежал из плена, примкнул к партизанам, создав там конную группу, и погиб в бою в октябре 1942года.

 

А к тому моменту, когда готовились это сражение, в составе всех наших атакующих частей было 133 танка моделей Т‑34 и КВ, конечно и они были из первых опытно промышленных партий танков этих моделей, ещё не вошедших в массовое производство, на наших танковых заводах. К.К. Рокоссовский бросал в бой всё, чем располагал, из технического оснащения, своего корпуса и всё, что он смог отмобилизовать, готовясь к марш‑броску из Полтавы и на пути своего следования. Находясь в окружении, мы заняли круговую оборону и ожесточенно сопротивлялись. Если бы это говорил только Я, – Иван Иванович, – то в этом можно было некоторым критикам, и усомниться которые только и замечали бегство и сдачу в плен Советских войск, но это же говорит и Ф. Гальдер.

 

– На Житомирском направлении русские сражаются, как и прежде, с невероятным ожесточением. Наши танки, рассеивая пехоту, в конечном итоге результата не дают, и для дальнейшей борьбы требуется применение пехоты.

 

И тут Ф. Гальдер прав, впервые в отличие от Франции он видит, что применение танков в России большего, чем рассеивание пехоты на пересечённой, лесистой местности результата не дает. Расчет на такой психологический эффект, который действовал во Франции, и приводил французскую пехоту к панике и сдаче в плен, в России не действует. После ухода немецких танков пехота опять собиралась в стрелковые соединения, а не сдавалась в плен. Немецкое командование видит, что это уже другая война и требуется изменения тактики её ведения. Командование танковых частей начинает ставить перед фюрером вопрос, придания им не только мотопехоты, а даже кавалерийских соединений.

 

В этих боях, в которых немцам удалось окружить несколько наших дивизий, которые невзирая ни на что продолжали вести бой в окружении. И тут к немецкому командованию приходит прозрение, что они основную массу войск окружить не смогли. И впечатления Ф. Гальдера, в данной реальной действительности, справедливы.

 

– У русских, в приграничных районах, гораздо меньше войск, чем мы предполагали. Русские цепляются за каждый рубеж и отчаянно сопротивляются. Противник зарывает оставшиеся танки в землю и ведёт оборону. На всех участках фронта характерно небольшое число пленных.

 

И, как отмечал впоследствии фон Белов, который был адъютантом Гитлера и ему были доступны все внутренние переживания фюрера:

 

– Узнав о том, что основных сил на границе нет, у Гитлера развился сильный гипертонический криз.

 

Вот насколько было важно для Гитлера, сосредоточение всех войск Красной Армии на границе. Эту идею которая, по сути содействовала «Плану поражения» Тухачевского и замыслам немецкого Верховного командования, выдвигали в предвоенное время многие наши военачальники, мнение которых И.В. Сталину удалось преодолеть. Да и сегодня многие исследователи восклицают!

 

– Вот если бы тогда, вот если бы все войска сосредоточить на границе, и нанесли упреждающий удар, вот тогда‑бы!

 

Тогда бы произошло только одно. Гитлеру бы удалось осуществить свой план окружения всех Советских войск и добиться окончания войны если не в двухнедельный срок, то в достаточно короткое время. – С ожесточением говорил Иван Иванович и с уверенностью продолжал.

 

– Но многие авторы, эту нашу борьбу в окружении выдают за крупный успех гитлеровских войск. И наши утверждения, что частичные успехи немцев в применении этой тактики, нельзя абсолютизировать, всё равно не берутся во внимание и происходит накачивание какой‑то трагедии, уже давно носящей пропагандистский характер.

 

Но этот вопрос, этим авторам, станет ясен из анализа фронтовой обстановки сделанной командующим 3‑й танковой группой немецких войск Г. Готом:

 

– Успех крупного сражения на охват и уничтожение, был не на всём фронте, как планировалось, а на Белостокском выступе. Быстрые успехи, в первые дни, на отдельных направлениях, ввели Гитлера в заблуждение.

 

Почему А. Гитлер впадал в заблуждение, принимая желаемое за действительное, и то ненадолго, – это понятно. Очень уж хотелось, что бы было так. Но почему, в такой же транс, впадают и наши либеральные авторы и уже надолго – это непонятно. Что, им хочется до сих пор, чтобы на самом деле было так, как задумал Гитлер.

 

Поняв, что добиваясь ликвидации окруженных дивизий, германское командование потеряет много времени. И стремительность прорыва, не сможет вызвать панику в рядах русских войск и разрушить тылы, как предполагал план «Блицкрига», а главное не выполнит задачу окружения главных сил противника и их уничтожения, в течение двух недель, немцы начинают снимать основные силы, брошенные на ликвидацию этих дивизий. Спрут из танковых клиньев опять разворачивается, вытягивает своё змеиное тело с остроконечной танковой головой и начинает наступление, по основным направлениям, предусмотренным планом «Барбаросса», в его втором варианте.

 

Немецкие танковые клинья начинают своё движение вперед, оставив окруженные дивизии с минимальным прикрытием, у себя в тылу и на флангах.1‑я танковая группа Клейста, частью своих сил, обходит наши позиции и Львов с Юга и пытается наступать в направлении на Житомир. В это время передовые отряды 9‑го механизированного корпуса К.К. Рокоссовского и приданные ему части достигают наших позиций. Поняв создавшуюся ситуацию, благоприятную для прорыва и выхода из окружения, наше командование, создает ударную группу, объединив всю имеющуюся артиллерию в единый дивизион, и выведя из укрытий оставшиеся танки, которые зарытые в землю отчаянно сопротивлялись, ещё недавно наступавшему противнику. Связавшись со штабом К.К. Рокоссовского, мы начинаем выводить ударную группу на исходные позиции. Договорившись с подошедшими частями К.К. Рокоссовского о совместном ударе, снаружи и изнутри кольца, начинаем свою атаку. Немцы не выдерживают внезапного удара, с обеих сторон кольца, и покидают свои позиции. Кольцо прорвано, мы выходим на оперативный простор и совместно с К.К. Рокоссовским наносим удар во фланг 1‑й танковой группе противника. Серьёзных потерь, невзирая на то, что мы атаковали противника, я не заметил; а тем более отставших и сдавшихся в плен, но какие‑то потери всё‑таки были. Вести тщательный подсчет времени не было, нужно было срочно уходить из опасной зоны, пока немцы не подтянули подкрепления.

 

1‑я танковая группа противника, имея приказ охвата крупных масс войск Красной Армии, не ввязывается в длительные фронтальные бои. А смещаясь несколько южнее, продолжает свое движение в направление на Лубны. Поскольку наша 5‑я армия отступает в направлении на Житомир, двигаясь несколько севернее в направлении на Коростень, и ведёт там упорные бои, препятствуя немецким группировкам прорваться на Житомир. Вот здесь, мы расстаёмся с частями К.К. Рокоссовского, и перед нами возникает проблема, куда двигаться далее. Двигаться ли на соединение с 12 армией генерала Понеделина, который принял решение отступать на Летичевский укреплённый район, с целью обосноваться в его заранее подготовленных сооружениях. Или искать пути на соединение с нашей 5‑ой армией. То есть идти ли в Юго‑Восточном или Северо – Восточном направлении.

 

4. Тяжелая и длинная дорога

 

Наше отступление, которое мы называли тяжелой и длинной дорогой, поскольку было не ясно, сколько оно продлится, и когда мы соединимся с основными войсками Красной Армии. Началось с мыслей о Летичевском укреплённом районе, как коротко его называли ЛеУР. Этот район начал строится ещё в 1930 году. Он должен был насчитывать 340 пулемётных дотов, 7 артиллерийских дотов и, входить в Виницкую армейскую группировку. Он считался серьёзной преградой для немецких войск и, укрепившись в нём, многие военные деятели считали, что можно вести длительные оборонительные бои и оказать серьёзное сопротивление немецким армиям, заставив их понести большие потери. Тем более что он простирался на 120 и боле километров и его правый фланг примыкал к городу Хмельник, а левый фланг шел вплоть до Жмеринки. Правда на его протяжении были и разрывы в оборонительных сооружениях, достигавшие 12 и более километров.

 

Нам и нашему командованию, конечно, было известно, что когда начали строиться укрепления на новой границе, если не весь, то большая часть потока новой техники, поступавший в Юго‑Западный округ, вполне естественно, переориентировалась на рубежи новой границы. После войны уже в хрущевский период ходили легенды, что «Летичевский укреплённый район» был демонтирован, а отдельные укрепления даже взорваны. Но это было уже после войны, а тогда мы имели достаточно полное представление об этом районе, даже может быть намного лучшее, чем оно соответствовало реальной действительности. Строили его когда там начальником военно‑строительного управления, а затем комендантом ЛеУРа, был бывший ЭСЭР, комдив – Ю.В, Саблин. Он был сподвижник командующего округом. А впоследствии заместителя Наркома обороны СССР Гамарника, и армейского комиссара 1‑го ранга, командующего Киевским военным округом И.Э. Якира, в последующем командарма 1‑го ранга Все они были близки, ещё со времён гражданской войны, группе Тухачевского, которой покровительствовал Л.Д. Троцкий и конечно, они были выдвиженцами на командные посты ещё самим Львом Давидовичем Троцким. А как мы уже говорили, исходя из свидетельств окружения Льва Давидовича, он старался назначать на должности лично ему преданных людей, разделявших его леворадикальные взгляды.

 

Ю.В. Саблин на процессах группы Тухачевского обвинялся в шпионаже в пользу Германии. Так ли это было на самом деле или нет, в тот период мы не разбирались, и было конкретно в создавшейся боевой обстановке не до этого. Но было тогда известно, что, конечно, укрепрайон не взрывался. Тяжелое вооружение, которое ещё оставалось с царских времён, было не демонтировано. Получали они и новое вооружение, конечно на новую границу если уходило 5‑ть единиц тяжелого вооружения, то в Летичевский укрепрайон поступало не более одной единицы вооружений, что было вполне естественно. Оборудовать тяжелым вооружением за такой короткий срок, практически за год, до начала военных действий в 1941 году сразу обе линии новых и старых укреплённых районов, как тогда понимали все, промышленность, которая, даже при её развитии усиленными темпами, не могла. Но наше командование рассчитывало, что 12 армия генерал П. Понеделина, используя свои возможности и своё вооружение, настолько укрепит этот район, что он станет вполне боеспособным.

 

Но пока мы приводили себя в порядок и вели мелкие стычки и бои с немецкими тыловыми подразделениями, и главное собирали свои рассеянные части по лесам и оврагам. В период нашего выхода из окружения, немецкие мотомеханизированные группы, двигались вперёд и не вели затяжных боёв с подразделениями Красной Армии, а рассеяв их по лесам и оврагам, уходили дальше. И эта тактика стала понятна уже после войны. А в тот период, она вызывала некоторое удивление, когда у немцев в боевых столкновениях с нашими частями и подразделениями, которые выходили из окружения, конечно не единой массой, и тем более не единой колонной, а разрознено. Каждая часть или подразделение нащупывали разрывы в немецком кольце, который уже не представлял чего‑то единого и монолитного, выходила с боем, а немцы на ликвидацию, этих прорвавшихся частей, не очень то и бросали свои резервы. И как стало известно из воспоминаний немецких авторов, например, таких как Ф. Гальдера, Г. Гудериан, Г. Гота; которые писали:

 

– Наши войска рассеивали выходящие из окружения части противника и, не желая терять времени и гоняться по лесам и оврагам за мелкими подразделениями противника, основной массой войск двигались вперед.

 

И мы, – говорил Иван Иванович, – попадали в разрывы между наступающими немецкими ударными группировками, выходили из окружения и вновь собирались в боевые подразделения.

 

Немцы подтягивали в эти районы свои оккупационные части, которые конечно уже не представляли той опасности как ударные клинья, ни по оснащению, ни по подготовке личного состава, ни даже по возрастной категории солдат и офицеров. Одним словом – это уже были тыловые части, с которыми мы могли довольно успешно вести бои и сопротивляться их оккупационным усилиям, в особенности по сбору продовольствия. Конечно в этих боевых стычках, серьёзными боями их даже назвать нельзя, мы несли некоторые потери убитыми и ранеными, да и нечего греха таить, некоторые бойцы, из местных, попавшие в наши подразделения с последним пополнением, оседали в знакомых им деревнях. Ещё было им неизвестно, что немецкие тыловые части, когда их режим на территориях, которые пока представляли слоённый пирог из наших, выходящих из окружения частей, и немецких тыловых подразделений, стабилизируется, их всех отловят, и отправят в лагеря для военнопленных. Да и тот жесткий режим, на уничтожение советских военнопленных, о котором уже говорили, был ещё неизвестен и не вошел в полную силу. Система находилась в стадии становления. И некоторые из малограмотных крестьян, которые ещё не прошли советскую школу жизни, надеялись как‑то пережить это время, и пересидеть в дальних деревнях. Но это было меньшинство, мало влияющее на нашу боеспособность, ввиду их заметной инертности в боях. Кроме того, нужно было распределить тяжело раненных бойцов в деревнях и привести части в боевой порядок, прежде чем покинуть зону временного обитания и двинуться далее на соединение с частями Красной Армии.

 

Уже шел июнь месяц. И тут наши радисты перехватили немецкое сообщение, которое в хвастливом тоне сообщало, что 12 армия генерал‑майора П.Г. Понеделина разгромлена, а сам генерал сдался в плен, немецким частям в «Литическом укреплённом районе», и что якобы «Летичевский укреплённый район» пал в течение одного дня не оказав существенного сопротивления. Конечно, это сообщение тут же разлетелось по дивизии. И на командиров частей, рядом с которыми располагалась наша батарея, это произвело обескураживающее впечатление. Нам было известно, что генерал П.Г. Понеделин, введя свою 12 армию в укреплённый район, начал изучать и протоколировать его недостатки. Недостатки вооружений, конструкции и строительства укреплений, разрывы между бетонными сооружениями и прочее. Конечно, эти данные он отправлял командованию фронта и верховному командованию, что бы доказать, невозможность длительной обороны. Но эти недостатки или, в крайнем случае, большинство из них, были известны ещё в довоенный период, и тратить драгоценное время на канцелярскую работу не было никакого смысла.

 

Мы рассчитывали, что силами 12 армии сразу проведут работы по созданию бревенчато‑земляных укреплений в разрывах между бетонными укреплениями и на других опасных участках. Но он этих работ почему‑то не проводил, хотя до подхода немецких войск у него было около недели времени. Немцы, пока не штурмовали Летичевский укреплённый район, а пытались очистить территорию от советских войск, которых им удалось рассеять при своём продвижении вперёд, используя бронетранспортёры и бронемашины, которые у нас впоследствии стали называться боевыми машинами пехоты, по типу наших БМП.

 

Огнём артиллерии, используя ещё оставшийся боекомплект и часть снарядов которые нам удалось снять с нашей подбитой техники, мы удачно отразили атаку мотопехоты противника, уничтожив его почти всю бронетехнику, этой группы войск, атаковавшей наши позиции и настроение солдат поднялось. Успех придал нам силы, и мы стали думать о новом направлении нашего движения. Только потом мы узнали, что реальные бои за Летичевский укреплённый район шли, конечно, не один день, как сообщала немецкая пропаганда, а 11 дней, правда некоторые доты и дзоты были захвачены в течение от одного до четырёх дней.

 

Передовые части генерала П.Г. Понеделина начали занимать ЛеУР в первых числах июля, практически бои начались 9‑го июля и продолжались до 17‑20 июля. Но немецкие соединения прорвали оборону и заняли Жмеринку уже 18 июля, разбив, или даже не разбив, а нанеся тяжелый урон частям 12‑ой армии. И генерал П.Г. Понеделин начал отвод отдельных частей армии ещё до его пленения. Уже в послевоенный период мы изучили причины поражения этого укреплённого района. И дни подготовки его обороны, конечно, никак не оправдывают действия генерала П.Г. Понеделина. Потеря такого укрепрайона, в котором находилась, как оказалось не только 12 –я армия, а сюда отошли и части 6‑й и 26 –й армий. Всё это можно вполне считать как неудачу наших войск и довольно крупную неудачу. В послевоенных дебатах по этому вопросу некоторые обвиняли генерала П.Г. Понеделина, что он сдал ЛеУР ввиду своей нелюбви к Советской власти и в связи с этим он не вел активную и жесткую оборону. Но вряд ли это была какая‑то любовь или нелюбовь. Военачальники, которые побывали в немецком плену во время Великой Отечественной войны, и пошли на сотрудничество с врагом, как раз в свой революционный период, действуя под политической эгидой Л.Д. Троцкого, довольно активно сражались именно за Советскую власть. Здесь, скорее всего, действовали те причины, о которых мы уже говорили. Любовь или нелюбовь это упрощение вопроса, который в первые предвоенные и военные дни был гораздо сложнее. Когда и как генерал П.Г.Понеделин попал в плен, в тот период мы конечно не знали. Но из немецких листовок, на которых он изображался вместе с немецкими офицерами и где немцы, от его имени, публиковали призывы к войскам Красной Армии, выходившим из окружения, сдаваться в плен, мы поняли правильность своего решения двигаться в Северо‑Восточном направлении. И уйти от какого– либо контакта с войсками генерала П.Г. Понеделина. В итоге мы начали свой поход в направлении на Коростеньский укреплённый район.

 

Неудачи в обороне Летичевского укрепрайона можно понять, когда наложишь на его карту расположение и движение немецких войск, в районе оборонительных сооружений. И мы увидали, что клинья немецкого наступления, как раз приходятся на слабые места ЛеУРа и обходят хорошо укрепленные вооруженные железобетонные сооружения, двигаясь по балкам и оврагам. Эти местности плохо просматривались разведкой и немецкие соединения могли подойти к позициям войск 12‑й армии незамеченными. Стало понятно, что немцы имели в своём расположение точную карту ЛеУРа. Но как можно было её получить, когда к тому периоду все бетонные сооружения настолько заросли мхом, лишайниками, лесистой порослью, что сверху при авиаразведке ничего увидать было невозможно. И тут мы подумали, что может, правы были обвинения генерала Саблина в связях с немецкой разведкой и передаче ей карты Летичевского укрепленного района.

 

Особенно у меня эта мысль засела в голове, невзирая на все реабилитационные процессы, когда я изучил местность, расположение и движение войск между двумя довольно мощными железобетонными дотами 4‑м и 6‑м, имевшими хорошее пушечное и пулемётное вооружение и довольно большую и хорошо обученную команду. Такое вооружение не допускало и мысли, чтобы эти доты были сданы в течение одного дня. А как же они были сданы. Немецкие войска зашли к ним в тыл и открыли огонь по задним утонченным и довольно слабым стенкам дотов. Они смогли зайти в тыл этих дотов так незаметно не вызвав огня на себя мощного артиллерийского вооружения дотов. Между этими дотами был небольшой разрыв, представлявший собой глубокую, заросшую лесистым покровом и кустарником балку. И мне стало ясно, чтобы пройти по этой балке нужно иметь точную карту местности и тут вина генерала Саблина, невзирая на все реабилитационные процессы, которые шли огульно, ясно вырисовывается. Передал ли он эту карту сам или беспорядок в его хозяйстве позволил это сделать немецкой агентуре, вины с него не снимает.

И эти наиболее мощные сооружения ЛеУРа пали в течение одного дня, предрешив тем самым судьбу всего укрепрайона, который сражался, ещё 11 дней уже не имея командующего, Генерала Понеделина. Генерал относительно добровольно сдался в плен 4 июля, хотя его войска продолжали сражаться, а многим частям удалось с боями выйти из окружения, Генерал Понеделин, был арестован уже в конце войны, после освобождения из плена. Следствие по его делу шло очень долго, около пяти лет. Были перерыты все немецкие архивы. Трудность заключалась в том, что Понеделин не пошел на открытое сотрудничество с немцами, как например генерал Власов, или другие из попавших в плен генералов, которые вели среди наших военнопленных открытую агитацию в пользу немцев. Понеделин, вел тайную работу среди советских военнопленных в пользу германского командования, и найти документы, подтверждающие эту деятельность, было не так‑то просто. Но всё‑таки доказательства были найдены, и он был осужден военным трибуналом, и расстрелян в 1950 году. Однако в период реабилитации, когда Хрущев использовал любой мало‑мальски приемлемый факт против И.В. Сталина, эти доказательства были признаны недостаточными, и генерал Понеделин был реабилитирован.

 

Конечно, я не берусь утверждать о степени его вины и соответствия этой вине приговора. Однако могу с уверенностью сказать,– говорил Иван Иванович,– что заняв Летичевский укреплённый район он, возможно и правильно написал донесение вышестоящему командованию о его недостатках, которые остались ещё от прежнего руководства, А возможно и не надо было тратить время на эту подробную писанину, известную по делу так называемой Троцкистской группы Тухачевского, обвинённых если не в шпионаже, то в связях с немецким генералитетом ещё в 1937году.Недостатков, конечно, было много, прежде всего доты и дзоты располагались на определённом иногда достаточно большом расстоянии друг от друга, а предполье между ними, в действительности, не имело никаких укреплений. Ещё был ряд крупнокалиберных орудий устаревшего крепостного типа, оставшихся от первой мировой войны, которые откатывались после выстрела по рельсам. Нового тяжелого артиллерийского вооружения было мало, а имеющееся не соответствовало современным нормам. Всё это так и было и не вызывало удивления, поскольку это в армейских кругах и в училищах, и в системе переподготовки армейских кадров, на так называемых офицерских курсах, подробно обсуждалось как предмет обвинения группы Тухачевского. И ещё в 1937 – 1938 году, эти недостатки соответствовали реальной действительности, независимо от того как обвинена, или как оправданна была группа Тухачевского.

 

Этот укрепрайон существовал, невзирая на все его недостатки. Командование рассчитывало, что 12 армия и её командующий генерал П.Г. Понеделин, который маневрировал, не вступая в серьёзные бои на границе и отступал, почти не имея потерь. Ни в живой силе, ни в тяжелом вооружении, примет меры для укрепления обороноспособности укрепрайона. Командование надеялось, что он укрепит своими орудиями и пулемётным вооружением все имеющиеся капониры. И сделает их боеспособными, невзирая на недостатки их строительства. А в разрывах между расположением бетонных укреплений сможет, имея в своём распоряжение не только 12‑ю армию, а и отошедшие сюда части 6‑й и 26‑й армий, быстро окопаться, и соорудить противотанковые земляные и бревенчато‑земляные укрепления и не даст танкам противника быстро продвинуться и зайти в тыл, этих имеющихся бетонных укреплений. Тем более, в этот период никакого контакта с войсками противника не было. А если рассмотреть, как сдавался, рука не поднимется написать, оборонялся, «Летичевский укрепрайон», то будет ясно, что это было умелое и очень умелое выполнение плана поражения Тухачевского, который он описал, находясь на следствии в 1937году. Многие по политической конъюнктуре считали все эти показания вынужденными и мало обоснованными, но откуда же тогда берутся события, так хорошо совпадающие с этим планом поражения.

 

И, конечно, нельзя здесь забывать и всё строительство, и подготовку к обороне этого укрепрайона, которое происходило при командовании округом сподвижника Троцкого и Тухачевского командарма 1‑го ранга Якира И.Э. При этом, план по бетонным работам выполнялся, как мы уже знаем, за счёт качества и толщины стен. И он не мог не выполняться. Это бы было настолько очевидно, что вызвало бы какие‑то контрмеры со стороны правительства. А вот такую путаницу, как вода есть – света нет, свет есть – запаса продовольствия и боекомплекта нет. Вот такую путаницу и неразбериху определить можно было только в процессе боевых действий.

 

Сам И.В. Сталин, характеризовал тот период в своём выступлении на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны 2 июня 1937 года:

 

– На Украине – Якир, а в Белоруссии – Уборевич были предоставлены сами себе. Генштаб ни в подборе кадров, ни в контроле их деятельности никаких шагов не предпринимал. Видите, Генштаб не предпринимал, а у многих исследователей виноват опять И.В. Сталин, когда все технические средства контроля, в тот период были сосредоточенны у Тухачевского. Но, а как можно думать иначе, если бетонные и железобетонные укрепления были такого низкого качества, а руководили строительством и контролировали его именно люди Тухачевского.

 

Но если говорить о генерале П.Г. Понеделине, то эти технические недостатки и его пассивная деятельность в приграничных боях, и эта неопределённость в укрепрайоне были, как факт, налицо. Не берусь рассуждать о справедливости или несправедливости приговора генералу – П.Г. Понеделину. Этот вопрос сильно зависит от политической ситуации. И самого понятия, что хорошо, что плохо, и что является виной, а что является преступлением, а что, быть может, простым хозяйственным или командирским упущением. Во время войны, когда решалась судьба страны и народа – это одни понятия, в мирное время это другие понятия. А когда надо при любых обстоятельствах обвинить И.В. Сталина и Верховное командование Красной Армии это уже третье понятие.

 

И тут я не берусь судить, поскольку эти материалы судебных процессов мне неизвестны. – Говорил так не только Иван Иванович,– как только его отпустили его болезни, и он пошел на поправку, воспрянув духом. А многие из участников событий, которые, в то время, воевали в тех местах и которые отчаянно сражались, нанося серьёзный ущерб врагу, и в окружении, и в гораздо худших условиях обороны, прорывались на соединение со своими войсками. Но здесь, как мне кажется, надо обратить внимание, исследуя первый период приграничных сражений, не важно, на новой или старой границе они велись. На приказ немецкого верховного командования, листовками которого засыпали наши окопы и в период линейной обороны, и в период круговой обороны. А о чем гласил этот приказ?

 

– Не берусь его точно воспроизвести и говорю по памяти, – вспоминал Иван Иванович; – А он говорил о том, что командиры частей и соединений, которые будут вести активную наступательную или оборонительную тактику, и наносить серьёзный ущерб немецким войскам. А также взрывать советские склады с продовольствием и вооружением, мосты и коммуникации, при попадании в плен, будут сразу расстреливаться без какого либо суда и следствия. Командиры, которые не будут приносить существенного ущерба немецкой армии, и будут сдавать без существенных повреждений склады и коммуникации будут оставлены в живых и могут рассчитывать на благосклонное отношение к ним, немецкого командования.

И, создается впечатление в своих пассивных приграничных боях, на линии новой и старой границы, такие командующие корпусов и армий как Власов и Понеделин и другие генералы, которые попали в плен, глубоко в душе не верили в победу Красной Армии. А верили в блефовые Троцкистско‑германские заявления о создании буферной Украинской – антирусской республики. И лозунг неоднократно провозглашавшийся Тухачевским, что дальше Украины Гитлер не пойдёт и эти разговоры в Красной Армии он считает безумием, на которое Гитлер никогда не решится. И эти генералы, с таким характером мышления, своей пассивной позицией скорее выполняли приказ немецкого командования, чем требование нашего руководства, отчаянно сражаться в любых условиях даже в окружении. Не впадать в панику, сражаться до последнего патрона и последней корки хлеба, и выходить из окружения, к своим войскам, взрывая все типы складов и коммуникаций. И это требование командования Красной Армии, как говорили немецкие командующие, такие как Гальдер, фон Бок и Гудериан выполняло большинство частей попавших в окружение.

 

– Русские, в окружении, проявляют завидное упорство, за первый месяц боев мы почти не имеем пленных и несём серьёзные потери в танках и бронетехнике.

 

Но не все командующие действовали, так как наш командующий 5‑й армией генерал Потапов. А некоторые действовали как Власов и Понеделин. Эта мысль зародилась у меня – говорил Иван Иванович,– в период наших приграничных боёв, когда генералы Потапов, Рокоссовский, Огурцов и другие, сражались до последнего патрона и вяло вели себя такие командующие как Власов и Понеделин, не говоря уже о генерале Павлове на Западном направлении.

 

Эта мысль зародилась у меня ещё в период приграничных боев, – с командирской решительностью говорил Иван Иванович. И уже в послевоенный период она укрепилась, когда мне стали известны факты, что в плен сдалось или попало по разным причинам 86 советских военачальников, высшего руководящего звена. И по их поведению в плену их можно разделились на три или четыре группы. Первые это люди, бежавшие из плена и продолжившие борьбу в партизанских отрядах, многие из которых погибли, например, командир танкового корпуса генерал С.Я. Огурцов. Таких было 7‑8 человек. Хочу напомнить, что генерал С.Я. Огурцов это тот генерал, который наносил фланговый удар вместе с К.К. Рокоссовским по немецкому танко‑механизированному клину генерала Клейста.

 

Вторая группа это генералы, которые в плену организовывали лагерное сопротивление и саботаж. Такие как генерал Карбышев, их насчитывалось – 28 человек. И которые были расстреляны немцами, третья группа – такие как генерал Лукин, которые храбро сражались до последнего патрона в Вяземском котле, а в плену вели себя достойно, не шли ни на какие предложения о сотрудничестве и были возвращены на службу в Красную Армию, или им была обеспечена воинская пенсия. Их насчитывалось, что‑то порядка 23‑х человек и наконец, четвертая группа, которая пошла на активное, как генерал Власов, или пассивное как генерал П.Г.Понеделин, сотрудничество с немецким командованием. Их насчитывалось около 28‑30 человек. И не обязательно эти люди состояли в КОНР или находились в РОА (армии генерала Власова), а они сотрудничали с другими германскими структурами и по российской традиции назывались «власовцами». И главное, как говорят некоторые эксперты, что в армии Власова, а именно в РОА и КОНР находилось небольшое количество командиров дивизий Красной Армии пошедших на сотрудничество с врагом, не так уж небольшое около 12 человек. Но мы берём в расчет не только командиров дивизий, а всех военачальников пошедших на сотрудничество с различными вражескими структурами. Эти люди в предвоенный период, как мы уже говорили, либо командовали, либо оказывали влияние на боеспособность тех 30‑38 дивизий, которые неорганизованно приняли начало сражения 22 июня 1941года и совсем не обязательно, что они командовали дивизиями и входили в состав РОА. Так сложилась ситуация, что эти цифры совпали – это факт, который может нравиться, или не нравится экспертам и исследователям.

 

Что касается генерала Власова и его сподвижников из РОА и КОНР тут всё настолько очевидно, что смертный приговор им не вызывал сомнений в период всех перестроек и реформ и этих генералов не реабилитировали. Их насчитывалось 16 человек. Было 11 генералов, которые пошли на какие‑то формы сотрудничества с противником, но при реабилитациях доказательств по ним сочли недостаточно и их реабилитировали. Но не нужно забывать, что в этот период хрущевской критики И.В. Сталина, многие вопросы реабилитации решались конъюнктурно, чтобы добыть доказательства против И.В. Сталина. И эта внесудебная реабилитация действительная или нет, у многих исследователей вызывает сомнение.

 

А такое, трудно доказуемое сотрудничество с противником, как у генерала Понеделина, следствие по которому шло около 5‑ти лет, и доказательства по которому были найдены, после войны, в немецких архивах. Что часто вызывало сомнение, во всех перестройках и реформах, и всегда можно было сказать, что это фальшивки Гестапо. Это, в конце концов, и привело к его реабилитации. Не буду говорить о справедливости или несправедливости его реабилитации, и таких генералов как он, пошедших на какую‑то степень сотрудничества с немецким командованием. Поскольку и само понятие справедливости, и законодательство о наказаниях за воинские преступления со временем меняется. Но фотографии с немецких листовок, никуда не денешь, трактуй их как угодно.

 

Если ранее это было преступление, то сейчас оно превратилось либо в формальное наказание, либо просто похлопывание по плечу, исходя из каких‑то политических соображений. Но мне кажется, в исторических исследованиях, таких как исследования причин поражений, в первом периоде войны, эти факторы необходимо учитывать, если мы хотим получить в истории объективную картину.

 

И тут может быть причиной не только немецкий приказ, о котором мы говорили, а и старый характер мышления который остался со времён Тухачевского. Конечно, мы не будем говорить о Саблине и Летичевском Укрепрайоне, о котором мы уже говорили. Был ли Саблин прямой агент Германии или делился обоюдно информацией с немецкими штабистами, как тогда считалось в порядке дружественного сотрудничества, Было очевидно, что немецкие клинья наступающих войск шли, по укрытым от наблюдения балкам прямо в промежутки между дотами.

 

И тут возникает не такая уж скрытая догадка о характере мышления этой группы генералов, которая пошла в немецком плену на сотрудничество с врагом. И в чем же этот характер мышления, спросил я у Ивана Ивановича:

 

‑А в том, – ответил он, – лукаво улыбаясь, – что у Тухачевского и его окружения. А так же некоторых деятелей германского генерального штаба, с которыми они контактировали. Был прогноз неизбежного поражения СССР. Была идея, что после поражения СССР в войне, Германия присоединит к себе Прибалтику и Украину, как это было по Брестскому договору 1918 года, а в остальной части – до Урала создаст Русское государство под протекторатом Германии, а далее уже по их замыслам должен был простираться протекторат Японии. И затем, с помощью этого, так называемого Русского государства, Германия разобьёт Англию.

 

Вот часть из этих генералов и считала, коль это неизбежность, то пойдем на какую‑то не ярко выраженную форму сотрудничества с немецким генералитетом. И не будем оказывать активного сопротивления в приграничных сражениях, а потом получим в этом так называемом «Русском государстве» всю полноту власти. Этот вариант в замыслах мог быть вполне реальным, поскольку этот эксперимент Гимлер провел на Украине со своим агентом, лидером украинских националистов Бандерой, который объявил о создании независимого Украинского государства на части уже завоёванной немцами Западной Украины. Но Гитлер, эти игры вел недолго, и использовав отряды Бандеры, для разрушения тылов Красной Армии, тут же объявил о ликвидации этого государства. И заявил, что никакого суверенитета не будет, а будет единая Германская Империя. А Бандера, даже на какое‑то время угодил в тюрьму, но поскольку он был агент Гимлера и играл в его игры, содержался в приличных условиях и довольно не долго. А выйдя из тюрьмы, тут же начал создавать из украинских националистов карательные дивизии СС и националистическое антисоветское движение по всей территории Правобережной Украины. Как только её, на какой‑то период, удалось захватить Германской армии. Это движение было уничтожено Советскими войсками, но её корни подкармливались уже США весь послевоенный период и живы ещё сейчас, и с помощью США используются для создания антирусского Украинского государства, для создания постоянного очага напряженности на Российских границах. Так, что современное развитие истории доказывает реальность существования и замыслов А. Гитлера и мыслей и надежд Тухачевского. А создание РОА генерала Власова, вообще ставит точку во всех этих доказательствах.

 

А теперь вернемся к многофакторному анализу приграничного сражения 1941 года и можем сказать, что на его неудачный ход влияли и эти обстоятельства. На первом этапе Гитлер играл с ними в эти игры, но окончив первый этап плана «Барбаросса», объявил всей или почти всей военной верхушке, что блеф окончен. Но Власов, а за ним и Бандера на Украине, и можно предположить, что и часть генералов Красной Армии, та часть, которая была в плену, продолжали верить, что фюрер позволит им создать государство по типу Словакии. Ну и конечно под их военным управлением. Возможно у этих генералов, вяло начавших войну и пошедших на сотрудничество с Германским командованием, ещё теплилась надежда, хорошо устроится в тылах победившего фюрера. И если мы этот фактор не отбрасываем, анализируя поведение генерала Власова. То почему его не принять как один из факторов, влиявших на ход приграничных сражений, и в приведении войск в боевую готовность перед началом военных действий хотя бы в пределах 10 ‑15% наших потерь.

 

На мой взгляд, – говорил Иван Иванович,– следует это учитывать при анализе приграничных сражений. Хотя по‑прежнему основной причиной наших неудачных действий, как мы испытали это на себе, ведя активную борьбу с противником, было превосходство сил и средств германских вооруженных сил. Отступление от новой и старой границы было всё равно неизбежным но, как и когда и с каким потерями, как нашими, так и противника.

 

Конечно если бы эта группа советских генералов, пошедшая в последствие на сотрудничество с врагом, вела более активную борьбу, как большинство частей находившихся в равных условия, то «Летичевский укрепрайон» да и Минск не были бы сданы практически в течении недели. И немцы понесли бы там значительные потери, что было важно в дальнейшей борьбе, вплоть до битвы за Москву.

 

Мы конечно тоже применяли манёвры, как и вся наша 5‑я армия, но чтобы найти позицию, с которой можно нанести противнику наибольший урон, а не уклонится от столкновения. Но всё эти размышления и весь этот анализ был потом, после войны, в особенности в период всех перестроек и реформ. А тогда, получив хоть и от неприятеля, известия о неудачах обороны в Летичевском укрепрайоне и известие о том, что кроме этого 5 июля немецкие танковые и моторизованные дивизии начали штурм, а в отдельных районах прорвали Новоград – Волынский укреплённый район. Кроме того после взятия немцами Житомира и преодоления Житомирского укреплённого узла, путь их дивизиям на Киев был открыт. Впереди лежал на расстоянии около 20‑30 километров Киевский укрепленный район. И двигаться нам под удар танко‑механизированных войск, рассчитывающих захватить Киев сходу, было убийственно. Наша дивизия могла быть полностью разбита, не достигнув Киевского укреплённого района. И в этой ситуации, наиболее целесообразным был поворот на Северо‑Восток.

 

Дорога отступления тяжела и длина, а гнетущее настроение отступления всегда вызывает тревогу. Ещё находясь в обороне, наше командование спланировало своё отступление от Львова, после прорыва кольца окружения. Нужно было оставить свой укрепрайон, который мы создали за последние дни, находясь в круговой обороне, и идти на Северо‑Восток или пробиваться к «Летичевскому укреплённому району» и выбирать движение вдоль основных сил 1‑й танковой ударной группы фон Клейста и 6‑й немецкой армии. Но создавшаяся обстановка в ЛеУРе заставила нас, отбросив все сомнения, двигаться через Ровно в направлении на Житомир, уходя от Львова на Северо‑Восток. Такое отступление должно постоянно сопровождаться контратаками и нанесением немецким колоннам значительных потерь. Однако немцы, сконцентрировав свои силы, перекрыли нам путь на Житомир. Исходя, из сложившейся ситуации нам оставалось двигаться на Коростеньский укреплённый район (КоУР), нанося удары по тылам движущихся на Житомир немецких воинских частей, туда же направлялись основные части нашей 5‑й армии, где она должна была доукомплектоваться и переформироваться.

 

Наши попытки соединиться с 87‑й стрелковой дивизией, которая оборонялась, находясь в окружении несколько Северо‑Восточней Львовского УРА в направлении на Дубно, где происходило большое сражение с широким применением танков с обеих сторон, о котором мало говорили, но это было серьёзное танковое сражение с участием до 1500 танков. Но нам найти эту дивизию и соединиться с ней не удалось.

 

Хотя, теоретически, мы вместе с 87‑й и 135‑й стрелковыми дивизиями, входили в 27‑й стрелковый корпус. Но практически ситуация сложилась так, что каждой из дивизий пришлось действовать самостоятельно. 87‑я дивизия, вырвавшись из окружения, ушла в Северо‑Восточном направлении, пытаясь, соединится с 5‑й армией и мы потеряли её из поля зрения, и на какие‑то совместные действия реально рассчитывать не могли.

 

К.К. Рокоссовский, со своим корпусом и приданными танковыми подразделениями, ушел в район Броды – Дубно и принял участие в разворачивающемся в этом районе танковом сражении. Наши позиции с Юга обошла 17‑я немецкая армия, двигавшаяся в направлении на Умань, а с Севера танковые подразделения Клейста, прорвавшие фронт двигались в направлении на Житомир. Начав свой прорыв в направлении на Кременец, мы оказались в полосе, лежащей между этими двумя наступающими колоннами противника. Пространство между ними немцы не смогли ещё заполнить тыловыми подразделениями, и мы обладали свободой маневра в этой полосе. Эти события происходили в период с 26 по 30 июня на одних участках, и с 1 по 4 июля 1941 года на других участках. И говорить о полном разгроме советских войск их уничтожении и пленении, в этот период, о чем так кричала и немецкая пропаганда, а затем и наша либеральная пропаганда, совсем не приходилось. Дивизии и даже те, командиры которых впоследствии попали в плен, и пошли на сотрудничество с немцами, сражались, выходили из окружения и отступали с боями. Это и говорит о том, что часть дивизий первой полосы прикрытия границы, как нам казалось, не были приведены в боевую готовность, вовсе не ввиду отсутствия соответствующих приказов и распоряжений центра, а ввиду тайных мыслей этих военачальников, пошедших впоследствии, на сотрудничество с Германским командованием.

 

Мы вырвались из котла, сосредоточив всю артиллерию в один кулак, в один дивизион, и бросив его на направление прорыва. И только забрезжил рассвет, 26 июня мы бросились в атаку. Немцы не выдержали этого внезапного удара и откатились в прилегающую лесостепную полосу.

 

Полковник Т. Я. Новиков, бывший командир 406 стрелкового полка этой же дивизии, имевший опыт боёв, действовал решительно и профессионально, он полностью взял командование дивизией на себя в связи, как мы уже писали, исчезновением нашего командира дивизии генерала Сущего. Уже потом некоторые говорили, что генерал Сущий, якобы разделил дивизию на две части, одну из которых возглавил Он, а другую полковник Новиков. Но я такого планомерного разделения не наблюдал. Однако вполне возможно, что он организовал из разрозненных частей какую‑то группу и с ними выходил из окружения. Была и информация, что он погиб в бою в начале июля 1941 года. Но, к сожалению, ни я ни наша группа, в которой находилась большая часть дивизии и её знамя, с этим не встречались. Весь период выхода из Львовского котла, генерала Сущего считали без вести пропавшим, и были убеждены, что в нашем составе ведёт бои вся 124 дивизия.

 

Новиков, в зависимости от быстро меняющейся ситуации, принимал оперативные решения, хорошо соответствующие создавшейся ситуации. Мы вырвались из котла, и наше командование в развитие успеха решило нанести контрудар, в направлении на Дубно где на фронте в 70 км уже шло сражение. Однако попытки такого удара были бы успешны, если бы нам удалось соединиться с остальными дивизиями стрелкового корпуса, и восстановить единое командование. Первоначально мы сделали попытку нашего продвижения в сторону Дубно. Хотя это и оттянуло на себя часть германских войск, но рассчитывать на серьёзный успех, обладая недостаточными силами, мы не могли и повернули свои колонны на Северо‑Восток, пытаясь найти и соединиться с частями 5‑й армии, как и первоначально, планировалось.

 

После недолгих размышлений, наше командование приняло единственно правильное решение, не препятствовать продвижению танко‑механизированного клина, прорвавшихся немецких частей, за счет организации фронтальной обороны. Да и немцы, сталкиваясь с хорошо укреплённой обороной, старались обойти такие соединения за счет фланговых охватов. Но и успеть создать такую хорошо укрепленную оборону у нас не было ни сил, ни средств для её быстрой организации.

 

Наших сил для этих целей было явно недостаточно, и мы были бы раздавлены этим громадным танко‑механизированным клином, быстро продвигавшимся вглубь расположения войск фронта. Немцы наступали тремя колоннами. Центральная колонна, в своем составе, имела основную массу танков и, как тогда её называли, была танковым ударным клином. На флангах этой колонны наступали мотомеханизированные части противника, имевшие тоже танковые подразделения в её авангардной части, впереди которой двигалась разведка из мотоциклетных подразделений. А далее в этой подвижной группе уже продвигалась мотопехота на автомобилях с прицепом из противопехотной и противотанковой артиллерии. Основная задача таких подвижных клиньев заключалась в охвате основной массы сил нашего фронта.

 

Мы уже испытывали недостатки и в материально–техническом, и боевом обеспечении, и не только в нём, а и в обычном продовольственном обеспечении и, как тогда говорили, питались на подножном корму, добывая продовольствие в деревнях, где ещё не успели побывать немецкие оккупационные войска. Тем более что мы потеряли связь с командованием нашей 5‑й армии, и не только с командованием 5‑й армии, а и с 87‑й стрелковой дивизией. А танко‑механизированный корпус К.К. Рокоссовского, который своим ударом по внешнему кольцу окружения, создал условия для нашего прорыва, ушел дальше, для выполнения своей основной задачи. Эта задача была ему предписана в том «Красном пакете», который он вскрыл по сигналу «Гроза» Действовал он по плану «Прикрытия границы», имея распоряжение заместителя командующего округом.

 

Действовал он последовательно и решительно не перестраховывался и не требовал дополнительных подтверждений «Плана прикрытия» от вышестоящих инстанций. Ему обстановка была ясна и он не пытался уйти от ответственности, хотя и занимал должность заместителя командующего корпусом. И ему хватило и времени и решимости, чтобы оперативно поднять корпус по боевой тревоге. И так действовали многие военачальники. И их действия делают нелепыми объяснения либо генерала Д.Г. Павлова, либо историков и лиц, заботящихся о его репутации. И в связи с такими фактами нет смысла думать о том, что он поздно получил соответствующие приказы. «План прикрытия границы», по существовавшему положению, он мог в чрезвычайной ситуации, ввести в действие самостоятельно.

 

С К.К. Рокоссовским ушли и приданные ему танковые подразделения. По этому, наше командование и приняло единственно правильное решение двигаться параллельно движению немецкого танко‑механизированного клина.

 

Возникала задача пополнить свои материальные ресурсы за счёт противника, тем более мы подошли, в районе города Острог, к южной линии движения немецких войск генерала Клейста. И здесь, мы могли перехватить и разгромить тыловые подразделения этой группы немецких войск. Используя партизанскую тактику, мы сделали засаду в небольшом лесу, у дороги по которой обычно шло снабжение немецких войск. Обычно эти группы войск передвигались под авангардным и арьергардным прикрытием мотомеханизированных групп, состоявших из бронетранспортеров и некоторого количества легких танков.

 

Основной задачей нашей батареи было из укрытия нанести удар по этой моторизованной группе противника и если не уничтожить её, то отвлечь их удар на себя, навязав им бой, который замкнет движение по дороге, а наши пехотные подразделения смогут атаковать ту часть колонны противника, которая перевозила запасы продовольствия и боепитания. Наше ожидание было недолгим, вскоре на дороге появилось немецкое подразделение, размером до полка, в центре которого двигалась немецкая транспортная колонна сопровождаемая мотопехотой на автомобилях и фланговым прикрытием из нескольких бронетранспортёров. К нашему счастью в этой колонне не было ни тяжелых немецких танков, ни артиллерии, которая развернувшись, могла нанести нам серьёзный урон. Мы открыли огонь по головной части колонны её моторизованного авангардного прикрытия, и к нашему счастью всё совпало с предварительными расчётами, несколько бронемашин и танков были подбиты и горели на дороге, застопорив движение колонны, некоторые бронемашины развернулись и, ведя огонь на ходу, начали двигаться в нашу сторону. Наша задача была выполнена и пехота пошла в атаку, ведя огонь по мотопехоте, противника группы прикрытия, которая смогла развернуться. Но эта группа прикрытия была настолько малочисленна, что наша пехота быстро её ликвидировала и подбитые автомобили с грузом, уже стояли на обочине, остальные стараясь обойти затор и уйти из зоны нашего огня, двигаться вперёд, чтобы продолжить своё перемещение в заданном направлении. Наша цель была достигнута. Бойцы или красноармейцы, как их тогда ещё называли, термин солдаты ещё не прижился и был не так популярен, уже снимали с машин и убитых немецких солдат заплечные ранцы, оббитые телячьей кожей.

 

Мы уже добывали подобные ранцы у убитых немецких солдат, отставших от своих частей и знали их содержимое, которое привлекало наших изголодавшихся бойцов. В особенности мясные консервы и немецкие сухие галеты. И здесь Иван Иванович немного поперхнулся и закашлялся, ему почему‑то показалось, что я человек уже нового поколения, могу принять эти действия за простое мародерство. Но я его успокоил, что я остаюсь с теми солдатами, которые приняли приграничное сражение. Ребята возвращались, неся по нескольку таких ранцев, и тащили ящики, снятые с немецких подбитых машин. В этом бою мы не только добыли продовольствие, но и запаслись боеприпасами. В особенности солдат порадовали немецкие гранаты с длинными деревянными ручками, с фарфоровыми чашечками для выдергивания чеки, перед броском гранаты. Собрали мы и немецкое автоматическое оружие, и боеприпасы всех калибров.

 

Впоследствии, изучив захваченные документы, наши офицеры говорили, что мы наголову разбили немецкий пехотный полк полковника Гофмана. Речь шла толи о наших боях в районе Подберезье, толи о нашей атаке по немецкой колонне в районе Острога, этого я сказать не могу. В бою не анализируешь всю картину, а обращаешь внимание на ту часть боя, которая лежит в пределах твоего видения. Разбили ли мы весь немецкий полк и где, этого я могу сказать только по рассказам очевидцев. А вот то, что мы разбили батальон прикрытия немецкой колонны, то это происходило на моих глазах и это сказать я могу с полной уверенностью в нашем успехе.

 

– Радуясь своим боевым воспоминаниям, говорил Иван Иванович. – Мы подходили к основным путям движения танкового клина фон Клейста, – продолжал он, – конечно, двигаться далее на Житомир мы уже никак не могли. К Житомиру подходила 3‑я танковая дивизия и 25 моторизованная дивизия немцев. И нам пришлось двигаться в обход Житомира. Фон Клейст уже 10 июля занял Житомир. А затем по приказу своего командования не стал двигаться на Киев, который находился от него на расстоянии в 150 километров, а повернул свою ударную группу на Юг, считая, что как таран он свою задачу выполнил, и фюрер приказал ему двигаться в район Кременчуга и нижнего течения Днепра. У него ещё оставалась задача прорваться к Кавказу и занять нефтеносные районы Грозного и Баку, ещё до наступления осенних холодов.

 

А далее на Киев уже двигались пехотные и мотопехотные соединения германских войск в надежде быстрого овладения Киевом, имея опыт довольно успешного преодоления Летичевского и Новоград‑Волынского укреплённых районов, рассчитывая так же легко преодолеть и Киевский Укреплённый район, КиУР. Пересечь пути движения основной группы войск, по которым шло снабжение всей Житомирской группировки противника, было не так просто. Они всё время охранялись подвижными танко‑механизированными группами противника. И у нас было много раненых, которые двигались на подводах, добытых в окрестных деревнях, да и вся артиллерия уже перешла на конскую тягу, и мы остро нуждались не только в медикаментах, но и не помешало бы продовольствие и тем более корма, для конской тягловой силы. Но взять их мы могли, только опираясь на наш опыт, и отработанную в предыдущих боях тактику, разгромив какой‑нибудь из вспомогательных батальонов немецких войск.

 

В тот период, в танко‑механизированные группы противника, кроме мотопехоты входили ещё и конные дивизии, которые немцы применяли при действиях на пересечённой местности. И мы могли рассчитывать захватить не только медикаменты, но и корма для лошадей. Основная часть наших войск, включая артиллерию, уже пересекла все дороги и могла посодействовать нашей группе захвата, ударом с Севера, разгромив не только такое хозяйственное подразделение противника, но и уничтожив его сопровождение. И дать возможность нашей южной пехотной группе успешно пересечь магистраль и соединится с основной частью нашей дивизии.

 

Эта операция нам удалась. Не буду рассказывать о деталях её успешного проведения, поскольку она соответствовала всем нашим предыдущим ударам по движущимся по дорогам немецким частям. Скажу только, что нам удалось разгромить колонну немецкого санитарного батальона и его прикрытие и захватить, двигавшиеся вместе с ним транспорт обеспечения немецких войск. И так мы решили задачу нашего материально–технического обеспечения. Немецкая авиационная разведка продолжала действовать и вести поиск довольно крупных групп наших войск. Однако, так или иначе, мы смогли двигаться в направлении на «Коростеньский укрепрайон», с перспективой попасть в сам КиУР. Мы шли по тылам противника, всё время, находясь в крупных и мелких боевых столкновениях, о которых говорил начальник генерального штаба вермахта генерал Ф. Гальдер:

 

– Отдельные группы противника, оставленные в нашем тылу, являются для нас настоящим бедствием. У нас нет в тылу никаких войск, чтобы ликвидировать эти группы. Всё равно они выходят из окружения, даже переодевшись в крестьян.

 

Но нам ещё не приходилось переодеваться в крестьян и выходить из окружения мелкими группами. Мы шли с боевыми потерями, но плотной боевой группой, представлявшей хоть и поредевшую, но всё же боеспособную дивизию. Над нами часто пролетали на бомбежку целей тяжелые бомбардировщики Красной Армии. Это были, конечно, бомбардировщики дальней авиации, которые наносили удары на дальность 2‑3 тысячи километров и более. Тогда они шли без прикрытия истребительной авиации, и нам это было понятно. Но когда уже после войны звучала критика, как так допускался их полёт без истребительного сопровождения, у нас это вызывало удивление.

 

Истребители типа И‑16, наиболее массовый истребитель, в то время, имел радиус действий 120 км и на такие дальние расстояния никаким прикрытием служить не мог. А истребители у американцев с дальностью полета на 1,5 тысячи километров, и аналогичные у нас типа Як ‑9, были созданы и изготовлены только в1944 году. И они, как считал маршал авиации Голованов, существенного результата не дали. А все воюющие страны пошли по пути усиления огневой защиты бомбардировщиков и применение полётов большими группами. Вот и шли с аэродромов Заднепровья, большие группы самолётов дальней бомбардировочной авиации, что вызывало радость и укрепляло наш дух и нашу волю, когда мы уже подходили, к Коростеньскому Укрепрайону в нашей дивизии насчитывалось 1500 ‑2000 человек, всё что осталось из 8‑ми тысячной дивизии. Но зато это были обстрелянные и закалённые в боях солдаты и офицеры, которые могли стать основой для формирования новых боеспособных подразделений.

 

И так на нашем пути мы постоянно находились в контакте с мелкими и вспомогательными частями противника, проделали тяжелый 600 километровый путь и, наконец, в районе Коростеня смогли соединиться с войсками 5‑й армии. Наши части пришли с боевым знаменем и оружием и никаких особых мер проверки к нам не применяли. В Генеральном штабе с теми или иными отклонениями по прямым и косвенным сведениям, а также данным авиаразведки приблизительно был известен весь боевой путь нашей дивизии. Наше командование спланировало выход в зону расположения советских войск, несколько Севернее Коростеня, в районе Белокоровичей на реке Жерев, где должны были собираться основные, выходящие из окружения части 5‑й армии.

 

Что представлял собой, в этот период, так же как и Летичевский УР, Коростеньский укреплённый район (КоУР), строительство которого началось ещё в 1931 году. Этот укреплённый район совместно с Летичевским укрепрайоном представлял до 1939 года попытку создания единой второй линии обороны, а после 1939 года, когда началось строительство линии укреплений на новой границе, он уже был третьей линии обороны расположенной впереди Киевского укреплённого района КиУР. Именно в этом месте начинаются Припятьские болота, тянущиеся на 200 и более километров. КоУР вместе с этими болотами прикрывал вероятное наступление Германских войск на Киев с Севера. Если бы удалось связать эти три укреплённых района с Новоград – Волынским и Житомирским укреплёнными районами, то это была бы единая линия оборонительных сооружений на Киевском направлении. Но поскольку у страны не было таких средств, для создания единой оборонительной лини вдоль всей границы СССР, невзирая на все фантазии и фантастические предложения Тухачевского, который далек был, от экономических и промышленных вопросов и которому казалось, издай приказ и всё произойдёт как по мановению волшебной палочки. А может быть, это были вполне осмысленные предложения. Если бросить все силы на укрепрайоны, то мы остались бы без нескольких танковых и авиационных заводов и «План поражения» Тухачевского жив бы был Тухачевский или нет, всё равно бы сработал.

 

Нарком Ворошилов был против этих фантастических планов Тухачевского, что ставит либеральная пропаганда в техническую безграмотность К.Е. Ворошилову, а Тухачевскому его предложения выдает за высшую меру военно‑научной грамотности. Но если смотреть по сражениям гражданской войны; сколько армий создал К.Е. Ворошилов и сколько армейских и фронтовых операций выиграл, и сравнить это с данными Тухачевского, который плёлся за Троцким, то преимущество будет явно на стороне Ворошилова, за исключением превосходства Тухачевского в игре на фортепиано и обладания манерами дворянского интеллигента.

 

Эти предложения, которые звучали в 30‑е годы из разных военных и около военных уст. И.В. Сталин не принял, и не пошел на этот вариант, а пошел на создание укреплённых районов на наиболее вероятных направлениях нападения вражеских войск. И создания трёх укрепрайов. И эти три укрепрайона, всё‑таки, представляли третью линию обороны и прикрывали основные возможные удары немецких войск на Южном, Центральном и Северном направлении на Киев. Эти укрепрайоны все строились в одно время в период от начала 30 –х годов до их конца и строились под руководством одних и тех же людей и все они имели аналогичные недостатки, которые были характерны для ЛеУРа и их нет смысла вновь перечислять.

 

Но поскольку Новоград‑Волынский УР был взят немцами ещё 8‑го июля. У нас оставалась одна возможность обогнуть этот укрепрайон с Севера, не входя в противостояние с крупными силами противника, а уничтожать на своем пути мелкие части и гарнизоны двигаясь на Коростень, который ещё не был занят немецкими войсками, куда отступала наша 5‑я армия. И занять позиции, прикрывающие «Киевский укрепрайон» с Севера. Что мы и осуществили.

 

«Киевский укрепрайон» или КиУР располагался от границы на расстоянии более 210– 250 километров, и представлял собой линию укреплений протяженностью около 85 километров. Он сооружался несколько Западнее Киева на правом берегу Днепра и прикрывал подступы к городу. Строительство его началось ещё в 1929 году и работы по его сооружению активно велись вплоть до 1936 ‑1937 года. Но, невзирая на наше стремление попасть в КоУР, куда пыталась пробиться и наша 5‑я армия и, наконец, начать действовать совместно под единым руководством генерала Потапова. Маневрируя и обходя, крупные группировки немецких войск, мы соединились, с нашей 5‑й армией несколько севернее Коростеня в районе Белокоровичей, как и планировало наше командование.

 

И так мы прошли почти 500 ‑600 километров. И наше движение с боями по немецким тылам до соединения с войсками, прикрывавшими Киев, продолжалось 32 дня. «Коростеньский укрепрайон» прикрывал «Киевский укрепрайон» с Севера, но немецкие соединения наступали на Киев прямо от Житомира, не обходя лежащий на его пути «Киевский укрепрайон», а ведя фронтальную атаку на его позиции. Мы находились севернее основного направления удара немецких войск. И уже в составе 5‑й армии вели ожесточенные бои на рубеже Симоновичи, Белокоровичи. Тут мы получили приказ командования ЮЗФ создать ударную артиллерийскую группу для прикрытия «Киевского укрепрайона». Артиллерия в районе Киева была централизована, управлял ей генерал‑лейтенант М.А. Парсеков. Нашу батарею вывели из состава 124 дивизии, хотя теоретически мы и оставались в её подчинении, и направили в район, где смыкался правый берег Днепра с первыми укреплениями КиУРа.

 

Киевский укрепленный район строился позднее КоУРа и ЛеУРа и по своим тактико‑техническим характеристикам превосходил эти укреплённые районы. Он состоял из углублённых в землю железобетонных дотов, имевших не только хорошее артиллерийское и пулемётное вооружение, но и запасы воды и продовольствия. В некоторых из них могло расположиться до батальона войск. И этим сооружениям нестрашен был танковый и артиллерийский огонь. Конечно, эти доты имели разрывы между железобетонными укреплениями. Но к нашему удивлению командование фронта уже приняло все меры, чтобы укрепить эти разрывы, бревенчато‑земляными сооружениями, траншеями и ходами сообщения, что бы расположить в этих разрывах отходящие части, ополчение и вновь созданные на базе Киева армейские подразделения, и всё эти части действовали совместно с 37–й армией. В общем КиУр был настолько подготовлен к сражению, что немецким войскам сходу лобовой атакой взять его не удалось, в отличие от ЛеУр. Так же, лобовым ударом, используя складки местности, проникнуть в разрывы между железобетонными сооружениями и зайти им в тыл, тоже не удалось. Однако, двигаясь вдоль правого берега Днепра, ускоренным маршем, такой маневр мог принести успех немцам. К этому времени генерал Гудериан оканчивал Смоленское сражение и имел возможность сделать такой маневр, освободив для этого часть сил для движения вдоль правого берега Днепра.

 

А нам нужно было создать такой укрепрайон на правом берегу Днепра, чтобы преградить путь танкам Гудериана пройти к Киеву вдоль Днепровской прибрежной правобережной полосы. Это нужно было сделать, на случай, если Гитлер примет решение наступать танкам Гудериана не на Москву, а повернуть на Юг и захватить южные районы Правобережья включая правобережную часть Киева. Весь укрепрайон был подготовлен так, чтобы в нём могли надолго застрять атакующие немецкие части. 11 июля гарнизон Киевского УРА вступил в бой. КиУР был много эшелонированный укреплённый район. Основной силой защищавшей Киев, со стороны правого берега Днепра, и «Киевского Укреплённого района» была 37 армия, ряд вышедших из окружения частей и ополченческие бригады.

 

– Мы укрепились в лесу под Киевом, у дороги, ведущей в сам КиУР, не заходя в его расположение, и практически прикрыли этот укрепрайон от проникновения немецких войск вдоль Днепра с северной его стороны в случае их стремления обойти КиУр с фланга и зайти в тыл его железобетонных укреплений. Командование ожидало удара некоторого количества войск, оснащённых танками, по этой дороге. 30 июля 6‑я немецкая армия пятью дивизиями перешла в наступление на Киев и 31 июля частью сил на Коростень. Одновременно 1‑я танковая группа начала наступление в южном направлении.

 

С приказом об уничтожении прорвавшегося противника, в наше расположение прибыл капитан Рогоза, начальник разведки нашей дивизии. Приказ поступил своевременно, и наше подразделение было готово к отражению атаки немецкой колонны. Мы спланировали сосредоточение зенитного, артиллерийского и пулемётного огня. Колонна беспрепятственно прошла к нашему расположению и попала под удар, и была почти полностью уничтожена, – восторженно вспоминал Иван Иванович, – было набито столько бронетехники, что немцы были вынуждены срочно отойти. И дальше нами был получен приказ, переправится через Днепр на его левый берег в районе Борисполя и прикрыть переправы и аэропорт в Борисполе с воздуха на подходе к нему немецкой авиации. Мы переправлялись за Днепр вместе с частями 5‑й армии и 124 дивизии, и передислоцировали все орудия на левый берег.

 

На левом берегу Днепра сосредотачивались 4 армии, которые понесли в предварительных боях существенные потери. Например, 5‑я армия имела от 40 до 50% потерь. Так, что говорить о каких‑то многомиллионных армиях, которые впоследствии сдались в плен – это вымысел либеральной пропаганды.

 

При первом ударе немецких войск КиУР не только устоял, но некоторые подразделения немецких войск, которым удалось проникнуть вглубь укрепрайона, застряли там. Не имея достаточного снабжения, немецкие войска, наносящие лобовой удар завязли, и надолго в КиУРе. Таким образом, 17 дивизий немецкой армии оказались на много дней скованны на подступах к Киеву. Эти вовремя проведенные работы по улучшению обороноспособности КиУРА, если применять художественную терминологию, привели к тому, что при штурме КиУРА немецкие войска потерпели трагическое поражение. Они потеряли только в августе месяце 5тысяч солдат и офицеров, тогда когда наши всего немногим более 2‑х тысяч человек. К середине июля немцы потеряли 92 тысячи человек убитыми и раненными, 50% процентов первоначального состава танков и 1284 самолёта.

 

К этому времени Гудериан стал сосредотачивать силы для удара в Южном направлении на левом берегу Днепра. А наше командование в противодействие продвижению танков Гудериана в Южном направлении, с целью окружения Киевской группы войск, начало создавать Брянский фронт. 5‑я армия стала переправляться на левый берег Днепра, чтобы прикрыть фланг 3‑й армии Брянского фронта. Здесь нам пришлось расстаться со своей дивизией. И как мы уже говорили войти в артиллерийскую группу, расположенную под Киевом в районе Борисполя. На этом, как мы тогда считали, наше приграничное сражение было закончено. Мы укрепились в линии обороны по реке Днепр, которая считалась основной оборонительной линией, ещё в период начала её строительства, где наше стратегическое командование рассчитывало остановить нашествие, в случае его возникновения.

 

Немецкое стратегическое командование вообще не делило компанию в России на какие‑то этапы, а планировало окончить её в 1941 году, как единую операцию на линии Ленинград – Москва–Кавказ. Но поскольку основные наши историки разделили сражения 1941 года на три этапа и начали осмысление первого его этапа под общепринятым названием «Приграничное сражение». То и мы начали анализ происходивших событий по этой же методике, как только возникло подходящее время и угроза непосредственного уничтожения дивизии, в крайнем случае, на этом промежутке времени, миновала. И тут вспомнились общеобразовательные военные теории, бытовавшие ещё в период теоретического преобладания военной мысли сторонников Тухачевского. С которых мы и начали анализ трудностей приграничного сражения, выпавших на нашу долю.

 

5. Приграничное сражение

 

В довоенный период бытовали военные теории, включая теории сторонников Тухачевского, с которых мы и начали анализ боевых действий, и крупных сражений проецируя их на наш боевой опыт и всё приграничное сражение 1941 года свидетелями и участниками которого являлись. – Говорил Иван Иванович.

 

А они считали, исходя из основных постулатов геополитики, которая в свою основу положила борьбу сухопутных держав и их союзов, с морскими державами и их союзами. А для этого нужен был союз России с Германией. И такой союз с 1922 года, с периода Генуэзской конференции и Рапальского мирного договора, создавался. Когда остальная Европа блокировала СССР, а с Англией вплоть до Финской компании были не только противоречия, а и готовились военные столкновения. Англия вообще готовилась высадить военный десант в Закавказье и на Севере страны. Но всё ограничивалось блокадой, по типу современных санкций.

 

Правда, это был союз Веймарской буржуазной республики, управляемой рядом партий во главе с социал‑демократической партией Германии, с попыткой установить либеральный уклон в политическом развитии, с непманским СССР. А с 1933 года, когда к власти пришли фашисты, а СССР усиливал строительство социализма, идеологические противоречия разделили наши державы.

 

Поэтому, теоретическое обоснование заговора обеих групп существовавших и в Германии и в СССР против политического руководства этих стран, в предвоенное время существовало. Этот заговор, если можно так определить характер происходивших событий, который идеологически тянулся к генерал‑майору Гансу фон Секту и вначале пути поддерживался генерал‑майором Герд фон Рунштедтом, невзирая на то, что он впоследствии остался верен фюреру, а с Советской стороны Тухачевским и Троцким, были вполне реальны.

 

Для этого с обеих сторон нужно было свержение идеологических правительств, деидеологизация систем и создание антианглийского Российско‑Германского союза. Согласно теории геополитики, которой привержены многие стратегические умы, союза континентальных держав – против морских. Тем более, сама идея такого союза, инерционно существовала в умах; и И.В. Сталину приходилось преодолевать такой характер мышления, особенно в предвоенный период. Хотя досужие критики валят на него любую идею союза с Германией, в особенности либералы англоманы до тех пор, пока Европа не надавала им по физиономии.

 

Естественно, против этого характера мышления был И. В. Сталин и У. Черчилль, начавшие сближение в создании антигитлеровской коалиции. С точки зрения геополитики, это был странный союз двух морских держав Англии и США с одной стороны и континентальной державой СССР, в который многие не верили. Это было, что‑то новое, для многих непонятное мышление, которое нужно было отстаивать лидерам этих держав, которые к тому же ещё и различались идеологически. Но тут, наверное, действовали другие факторы и другие интересы, которые и привели к победе этого союза. В начале пути этот союз был совсем не однозначен. А сторонники заговора и в Германии и в России соответственно проиграли. Так что отроги этих теорий и этих настроений, к началу военных действий, в умах некоторых генералов и отдельных политиков могли существовать и всё это сказаывалось, на казалось бы не предполагаемых, а уже произошедших нелепых действиях на Западном фронте и к сожалению не только на Западном. А на самом деле, эти дезорганизованные действия, вполне соответствовали плану поражения Тухачевского и идеям Троцкого.

 

Тем более, как мы знаем, ещё совсем недавно Гитлер в беседе с Молотовым, учитывая настроения своего генералитета и наступая на горло собственной песне, предлагал В.М. Молотову союз в действиях против Англии, который И.В. Сталин категорически отверг. А, невзирая на это Риббентроп, такой же махровый расовый националист, представил В.М. Молотову уже готовый договор. Вот насколько сильны были настроения в пользу такого союза. А союз с Англией и тем более с США был ещё в мистическом тумане.

 

А со стороны СССР, было ли это самоуверенностью и самовлюблённостью Троцкого. Было ли это его шизофреническим антисталинизмом, или в этом была какая‑то реальность. Естественно в этом, что‑то было. А что именно. Он исходил и из реальных фактов. Троцкий во всеуслышание рассчитывал на поддержку большинства из арестованных генералов, комкоров и комдивов, и даже командующих армиями, на которых Троцкий мог рассчитывать, которые к 1940 году были выпущены на свободу, и возвращены в армию. И он мог предполагать, что даже без Тухачевского они станут носителями его идей и сделают всё от них зависящее для, дезорганизации и проигрыша приграничного сражения, а там будет ли военный переворот и удастся ли им захват власти и смена правительства, его это уже не интересовало. Главное он удовлетворит свою антисталинскую страсть и отомстит ему за отстранение его от власти. Но некоторые исследователи говорят, что Троцкий считал; что в ситуации проигрыша приграничного сражения и Г.К. Жукову и С.К. Тимошенко ничего не останется делать, как обвинить во всём И.В. Сталина и Советское правительство и взять власть в свои руки. А когда эта группа военных увидала, что Г.К. Жуков и С.К. Тимошенко, обладая контрразведкой, начинают активно обвинять военачальников, несущих ответственность за приграничное сражение, не только в халатности, но и во вредительстве. А И.В. Сталину наоборот приходится усмирять их пыл и не только Г.К. Жукова и С.К. Тимошенко, но и Л.З. Мехлиса, и Л.П. Берия – этим людям остается либо стреляться, либо сдаваться на судебное разбирательство военного командования.

 

И все эти задумки, так похожи на ситуацию, которая складывалась гораздо позже в 1944 году при покушении на А. Гитлера. И что такие люди в СССР, готовые на этот шаг, были – говорит уже высказанная после войны позиция Н.С. Хрущёва и его окружения, в его животном троцкистском антисталинизме, доводящим эту проблему до абсурда, даже когда это вредило не только стране, но и ему самому. Всё это будет недоказанными версиями и предположениями – тех или иных исследователей проблемы, если не провести анализ действий лиц из высшего командования, побывавших в плену. Многие государственные деятели, хорошо знавшие Троцкого, например Л.З. Мехлис, считали, что надежды Троцкого имеют все основания. Л.З. Мехлис говорил И.В. Сталину:

 

– Иосиф Виссарионович, если вы выпустите из мест заключения лиц имевших связь с Троцким, или его выдвиженцев, они тут же перегрызут вам горло.

 

Л.З. Мехлиса, здесь не стоит недооценивать, и делать из него Иванушку Дурачка, о чём со своей мстительностью, позаботился Н.С. Хрущев, памятуя его позицию, по хрущевскому недомыслию, в вопросе наступления в Харьковском и Кременчугском направлении. Мехлис хорошо знал нравы этих людей и был вместе с ними весь революционный период, и всегда не сомневался, что эти люди сторонники радикальных действий просто без заговора обойтись не смогут, поскольку характер их мышления вполне соответствовал такой тактике. Большинство из военных руководителей, участвовавших в заговоре, были сторонники и выдвиженцы Троцкого, который обладал и властью и популярностью в период гражданской войны. И ничего удивительного в том, что эти люди поддержали идеи Троцкого, его теории и указания, которые он и не скрывал, находясь на Западе. О чем говорил, характеризуя обстановку того времени, один из участников троцкистской группы, работник центрального аппарата РККА – Комкор В. К. Путна:

 

– После гражданской войны я стал крепким сторонником Троцкого.

 

Но И.В. Сталин, отстаивая освобождение из заключения большинства военачальников, считал, что если они и не будут воевать за И.В. Сталина, то за Родину, за Россию и за Советский Союз они будут воевать, так или иначе. Но обе эти версии будут оставаться недоказанными до тех пор, пока мы не проанализируем поведение тех военачальников, и готовность к сражению их войск, которые попали или сдались немцам в плен, и каково было их поведение там, в плену. В хрущевский и либеральный период, да и сейчас, критикуются понятия вины военного времени, которые подменялись либо понятиями свойственными мирному времени, либо понятиями политической целесообразности, которыми руководствовался Н.С. Хрущев. И это было не только в его антисталинизме а и в подготовке, смены общественного строя, которое он не успел сотворить, но который сотворили, расширив рамки его идей, его последователи типа Горбачева, Ельцина и Гайдара.

 

Но мы в нашем анализе, рассуждая об этой проблеме с Иваном Ивановичем и другими участниками первого этапа военных действий, смотрели на этот вопрос не с юридической точки зрения, правильно или неправильно те или другие генералы были осуждены или реабилитированы. А то как, готовясь сознательно или подсознательно к сдаче в плен, влияли на готовность войск к боевым действиям и насколько их действия ослабляли боеспособность армии. А если у Ивана Ивановича, который иногда осуждал реабилитации, сохранилось чисто военное окопное восприятие событий, а именно «власовцев» не доводить до сборных пунктов, а расстреливать на месте. А мне уже в пятидесятых годах, пришлось сталкиваться с реабилитированными деятелями, пошедшими в услужение к немецкому командованию, оккупированных городов. И эта реабилитация, уже тогда, зародила сомнения в её справедливости и законности.

 

Здесь, я приводил товарищам один пример из своей жизни. После войны, ещё в1944 году, в городе Запорожье, мой отец, вошедший одним из первых, с частями штурмом взявшими город, и оставленный сначала на комендантскую, а затем и на партийную работу в этом городе, поселился в одном из уцелевших домов. В этом доме, как оказалось впоследствии, жил городской гибитцкомиссар, начальник оккупационной полиции Йорш, или как его называли местные жители гибицкомиссар – Ёрш. Отступая, немцы его оставили для разведывательной работы, и он скрылся в одном из пригородных сел. Но однажды на рынке куда, так или иначе, ему приходилось приезжать, чтобы узнать расположение советских войск и отоварится для дальнейшего своего существования. Он был опознан местными жителями и осужден на длительный срок тюремного заключения. Однако в 1956 году его освободили и даже реабилитировали. Йорш пришел к нам с просьбой разрешить ему выкопать вещи и коробку с золотыми украшениями, которые он зарыл при отступлении немецкой армии.

 

Он сидел на табурете в нашей кухне, мать его угостила обедом. Старая солдатская шинель, явно с чужого плеча, топорщилась на его груди. Он жадно поглощал съестные припасы матери, и щерился какой‑то неестественной собачьей улыбкой, показывая большие прокуренные зубы. И весь его вид вызывал не столько ненависть, а скорее жалость. Но я уже знал о его проделках в оккупационный период. Аресты и пытки мирных жителей, за малейшие, по немецким законам правонарушения. Я уже не говорю о лицах, подозреваемых в подпольной деятельности, комсомольцев и коммунистов, или расово неполноценных по германским воззрениям людей. И именно под его руководством на базарной площади, так называемого «Большого базара», была построена виселица, установленная на большом деревянном помосте. А золото и украшения, которые Ёрш разыскивал, он срывал с заключенных и многих отправлял на эту виселицу просто за то, что у них он находил, при импровизированных обысках, какие‑то золотые украшения.

 

Всё бы ничего, так бы он и ушёл не оставив следа в моей памяти, поскольку в ямах, которые он копал в погребе и в сарае, он так ничего и не нашел. А не нашел он там ничего не потому, что там он ничего не прятал, а по тому, что сапёры разминировавшие дома где, жили немецкие военачальники, нашли все его захоронения. И сдали в государственный фронтовой фонд, который находился в здании госбанка, где в период немецкой оккупации, находилось Гестапо, куда Ёрш и сдавал свои жертвы. И я прекрасно помню этих забитых, парализованных, с трясущимися руками и трясущимися головами людей, с до белизны странными, истощенными лицами. Женщин с ногами толщиной нескольких сантиметров, как тростниковые палочки, прошедших через довольно глубокие бетонированные подвалы, пригодные для содержания и пыток заключенных, которыми обладал старый Госбанк для хранения ценностей, а вслед за ним и Гестапо. Это и были остатки, этих заключенных, которых не успели расстрелять, ввиду внезапного танкового прорыва наших войск в центр города.

 

И они, в 1944 году, ещё бродили по городу, как неприкаянные, совсем потерявшие ориентировку люди. До тех пор, пока для них не создали специальную лечебницу в лесистой местности на правом берегу Днепра. А война ещё продолжалась, отойдя на Запад, к Южному Бугу. Но гибицкомиссар, беседуя со мной, представил себя как реабилитированного, жертву незаконных сталинских репрессий. Тут я уже не выдержал и с ожесточением сказал:

 

– Невинная бедняжка, а виселица на базарной площади, скольких невинных людей ты ограбил и скольких повесил прилюдно, в базарный день, для устрашения народа. А скольких ты их расстрелял, за городом во рву, у лесополосы? Это, что не преступление за которое ты понёс заслуженное наказание. И вообще благодари бога, что тебя не расстреляли и не поймали сразу по горячим следам фронтовых событий, солдаты окопники, тебя бы не пощадили, и не придавали бы суду, а прикончили сразу на месте.

 

На что он мне ответил, уже исходя из хрущевских изменённых понятий вины.

 

– А я лично никого не казнил и никого не вешал. Расстреливали и вешали немцы. А мы только доставляли арестованных к месту казни, и охраняли порядок. Вот меня и реабилитировали, как невиновного.

– Вот тогда, может быть не всегда обоснованно, но у меня и родилось недоверие к хрущевским реабилитациям. После таких слов:

 

– Он сам не вешал. Он только доставлял и охранял!

 

Но у меня, на всю жизнь, осталось это незабываемое:

 

– Он достоин не только тюрьмы, а и расстрела.

 

По этому, для меня реабилитация нисколько не являлась синонимом невиновности и справедливости, тем более в ходе военных и предвоенных событий. Возможно, были перегибы и сведение личных счётов при предвоенных арестах, но была и политическая конъюнктура, при реабилитациях, в особенности внесудебных.

 

Иван Иванович анализировал современные трактовки событий Великой Отечественной войны, уже пройдя свой длинный жизненный и военный путь, и говорил:

 

– Наши историки при анализе трудностей и поражений в начале войны вплоть до Киевского укрепленного района, отбрасывают все противоречия в армейской среде. Не рассматривают варианты войны и сражений, которых придерживались те или иные группы офицерской элиты. Полностью отбрасывают военно‑политические взгляды группы Тухачевского, и борьбу его группы за власть. Представляют предвоенный период, как гладкий и бескомпромиссный, а все судебные дела в офицерской среде, как вымысел И.В. Сталина и его окружения. Мотивируя это тем, что эти офицеры храбро сражались за Советскую Власть в гражданскую войну и никакой борьбы за власть, после смерти В.И. Ленина не было, и никаких различных теорий развития страны и армии не было. А после революционная ситуация и ситуация сложившаяся после гражданской войны, в СССР на самом деле была сложна и разнотипна и сильно походила на послереволюционную ситуацию в Германии, в период продвижения и прихода Гитлера к власти. В военных кругах широко была распространена идея военного авторитарного правления развитием страны и не только в СССР, а и во всём мире. И эти идеи существовали и развивались на фоне всемирного кризиса капитализма и поиска путей выхода из кризиса. Этой точки зрения придерживался и сам Троцкий, и его ближайшее окружение, включая Тухачевского.

 

После гражданской войны И.В. Сталин старался вырваться из‑под военного авторитарного диктата Троцкого и говорил:

 

– Была война, мы то есть партия, были вынуждены выполнять все указания РЕВВОЕНСОВЕТА и лично товарища Троцкого и его ближайшего окружения. Теперь в период мирного строительства ситуация настолько изменилась, что эти военные органы должны подчиняться партии в интересах мирного строительства и возрождения страны.

 

Так, что разногласия были естественны и неизбежны и никакой героизм в гражданской войне их не ликвидировал и не снимал с повестки дня эти разногласия, а ещё более усугублял. Кстати, все германские военачальники, участвовавшие в заговоре против Гитлера, тоже имели героическое прошлое, и тоже думали аналогичным образом. А таких генералов Красной Армии, пошедших на сотрудничество с Германским командованием, было достаточно. О чем мы уже ранее говорили.

 

Можно говорить, что в создавшейся ситуации они, эти военачальники, вовсе не могли действовать иначе, если бы не 5‑я армия под командованием генерал‑майора Потапова Михаила Ивановича, куда входила и наша 124 дивизия, – говорил Иван Иванович. Или 10‑я танковая дивизия под командованием генерал–майора С.Я.Огурцова. Или те 38 дивизий, своевременно приведенных в боевую готовность и организованно встретивших начало боевых действий.

 

– Находясь постоянно в боевом контакте с превосходящими силами противника, наша армия вела борьбу, нанося немцам значительный ущерб и выходя постоянно из окружения, отступая и цепляясь за каждую возможность нанесения контрудара. И отступала к Житомиру, ведя героическое сопротивление. К сожалению, в одном из боев при попытке выхода из окружения, в котором он проявил себя как храбрый боец, генерал Потапов был тяжело ранен и взят в плен. В плену он вел себя достойно. Был освобождён после войны и без всяких лагерей, проверок и трибуналов в 1947 году окончил высшие академические курсы, при военной академии генерального штаба и служил заместителем командующего Одесского военного округа. Вот вам и пример, опровергающий все либеральные басни, что всех кто был в плену, тем более высших военачальников, либо помещали в лагеря, либо расстреливали. Эта работа по исследованию поведения лиц находившихся в плену велась тщательно и бездоказательных мер не применялось.

 

А если взять такого генерал‑майора как Богданов П.В., командовавшего 48‑й дивизией «Белорусского военного округа», участвовавшего в приграничном сражении и добровольно сдавшегося в плен, участника «Власовского движения», возглавлявшего одну из служб КОНР. Кстати расстрелянного по приговору военного трибунала и не реабилитированного, то станет ясно, почему не все дивизии прикрытия границы и другие подразделения, участвовавшие в приграничном сражении, своевременно не заняли свои позиции и не были приведены в боевую готовность. В общем, таких генералов, пошедших на сотрудничество с немцами и не реабилитированных; на трёх фронтах, было ни много ни мало, а 24 ‑27 вое – начальников. Они играли существенную роль в обеспечении боеспособности подразделений. Вина этих людей, как мы уже говорили, в сотрудничестве с немецким командованием, была доказана и даже по хрущевским понятиям, они оставались виновными.

 

И это происходило вовсе не потому, что солдаты и офицеры этих армий не хотели воевать, как утверждает либеральная пропаганда. А как раз они занимали позиции под огнем, цеплялись за каждый узел, позволявший вести сражение, а потому что их подразделения тактически и стратегически попадали в такие условия, что длительное ведение сопротивления было невозможно. Но они даже не могли подозревать своих командующих, в умышленном создании такой ситуации, а считали своё положение стечением фронтовых обстоятельств.

 

Степень пленения в приграничном сражении, зависела от немецкой тактики окружения армий и дивизий и даже более мелких подразделений, успешной во Франции. Где само окружение оправдывало сдачу в плен. А у нас даже, израсходовав весь боезапас, и всё продовольствие, когда якобы ничего не оставалось делать, как под огнем противника сдаваться в плен, когда у некоторых подразделений дальнейшее сопротивление казалось бессмысленным – борьба продолжалась. С другой стороны, они ещё не смогли освоить тактику И.В. Сталина научиться, не сдаваться в плен, а драться в окружении и выходить из окружения. Был такой короткий переходной период, в котором и проявили себя, и сдались в плен те военачальники, которые пошли на сотрудничество с противником. Произошло, если можно так сказать, некоторое очищение командного состава Красной Армии, что и укрепило её боеспособность в дальнейших сражениях.

 

– И на удивление хорошо совпадают эти данные с Западным фронтом, именно на этом направлении большинство из этих лиц, явных «власовцев», в первом периоде приграничного сражения находились, не хочу говорить воевали, именно там. – Говорил я с долей убеждённости Ивану Ивановичу.

 

А он, с не меньшим сарказмом добавлял, опираясь на свой военный опыт, опыт своей дивизии и армии.

 

– Подразделения, которые в наибольшей степени атаковывались немецкими войсками и вели с ними упорные бои, как раз вышли из окружения, на линию Днепра. То есть одним из факторов поражения войск, в приграничном сражении, являлись те военачальники, которые пошли на сотрудничество с немцами, сдавшись в плен. Конечно, нельзя считать, что эти мысли у них зародились в момент пленения, а весь их путь, начиная с 22 июня, говорит о том, что они и ранее были готовы к таким действиям, обеспечивающим поражение в приграничном сражении. То есть на основании этого можно считать, что заговор Троцкого – Тухачевского был, и корни его оставались в период приграничного сражения. Правда, это был один из факторов обеспечивших успех Германской армии в приграничном сражении. А основным фактором, конечно, оставалось превосходство в силах и средствах и преимуществе немецких войск, как внезапно нападающей стороны.

 

К такому выводу пришли мы вместе с Иваном Ивановичем, проанализировав весь его жизненный путь, и опыт боев в приграничном сражении. Наши выводы по этой теме можно было бы считать не совсем верными, если бы к такому же выводу не приходило всё больше и больше исследователей, занимающихся этой темой. Например, такой объективный исследователь, как Покровский С.Г. тоже говорит, что измена этих генералов, и даже их заговор, приведший к таким потерям в приграничном сражении, на самом деле был. И тогда, у ряда исследователей, исчезнет вопрос, почему танковые дивизии, идущие на помощь, для де‑блокады «Белостокского котла», и участвующие в приграничном сражении, терпят поражение. Почему, в предшествующий период, их командиры держат под брезентом и не изучают мат‑часть новых танков Т‑34 и КВ, а к месту сражения проходят до 1000 километров, своим ходом, и теряют свой мотто‑ресурс, ещё до вступления в сражение. А либеральные критики говорят, о какой‑то некомпетентности командования, когда недопустимость такого марша знает не только каждый лейтенант, а даже курсант танкового училища. Читателям становится ясно, когда они узнают, что подобные решения принимали такие личности, которые впоследствии были замешаны в сотрудничестве с немецким командованием. Ведь на ту строну, им всем нужно было уходить с каким‑то активом в пользу Германской армии. Сейчас же при переходе на ту сторону все преференции получают лица, хорошо навредившие России в развале её промышленности и сельского хозяйства. И эта политика проводится не только в России, а и во всём мире. И почему сейчас это не только можно, но и вполне очевидно, а тогда в предвоенный период, и первый период начала военных действий, это было невозможно.

 

Если принять эту версию как достоверную, отпадет и неясность в вопросе, откуда брались нелепые приказы и нелепые действия. На самом деле у таких командиров и их послужной список, и их действия, становятся очень компетентными, если сравнивать, как они соответствовали выполнению плана поражения Тухачевского, в приграничном сражении. И.В. Сталин, тогда в 1941 году понимал, что дело генерала Д.Г. Павлова нужно рассматривать как халатность и безответственность, хотя Л.П. Берия был против такой постановки вопроса. Но, И.В. Сталин считал, что с военачальниками нужно идти на компромисс, впереди тяжелая война и для её ведения нужны командные кадры и идти, на решительные меры, не имея на то существенных доказательств нет смысла. Эти доказательства появились во время войны и после войны.

 

Но сейчас, по прошествии стольких лет, можно ответить на стоящие вопросы не готовности к боевым действиям ряда подразделений прикрытия границы. И становится ясно, что это не только безответственность, а и умышленные действия ряда военачальников. Все эти рассуждения, конечно, возникали уже после войны. Только ли это благодушие, только ли эта безответственность в стиле «пока жареный петух не клюнет – мужик не перекреститься», то ли это переход нервно психологического состояния от мира к войне, или здесь есть остатки не выкорчеванных элементов всё того же заговора Тухачевского, заключавшегося в дезорганизации войск и тыла дивизий прикрытия границы. Проигрыша приграничного сражения, а за ним и военного переворота, смены правительства Советского Союза на военную диктатуру. Сейчас кое – кому кажется, что это было маловероятно. Многие так думают, исходя из сегодняшней ситуации, и сегодняшнего образа мышления. А ведь тогда в предвоенный период такой образ мышления был довольно моден. И зачастую осуществлялся не только в Латинской Америке, а почти повсеместно в Европе.

 

Невзирая на то, что Тухачевского уже давно не было, а многие его сторонники были арестованы, Троцкий, в предвоенный период, продолжал считать, и был убеждён в возможности такого сценария развития событий. Троцкий всегда рассчитывал на военный переворот, даже когда Тухачевский сидел в тюрьме. Он был уверен, что теория молниеносного упреждающего удара охватила генералитет и И.В. Сталину не удастся её преодолеть. Его не смущало то, что СССР тогда будет агрессором и его не поддержит всё мировое общественное мнение, и создание антигитлеровской коалиции будет затруднено. Да и в теорию этого заговора вовсе не входило создание антигитлеровской коалиции. Теория состояла из геополитики, идеологической антикоммунистической и антирусской песни. Тогда и в Германии и среди Российской военной элиты существовала точка зрения, что союз Германии и России позволит разгромить Английскую империю и покончить с её ведущей ролью в мире.

6. Бой за Днепром

 

Какие бы факторы не действовали в боях на правобережье Днепра в так называемом приграничном сражении. Но всё равно это главный фактор ‑превосходство в силах и средствах немецких наступающих войск. Но уже во второй половине августа немецко‑фашистские войска форсировали верховья Днепра и глубоко продвинулись на Восток, угрожающе нависнув над открывшимся флангом нашего Юго‑Зпадного фронта, немцы переправили ударную группу через Днепр, в районе города Остер, на реке Десна. Одновременно немецкое командование силами 4‑х дивизий танковой группы генерала Ганса фон Обстфельдера назначило захват Киева ударам с Юго – Запада вдоль Днепра. В ответ на это комендант укрепрайона, собрав приличный кулак войск, приказал контратаковать. И с августа месяца сражение за Киев достигло апогея. враг нес большие потери и всё больше и больше уставал. Обстановка менялась так, что встал вопрос реорганизации штаба КиУРа в штаб новой армии. Но усталость немецких войск достигла предела, и немцы начали терять надежду захватить Киев обходом на правом берегу Днепра. Командование ЮЗФ перестало заниматься созданием штаба новой армии, а выполняя указание ставки, начало формировать ударную группировку, задачей которой будет фланговый удар по правобережной немецкой группе.

 

Это возможное предложение неоднократно обсуждалось в Генеральном штабе. И весь вопрос заключался в том, какая точка зрения победит в немецком Генеральном штабе. Двигаться дальше танкам Гудериана на Москву после Смоленского сражения, где ему угрожал фланговый удар при таком развитии событий, или принять точку зрения А. Гитлера о первоначальном разгроме войск и промышленных узлов на Украине. Захватить плацдармы на Украине и на Кавказе, а потом уже штурмовать Москву. Гитлер хорошо знал не только танковую арифметику, но и математику, танкового боя. После Смоленского сражения немецкий танковый корпус не только понес существенные потери, но и был достаточно изношен, после длительных переходов и не менее тяжелых боёв.

 

Победила, конечно, не только точка зрения немецкого Генштаба, но и самого фюрера, и началась подготовка войск в Киевском направлении при условии охвата войск ЮЗФ левобережным ударом, поскольку правобережный охват Киевского выступа результата не дал. Многие авторы, дабы привлечь внимание читателей, раскладывая пасьянс стратегических ходов, объявляли то одного, то другого военачальника, например Г.К. Жукова в гениальном предвидении, относительно германских планов под Киевом, а Генштаб и И.В. Сталина в отсутствии стратегического мышления и даже профанации. Хотя приготовления такой громадной группы войск не возможно было удержать в секрете ни перед любой разведкой мира, тем боле Советской. По этому, об этих намерениях знал не только Г.К. Жуков, а и всё верховное командование.

 

Между И.В. Сталиным и генералом М.П. Кирпоносом произошла длительная телефонная беседа, где И.В. Сталин давал генералу М.П. Кирпоносу весь стратегический расклад сил на этом участке фронта. И Он же выдвигал условия, которые дадут возможность отвода войск на реку Псёл. Не глубокую и не широкую в основной своей части, за исключением болотистого низовья реку, не имеющую никаких оборонительных сооружений. До сих пор непонятно, – говорил Иван Иванович, – немцы рвутся на Москву и на Елец, а И.В. Сталину навязывают дискуссию по поводу реки Псёл. Тогда когда выходящие из окружения части северного фланга ЮЗФ шли на Елец и о реке Псёл не думали, в крайнем случае, части, с которыми мне приходилось выходить из окружения, – говорил Иван Иванович. Правда, эту беседу нельзя считать зарождением самой этой идеи. Не только Г.К. Жуков мог предвидеть поворот танков Гудериана на Юг, как говорят многие литературные авторы и историки. Но это же предвидел и маршал С.М. Буденный и просил у Верховного 2 дивизии из Киевского укрепрайона для выравнивания стратегической ситуации, что позволяло наметить пути выхода из кризиса, который нависал над Юго‑Западным фронтом, как будто эти две дивизии были в резерве и могли сдержать наступление танков Гудериана. На самом деле двух свободных дивизий не связанных боями в КиУРе в действительности не было.

 

И.В. Сталин не возражал против такой перегруппировки. А то, что он был против перегруппировки войск Киевского выступа, ему навязчиво приписывают либеральные литераторы. Однако он каждому военачальнику доказывал, что эта операция должна соответствовать складывающейся ситуации. И главное, такими малыми силами, как они предлагали, проблему не решить. И предлагал более существенные методы. Например, требовал предварительной подготовки укрепрайона на реке Псёл, и даже предварительной проработки вопроса создания Брянского фронта. И.В. Сталин считал, что только фронт, имеющий крупные силы, сможет предотвратить прорыв танков Гудериана на Юг по левобережью Юго‑Западного фронта. И тут Иосиф Виссарионович, хотя мог отдать приказ как верховный главнокомандующий, вел длительную разъяснительную беседу, убеждая генерала М.П. Кирпоноса в том, что не своевременный отвод войск принесёт больше вреда, чем пользы. И напоминал, что отвод войск по всему фронту не раз превращался в сплошное бегство. Хотя многие историки считали, что И.В. Сталин занимал необъяснимо жесткую позицию в вопросе отвода войск, в особенности из Киевского укрепрайона, но они, по всей видимости, работали по заранее полученным инструкциям, обвинить И.В. Сталина на любых прилагаемых обстоятельствах. Но анализируя эту беседу, становится совершенно очевидно, что И.В. Сталин в доказательной форме убеждает генерала М.П. Кирпоноса. Не подготовив условия для такого отвода – войска фронта будут подвержены не только ударам немецких войск с Севера и Юга, а и получат удар в спину с Запада, если войска оставят Киевский укрепрайон на правом берегу Днепра, где они ведут успешное сопротивление противнику, опираясь на железобетонные укрепления Киевского УРА. Но, невзирая на все эти предварительные разговоры, такие меры не предпринимались, а после смерти Сталина он же был обвинён, что якобы он и был их противник, хотя он являлся автором этих идей.

 

И как вспоминал Иван Иванович Зайченко, – большинство из этих мер и не могли осуществиться, поскольку фюрер от Гудериана требовал решительных действий. Гудериан основной ударный кулак своих танковых войск сосредотачивал на Западном фронте в городе Стародуб, где располагалась его 2‑я танковая армия, с явным намерением нанести свой основной удар на Юг в направлении города Лохвицы. Против дивизий Гудериана стояла наша 40‑я ударная армия, не плохо оснащённая в смысле противотанковой артиллерии и ПТР. Однако утром 10 сентября танки Гудериана нанесли удар по 40‑й армии. Армия упорно сопротивлялась. Как говорил Зайченко:

 

– Мы стояли между Батуриным и Конотопом и поддерживали наши контратакующие танки артиллерийским огнём, действуя в районе, куда и наносил основной удар Гудериан. Однако Гитлер начал понимать, что одним ударом с Севера танковым клином Гудериана окружения войск фронта не добиться и начал развивать наступление с Юга от Кременчуга. В районе Кременчуга закрепилась и организовала плацдарм, форсировав Днепр немецкая 17‑я танковая армия. Гитлер стал её укреплять танками 1‑ой танковой группы. Обе группы пополнялись. Но фюрер приказал создать мобильные мотомеханизированные отряды с обеих сторон и двинуть их на поиски штаба Юго‑Западного фронта. При этом нельзя считать, что в этот период, «Брянский фронт» и воевавшая на его стыке 5‑я армия были сломлены.

 

То же можно было сказать и о южной группировке войск ЮЗФ. Бои продолжались и до точки встречи немецких войск, в районе города Лохвицы, было ещё далеко.

 

От Кременчуга начала наступление часть танков 1‑й танковой немецкой группы ударного клина Клейста. Нанесение авиационного удара, имеющимися у ЮЗФ незначительными авиационными силами, оснащенными устаревшими бомбовым снаряжением, существенного результата не давало. В это время И.В. Сталин и главный маршал авиации А.А. Новиков, в тот период, ещё командующий авиацией Северо – Западного направления, которого И.В. Сталин привлекал для решения обще‑фронтовых задач. Ввиду нехватки штурмовиков они выдвинули идею использования истребительной авиации для борьбы с танковыми колоннами противника. Но известно, что серьёзного бомбового снаряжения истребители не имели, а атака танков пулемётным огнем, как всем было понятно, никакого результата дать не могла.

 

– НЕ могу сказать, кому изначально принадлежала идея создания и использования малокалиберных кумулятивных бомб, пробивавших танковую броню немецких танков, но впервые я её услыхал, конечно, через заместителей командующего и адъютантов, от И.В. Сталина и А.А. Новикова, когда они согласовывали возможность ручного бомбометания или быстрой модернизации и создании легкой бомбовой подвески у истребителей. Это давало надежду разгрома танковых колон с воздуха, – вспоминал Иван Иванович.

 

– Малокалиберные кумулятивные авиабомбы, имея пробивную силу и малый вес, давали возможность их ручного использования и даже ночного бомбометания на самолётах типа ПО‑2.

 

– Но пока эту идею осуществляли, нам приходилось вести борьбу с танками противника, всё тем же, артиллерийским огнём. За весь период приграничного сражения многие авторы и исследователи говорили, что борьбу с танками вел русский солдат со связками гранат и бутылками с зажигательной смесью и своей кровью остановил немецкие танковые колонны. Я не говорю,– вспоминал Иван Иванович, – что этого не было, но мы вели артиллерийскую борьбу с танками и без нашей артиллерийской работы, достигнуть разгрома немецких танковых колонн было‑бы невозможно. Конечно, ручная борьба с танками имеет некоторое художественное преувеличение, поскольку она хорошо смотрится в различных кинофильмах, но она возможна только на ближних дистанциях, практически уже в окопах пехоты.

 

Мы своевременно не смогли вскрыть, приближающуюся к нам группу танков Клейста, двигавшуюся с южного направления, и создать ударные группы для её отражения. Утром 10‑сентября, опоздав именно в создании ударных групп, которые не дадут образовать кольцо вокруг Киевской группировки войск,.5‑я Красная Армия была окружена 11 сентября. Хотя до полного завершения котла ЮЗФ было ещё далеко, но не только немецкая, но и наша пропаганда, конечно, уже послевоенная и антисталинская, всё чаще и чаще стали кричать о трагедии под Киевом, о полном разгроме Юго‑Западного фронта. Но немецкие аналитики это рассматривали совсем иначе. Большие сомнения были и у самого Гудериана. Он говорил, что его втягивают в большую игру на Российских просторах, которую он может не выдержать. А Лидел–Гарт английский военный теоретик и историк прямо писал: » Под Киевом и Вязьмой Русские ведут игру. Эта игра в поддавки, которая привела к выработке ходового ресурса немецкой техники. Снизилось качество танков в танковых группах, войска смертельно устали. А советское командование продолжает играть в поддавки». И мы впоследствии увидим, насколько был прав Б. Лидел – Гарт, перед Московским наступлением Гудериана.

 

Но эта военная философия и военное предвидение, высказывались ещё до развития событий в походе на Москву. Нужно было предпринять какие‑то меры, чтобы не допустить окружения Юго‑Западного фронта. Эту задачу командующий фронта генерал М.П. Кирпонос поручил своему начальнику штаба фронта генералу Баграмяну И.Х. Он решил создать артиллерийскую ударную группу, о которой ему советовал И.В. Сталин, в их беседе по телефону, и бросить её на направление возможного прорыва танков Гудериана. Для изучения реальной ситуации в артиллеристских группах и батареях, находящихся на левобережье Днепра, Баграмян решил объехать все эти группы на танке, во избежание каких либо случайностей:

 

– Мы встретили его, когда танк подъехал к расположению нашей батареи. Он по пояс возвышался в танковой башне, и как только он сошел с брони, его первый вопрос был о состоянии материальной части нашей батареи.

 

– В нашей беседе я ему доложил, что кроме зенитных орудий калибром 45мм мы не имеем средств противотанковой борьбы и добавил нам нужна, прежде всего, противотанковая артиллерия. На что он ответил, что вы её получите в месте сосредоточения.

 

– И мы, пройдя через Бровары, под Киевом, ушли на Остёр, влившись в группу, прикрывавшую Киевский Выступ с Севера, и вошли в корпус, формировавшийся из остатков, выходивших из окружения дивизий, с целью противодействия, заходящим нам в тыл войскам, 2‑го немецкого танкового ударного клина Гудериана.

 

Те генштабисты, которые доказывали свою правоту, что вот, дескать, июнь‑июль, а немцы наращивают свой главный удар в Белоруссии, и заставляли тех, кто считал, – что главный удар всё же будет на Украине, стыдливо молчать и отходить в тень. Но уже в период август сентябрь планы германского командования резко меняются. И те войска, которые сосредотачивались в Белоруссии, вдруг повернули на Юг. А можно ли говорить о резкой смене планов, когда Гитлер никогда не менял своего намерения нанести главный удара по Украине. Уступал он в частных случаях отдельным главнокомандующим, в случаях их тактических успехов на том или ином направлении, тем более, что это удар соответствовал его планам растянуть войска противника и децентрализовать управление войсками. И это окончательно стало ясно с момента поворота танковой группировки Гудериана на ЮГ в тыл Юго‑Западного фронта. И вот тут в нашем генеральном штабе, конечно в трактовке либеральных авторов, начала распространяться мысль, что якобы Г.К. Жуков, находившийся в этом районе, упорно спорил со И.В. Сталиным о необходимости отвода войск из Киевского выступа на реку Псёл. На самом деле Г.К. Жуков вовсе не говорил со И.В. Сталиным, а говорил с начальником Генерального штаба Б.М. Шапошниковым. И говорил он об угрозе поворота танкового клина Гудериана на ЮГ на Киев. На что Шапочников, будучи вежливым человеком, поблагодарил Г.К .Жукова и сказал, что об этой угрозе мы уже знаем и создаём Брянский фронт и танково‑артиллерийские группы для удара во фланг противнику.

 

А откуда же взялась информация об отводе войск фронта на реку Псёл. А из телеграммы командующего всем Юго‑Западным направлением, за визой командира ЮЗФ М.П. Кирпоноса и подписью Будённого С.М., Сталин И.В., в довольно доброжелательном духе теоретически объяснил, что выводить войска на неподготовленную оборону по реке Псёл, которая сама по себе не является серьёзной водной преградой, под гусеницы немецких танков, это неправильно. А нужно создать танково‑артиллерийские ударные группы, для удара во фланг и тыл противнику. Кроме того ставка создаёт Брянский фронт для остановки Гудериана и применит авиацию для его разгрома. А вы тем временем должны построить укрепления на реке Псёл и только после этого выводить войска. А если вы выведете войска с правого берега Днепра и из КиУРа, где они хорошо укрепились и хорошо держаться, в железобетонных укреплениях, вы получите ещё один рассекающий удар в тыл своих войск, и ухудшите своё и так незавидное положение. Кстати, откуда взялась довольно провокационная идея вывода 37 армии и с правого берега Днепра и из укрепрайона.

 

Закрыть наступающие с Юга и с Севера два немецких танково– механизированных клина, она никак не могла. 37‑я армия была небольшая армия из которой уже изъяли 2,5 пехотных дивизии и половину танков, для укрепления северного фланга Юго‑Западного фронта. Её сила была до тех пор существенна, когда она находилась в железобетонных укреплениях КиУРа. Как только она их покинет, ей придётся оставить всё влитое в железобетон тяжелое вооружение, и кроме того потерять минимум 50% процентов тяжелого вооружения при переправе. Она полностью потеряет свою боеспособность и станет объектом для налета немецкой авиации. И зажатая между двумя танковыми клиньями, наступающими через Днепр, она уже не представляла бы никакой боевой силы и сразу же была бы разгромлена наседающими войсками противника правого берега Днепра. Вот вам и пример стратегического многофакторного мышления И.В. Сталина. Один вопрос принять решение о создании ударных групп, а другой вопрос, как эта позиция была претворена в жизнь и как сложилась реальная ситуация в процессе её реализации.

 

Кроме того эвакуация промышленности на нижнем течении Днепра была не завершена и Б.М. Шапошников отдал приказ продолжать оборону на прежних рубежах, уделив особое внимание эвакуации промышленности Киева и прилегающих районов. Только одиннадцатого сентября И.В. Сталин в присутствии С.К. Тимошенко, Б.М. Шапошникова и Г.К. Жукова начал говорить о необходимости, во взаимодействии с Брянским фронтом, организовать ударную группу. Атаковать Конотопскую группу противника и организовать укреплённую линию по реке Псёл и только после этого, как считают многие исследователи, начать массовую эвакуацию Киева, при этом они считают это великой ошибкой верховного командования. Хотя, как свидетельствуют немецкие источники, эвакуация Киева уже давно шла. И, как писал Гудериан в своих дневниках:

 

– Немецкая авиационная разведка постоянно наблюдает непрерывный поток машин, идущих в направлении из Киева через Лохвицу, где наблюдается эвакуация людей и промышленных грузов.

 

По этому, тут справедливо считать эвакуацию, или вернее вывод воинской группировки из Киевского укреплённого района на правом берегу Днепра недопустимым. Уже 22 сентября генерал М.П. Кирпонос, при штабе фронта, создал боевую группу и начал продвигаться в сторону Лохвицы. Конечно войска Юго‑Западного фронта, находились довольно в тяжёлом положении, в связи с тем, что фронт растянулся на 800 километров и маневр войсками и резервами был затруднен.

 

То, что И.В. Сталин потребовал Киева не сдавать и мостов не взрывать без разрешения ставки. Это вполне логичное распоряжение, которое представлялось либеральными критиками, как громадная ошибка и упрямство И.В. Сталина в противовес Г.К. Жукову, методам С.М. Будённого и М.П. Кирпоноса, и я уже не буду говорить о стратегических просчётах немецкого командования.

 

А так она, 37‑я армия, 16‑18 сентября, бесшумной ночью, составила арьергард фронта, оставив тяжелое вооружение, и в боевых порядках через город Лохвицу стала прорываться на Пирятин вышла из окружения и ушла на реку Псёл. Вся авиация фронта к этому времени была уже переброшена за реку Псёл и оказывала содействие в продвижении 37‑й армии. Правда отход 37.й армии прикрывала 4‑я дивизия НКВД полковника Ф.М. Мажирина. Дивизия последней покинула Киев и шла по тылам с боями, отсекая части которые бросало немецкое командование во фланг 37‑й армии. К этому времени Юго‑Западным направлением командовал маршал С.К. Тимошенко. С 37‑й армией выходило много офицеров из Киева, ни много не мало, а около 3500 человек с боевым опытом, которых С.К. Тимошенко использовал как офицерский костяк нового формирования Юго‑Западного фронта.

 

Фашистское командование докладывало, что эти бои вынудили немецкие войска на полтора месяца отстрочить генеральное наступление на Москву. За этот период Юго‑Западный фронт, используя отходящие войска и ведя переформирование, становился опять определённой силой. При этом Маршалу С.К. Тимошенко это доставляло двойные трудности. Генштаб подбрасывал незначительное количество людей и техники из резерва, приходилось собирать вооружение всех типов, оставленное на полях сражения и, произведя его ремонт вручать подходящим частям и новобранцам. Это вовсе не значит, что Красная Армия, как говорят её критики, не имела стрелкового вооружения, а просто в данном месте в определённое время создалась такая ситуация, что нужно было принимать решение, исходя из создавшейся ситуации, а не ждать подвоза снаряжения из внутренних районов страны. А сбор вооружения на полях сражения вели все стороны и все воюющие армии.

 

И тут нужно сказать насколько И.В. Сталин был прав. По сути, небольшая армия и приданные соединения Киевского выступа более двух месяцев держала оборону Киева, не давая немецким войскам выйти на оперативный простор, при этом уничтожила более 70 тысяч солдат и офицеров противника, правда это общая цифра немецких потерь и не только от действий 37‑й армии. И это дало возможность вывести из Киева всё стратегически важное оборудование, сковав немецкие войска на Киевском выступе. Замысел А. Гитлера взять Киев сходу провалился и называть это трагедией русских войск, кроме черным пиаром назвать никак нельзя. Немецкие авторы, конечно, не впадали в истерику и не считали эту операцию трагедией германских войск, невзирая на пессимистические заявления Х. Гудериана и начальника штаба сухопутных войск Германии, генерал фельдмаршал В. Браухича. Задача наступления немецких войск в южном направлении не снималась. На Юге под Кременчугом и на Севере под Стародубом сосредотачивались большие резервы, которые в ответ на пессимизм некоторых немецких военачальников позволяли продолжить операцию взятия Киева уже не прямым ударом, а окружением большей части советских войск Юго‑Западного фронта и замкнуть кольцо окружения под городом Лохвицей. Но достичь полного и плотного окружения под Лохвицей немцам не удалось, благодаря созданным Красной Армией танко‑артиллерийским группам, которые не давали плотно замкнуть кольцо, плюс контрудары выходящей через город Лохвицу З7‑й армии, 4‑й дивизии НКВД и других разрозненных частей и сборных групп войск.

 

За ней в этот же проран, который защищали группы прикрытия, и вышла группа генерала Баграмяна. Вывел он с собой 24 тысячи солдат и офицеров, которые он собрал, создавая отвлекающий маневр от перемещения основной колонны штаба фронта и войск его прикрытия. На своем пути ему удалось освободить лагерь военнопленных и повести их за собой вместе с ударной группой штаба фронта, и небольшой группой солдат войск охранения. Солдаты и офицеры лагеря военнопленных оказали серьёзную поддержку в выходе группы генерала Баграмяна из окружения.

 

Много пропагандистских разговоров велось о массовых потерях в Киевском котле, который только условно можно назвать котлом. Некоторые даже договаривались до того, что из всего котла удалось выйти всего 2‑м тысячам солдат и офицеров, но более разумные авторы называли цифру в 15 тысяч солдат и офицеров, тоже заниженную, но как‑то близкую количеству войск выводимых генералом Баграмяном через Лохвицу. Как же можно говорить, что из котла вышло всего 15 тысяч человек, как можно говорить о самом котле и его плотности. На эту тему, мы ещё поговорим, когда рассмотрим все эпизоды или, в крайнем случае, основные из них. Отвлекающий маневр генерала Баграмяна оказался основным, а вывод из окружения самого штаба фронта вспомогательным. Генерал М.П. Кирпонос, выводя колону штаба фронта, наткнулся на сильную армейскую группировку немцев, был ранен в ногу и укрылся с офицерами штаба в овраге.

 

Некоторые участники событий непосредственно не присутствовавшие рядом, в том числе и Ивен Иванович, рассказывали байку о гибели генерала М.П. Кирпоноаса, якобы из страха перед И.В. Сталиным, потому что он не смог организовать укрепрайон и оборону на реке Псёл и потерял управление войсками, ввиду чего он застрелился. Что касается потери управления\ войсками при отходе и разногласий в командовании во взглядах на военное положение фронта и тактики отвода, возможно и имело основу, но конечно не вымысел о том, что командующий фронтом под каким‑то мистическим страхом за потерю управления застрелился. Тем более что медицинское заключение гласило: « В области сердца у него была рваная рана и осколок разорвавшейся мины». Тут можно сказать, что даже честные и героически воевавшие на ЮЗФ офицеры не могли устоять перед массированной антисталинской пропагандой, которая списывала гибель Генерала М.П. Кирпоноса на И.В. Сталина.

 

Противодействовать этому немецкому обстрелу, довольно мощное прикрытие штаба фронта кавалерийской группой, сделать ничего не могло. Такое точное попадание либо фронтовая случайность или в наших рядах был немецкий корректировщик, дававший координаты немецким батареям, этого мы, наверное, не узнаем. Но версию – сам застрелился,– можем отбросить навсегда и больше о ней не вспоминать. Хотя у кавалерийской группы прикрытия штаба фронта возможность пойти на прорыв и выйти из окружения была, но она не могла бросить командующего и раненных офицеров штаба фронта. Практически, плохо себя чувствующий генерал М.П. Кирпонос, уже не мог руководить боем. Собирал войска и создавал ударные группы для выхода из окружения его заместитель, начальник штаба генерал‑майор Тупиков Василий Иванович. Однако при выходе из окружения в рукопашной схватке Василий Иванович погиб. Почти одновременно с ним погиб и генерал М.П. Кирпонос. Невзирая на это штаб фронта и войска сопровождения, из окружения вышли. И тут можно говорить только о гибели командующего, его заместителя и ещё ряда руководящих офицеров, что на фронте случалось довольно часто и такой уж общевойсковой трагедии не представляло, конечно, личная и частная трагедия здесь не исключается.

 

Но как только, немецкое командование получило сообщение, что проран под Лохвицей закрыть не удалось и русские войска и техника, ускоренным маршем выходят из окружения они сняли, часть войск блокировавших штаб фронта и бросили их в направлении города Лохвицы. Тем более, для кавалерийской группы прикрытия обстановка разрядилась. И войскам прикрытия оставалось пробиваться к своим, руководствуясь собственными соображениями. Казалось бы, что и у генерал‑полковника Х.В. Гудериана, и генерал‑фельдмаршала Герд фон Рунштедта, командовавшего группой армий «Юг», должно быть радужное настроение, кольцо они почти замкнули. Наконец‑то путь для наступления на Москву открыт, но радости фюрера они никак не разделяли, хотя это и грозило им большими неприятностями. Эти два военачальника были реально мыслящими людьми и часто проявляли самостоятельность и игнорировали указания верховного командования. В отличие от фюрера, по их разумению, повторялась ситуация которая была создана после Смоленского сражения. Первоначальные планы вторжения, которых придерживался фюрер, и реальная ситуация сильно отличалась.

 

Вспомним, что по германским планам вторжения группировка германских войск, включающих танковые дивизии, мотопехоту и кавалерийские корпуса, в общем, насчитывала до миллиона солдат и офицеров, на направлении, действующем против–Западного и Юго‑Западного фронта Советских войск. И эти силы должны были разрезать Россию пополам, как нож масло, и взять Москву стремительным и безостановочным ударом. И такого плана придерживался не только Гитлер, которого, в последующем начали критиковать. А и сам Гудериан, полагавшийся на свой французский опыт. Но как оказалось, невзирая на внезапность и использование своих лучших войск, в особенности танков германского изготовления и германской сборки и высокого качества дивизий и корпусов первого удара прорыва, ситуация оказалась не такая уж радужная.

 

И если ряд наших литераторов и исследователей кричали на всех углах о произошедшей трагедии, то немецкие авторы были намного сдержанней в литературно художественной и исторической оценке происходивших событий. А разве можно было иначе, при добросовестном исследовании и немецкой пунктуальности, если танко‑механизированный клин Гудериана уже на старой границе потерял 360 тысяч солдат и офицеоров и около 50% боевой техники, которою сразу в тот период Германия могла пополнять из собственных резервов. Катастрофой такой исход сражения ещё даже и не пах, даже невзирая на то, что ряд наших дивизий, корпусов и армий дрались в окружении и выходили из окружения с боями. Всё это можно назвать продолжающимся сражением в другой форме но, ни в коем случае, не катастрофой. И.В. Сталин даже теоретически обосновывал такой род боя и говорил, что надо уметь драться в окружении и выходить из окружения с боями. Здесь у многих авторов оставалась терминология войны во Франции, когда в случае окружения войска складывали оружие и сдавались в плен. Вот при таком ходе событий и можно говорить об их катастрофическом развитии. Но, конъюнктурщики хрущевского периода, давшие хорошую пищу современным либералам, уже не взирая ни на что, и не анализируя события в экстазе об этом кричали как о катастрофе.

 

А после Киева, потери 2‑го ударного клина, кода генералу Гудериану хоть и с разрывами, хоть и не плотно, но всё ж таки удалось сомкнуть кольцо, оставив небольшой разрыв в районе города Лохвицы, и уже его войска понесшие потери, составляли 640 тысяч солдат офицеров, а он лишился более 50% боевой техники. И эти остатки первого клина вторжения, требовавшие германских пополнений в действительности трагедией Красной Армии, при таких потерях противника, назвать никак было нельзя, невзирая и на наши большие потери. Тогда эти авторы, чтобы выдержать заданный ритм, стали варьировать количеством военнопленных и войск, попавших в окружение. И эта цифра начала в пропагандистском плане расти, и доросла до трёх миллионов, в особенности в нашей литературе. Немецкие авторы были намного сдержаннее и намного объективнее в своих оценках плененных солдат и офицеров Красной Армии в Киевском кольце. Все послевоенные годы, в зависимости от политической конъюнктуры твориться целая цирковая клоунада с количеством военнопленных. В действительности в зоне действия ЮЗФ от Кременчуга до Стародуба находилось, что‑то около 650 тысяч солдат и офицеров Красной Армии. Но при прорыве фронта немецкими войсками часть войск Красной Армии оставалась вне кольца. В окружение попали 452 тысячи человек, и взять в плен не по немецким данным не по нашим пропагандистским данным 650 тысяч солдат и офицеров чисто арифметически и без пропагандистских фантазий с обеих сторон было никак невозможно. Тем более что по разным данным ЮЗФ потерял около 150 тысяч солдат и офицеров.

 

Кроме того, с боем выходило ряд частей из окружения, и некоторые части продолжали вести бой внутри кольца. Можно этим данным верить или не верить, но эти данные исходили от немецких военачальников, и от самого Гудериана в его донесениях фюреру. И это если считать, что в районе города Лохвоцы, кольцо было замкнуто полностью и плотно, чего как свидетельствовали участники событий, на самом деле не было. Кольцо не имело требуемой военными стандартами плотности немецких войск не только в районе Лохвицы, где это было наиболее очевидно, а и по всей длине кольца. Чтобы не говорили авторы, а бой внутри кольца отдельные разрозненные части вели до конца октября и, неся тяжелые потери, выходили из окружения. Гитлер требовал у Гудериана наступления на Москву, чтобы взять Москву до наступления осенних холодов. Но, во‑первых, Гудериан не мог двигаться, вперед имея в своём тылу воюющие части. Это хоть и не в большом количестве отвлекало его силы и не давало возможности восстановить и выстроить ударный наступательный танковый клин. Но это была не основная и не главная причина затяжки наступления на Москву. Гудериан писал Гитлеру о том, что выстроить колонну танков и вывести её из укрытий никак невозможно.

 

– Русские применяют истребительную авиацию и кумулятивные бомбы, атакуя немецкие танки и ночью и днем. Кроме того мне нужно, – писал Гудериан,– 200 новых моторов, чтобы восстановить изношенные и подбитые танки и почти такое же количество танков требующих капитального ремонта. Положение таково, что в некоторых танковых полках осталось по 4 исправных боевых машины. Постоянные авиационные налеты, когда самолеты гоняются даже за одиночными нашими машинами, стоит им выйти из укрытия и начать передислокацию.

 

– И эти постоянно тревожащие нас русские части, выходящие из окружения, делают нас неспособными сосредоточится, для движения на Москву. 37‑я и 5– я Красные армии, постоянно тревожат наши тылы, не давая возможности привести в порядок всю технику, прежде чем двинуться на Москву.

 

– Отдельные отряды и части, выходили из окружения до 26 сентября, а некоторые части вплоть до середины октября. Наши попытки в лесистой местности взять в плен эти разрозненные группы не всегда увенчались успехом. Специальных тыловых частей для очистки местности у нас не было и эти русские отряды, пользуясь хорошим знанием местности, выскальзывали из рук как вода из решета. И все операции были малоуспешны. Единственным успехом у наших отрядов прочесывания местности было взятие в плен командующего 5‑й армией русских генерала Потапова, правда, он был ранен, хотя большей части армии удалось выйти из окружения.

 

– Выход остается один обеспечить нас моторами и запчастями, что ещё возможно из германских резервов. Что касается новых боевых машин германского производства, то наши возможности тут исчерпаны. Из трофейного вооружения, у нас есть 3600 французских танков,400 английских и около 1000 чешских боевых танков и бронемашин разного типа. Причем французские танки типа «Ягуар» вполне соответствуют по толщине брони и тактико‑техническим данным германскому танку Т‑III, хоть они и считаются тяжелыми типа Т‑1V.

 

– Мой фюрер, мы планировали этими машинами вооружить в основном Румынскую и Финскую армию, использовав тяжелые танки из трофейных машин. Теперь, чтобы продолжить наступление на Москву все тяжелые танки необходимо передать нам, хотя они и имеют худшее качество по сравнению с танками немецкой сборки и их масла, не выдерживающие морозов, что снижает маневренность и увеличивает время их подготовки к бою. Однако другого выхода я не вижу, что бы продолжить наступление на Москву до наступления холодов. Все эти данные доносили мне мои штабные работники. Но прежде чем обратиться к Вам с такими предложениями, понимая всю ответственность момента, я решил проверить положение дел, проинспектировав ряд частей следуя на танке. Т – Ш.

 

– Но стоило мне выехать из лесного укрытия на дорогу, как я подвергся атаке русских истребителей и кумулятивные бомбы начали рваться со всех сторон. Угроза поражения заставила меня укрыться в лесу в расположении одного из наших полков, в котором оставалось 4 боевых танка и ждать ночной пасмурно дождливой погоды, чтобы продолжить движение. Другого выхода кроме предложенного, я не вижу в противном случае нужно предложить русским перемирие по линии Днепра, как сочтёт наше верховное командование.

 

Но либеральные авторы, видя наличие таких документов, приняло другую тактику, доведя число военнопленных солдат и офицеров Красной Армии до 1 ‑3 миллионов. Это при количестве войск в кольце, и то на начальном периоде сражения 452тысячи солдат и офицеров, так как будто бы никто не погиб в боях не выходил из окружения и не рассеивался на местности при столкновении с немецкими танковыми колоннами. Им нужно было, в своих политических целях, перед каждым этапом перестройки оглушить сознание обывателя массовостью потерь и антисталинизмом.

 

Немецкие авторы тут были несколько объективней. Генерал Гудериан в своей книге прижизненного издания, «Танки вперёд», приводит цифры военнопленных, которых взяла в плен его армия ‑30 тысяч солдат и офицеров. Но в период холодной войны, когда Гудериана уже не было в живых в либеральных переводах эта цифра возрастает уже до 300 тысяч солдат и офицеров, а в разгар приватизации уже 600тысяч.

 

С немецкой стороны вопросом русских военнопленных занимался начальник отдела разведки штаба сухопутных войск Германии генерал Гелен. В своей послевоенной книге «Серый генерал», он приводит цифру пленных ЮЗФ 300 тысяч солдат и офицеров. Естественно его данные гораздо более поздние, чем первые данные генерала Гудериана. К этому периоду немецкие оккупационные власти отлавливали по лесам небольшие группы и одиноких красноармейцев. Но и здесь цифра пленных бойцов Красной Армии из числа 452 тысячи солдат и офицеров – 300 тысяч сомнительна. Правда немцы вместе с красноармейцами хватали и всех мужчин призывного возраста с короткой стрижкой, вот этим генерал Гелен и смог отчитаться перед центром, количеством пленных и очисткой окрестностей от партизан, и тут его немецкая пунктуальность не так уж сильно пострадала. Эти люди с короткой стрижкой, с какой‑то долей вероятности, могли оказаться красноармейцами. А немецкая статистика их брала в учет как военнопленных. В этот период генерал Гелен ещё не был начальником разведки ФРГ, не подчинялся разведке США и мог ещё не участвовать в игре НАТО на подавление психики советского народа. Когда он становится начальником разведки ФРГ, он доводит цифру пленных до 600 тысяч, а когда вступает в игры холодной войны уже до 1 миллиона солдат и офицеров. А уже в наши либерально перестроечные времена наши либеральные переводчики с оригинала доводят эту цифру совсем до бессмысленной величины от 1 до 3‑хмиллионов пленных солдат и офицеров, почти всё мужское население современной Киевской области. Но обыватель не аналитик и верит в большие величины, это свойство обывателя заметил ещё доктор Геббельс. И все эти большие величины подавили психику советского обывателя, вжали его в землю и позволили провести переворот в Советском Союзе под названием перестройка.

 

Сама операция по окружению ЮЗФ была не только не трагедия советских войск и Советского Союза, а если не разгром, то такой подрыв наступательной мощи германских войск, что выполнить задачу компании 1941 года они уже не смогут. Германская армия казалось‑бы победив, проиграла, и называть этот период трагедией Советского Союза никак нельзя. И многие германские военачальники, понимали, что выиграв сражение можно проиграть войну. И генерал Манштейн оценивая сражение под Севастополем и Киевом говорил: « Ещё одна такая победа и у нас не будет армии». И о какой же трагедии можно говорить, только о трагедии немецкого оружия, о которой говорил и сам Гудериан, который, во‑первых, перед штурмом Москвы, чувствуя поражение, при поддержке начальника штаба главного командования сухопутных войск Германии генерал‑фельдмаршала Вальтера Браухича, просил фюрера разрешить перемирие и отвод войск на линию Курск – Орел. В противном случае, они считали, что не только наступление на Москву провалится, а произойдёт поражение всех немецких войск от Ленинграда до Кавказа.

 

У фюрера всё это вызвало дикое бешенство, и он приказал отстранить их обеих от занимаемых должностей, правда, уже после поражения под Москвой. Фюрер мыслил не реально и не аналитически, как и многие наши либеральные исследователи, а эмоционально; «Как может быть, чтоб лучшая армия вторжения, которая когда‑нибудь существовала, не выполнила поставленную задачу и не победила по намеченному плану «Барбаросса» в 1941году». Наши либеральные историки, чтобы доказать, бездарность Советского верховного командования и как‑то смикшировать собственные провалы, желают ещё в третий раз провести процесс десталинизации, что бы отвлечь внимание от кризиса и удержаться у власти. Действуют они, конечно, из конъюнктурных соображений. Утопив вопрос ещё в большей лжи, чем первые два раза. Но вряд ли им удастся скрыть период нескончаемых войн и кризисов, которые они спровоцировали своими приватизациями и конкурентной борьбой. Первые две десталинизации, которые кончались развалом страны и её промышленного производства, на этот раз это может кончиться ещё более трагично для всей страны. И.В. Сталина то нет, он давно умер, тогда надо крушить остатки заводов, которые при нем создавались, ну чем не мусульманские террористы. И так похожие на гайдаровский либерализм, только инструмент разрушения другой, а так всё то же самое.

А для этого планы компаний Гитлера 1941 – 1942 годов их материальные и человеческие ресурсы, почему бы не объединить в одно целое и не морочить голову людям трагедией 1941 года, положив в её основу, так называемый « Киевский котел». Правда, дырявый котел! И приходилось придумывать миллионы пленных, правда вымышленных, переплюнуть в этом вопросе даже немецких современных историков, поскольку сами немецкие участники событий и историки послевоенной эпохи, оказались гораздо порядочней наших либеральных авторов, хоть они были и обиженны поражением, но не могли не признать факты реальной войны.

 

– Тут Иван Иванович прекратил возмущаться современными нелепицами и перешел к своим воспоминаниям военной поры.

 

– Основная наша артиллерийская группировка вела бои на стыке Брянского фронта и 5‑й армии ЮЗФ у слияния рек Десны и Остер. У одноименного города Остер. Это было не так уж далеко от Киева, который наладил в то тяжелое время выпуск снарядов, способных пробивать танковую броню. Однако это ни сколько не ликвидировало угрозу окружения в результате танкового прорыва Гудериана, с которым нам не удавалось справиться, хотя бы потому, что наша артиллерия не имела требуемой для этой цели подвижности и маневренности, что вполне естественно по сравнению с танковым клином Гудериана. Танки Гудериана уходили вперед, оставляя нас у себя в тылу. И мы начали двигаться на Прилуки, там находился штаб фронта, где ещё можно было нанести удар по 2‑й танковой группе Гудериана. Мы ожидали авиационную поддержку штурмовой авиации, но наша штурмовая авиация типа Пе‑2 только начинала ставиться на серийное производство и мы в небе наблюдали единичные или парные образцы этих машин.

 

Понимая эту ситуацию, мы дабы не остаться в котле, начали двигаться с боями на Ромны, что бы перейти зону действия тяжелых немецких танков группы Гудериана и нам это удалось. Мы сделали небольшой крюк несколько на Север, чтобы избежать встречи с тяжелыми немецкими танками типа Т‑III, Т‑IV. Но их к тому времени оставалось достаточно малое количество, и мы не встретив сопротивления у деревни Бахмач, соединились с войсками новой линии обороны Юго‑Западного фронта. Но поскольку наша материальная часть была сильно изношена, нас направили в Елец на ремонт и переформирование. Кстати многие из наших товарищей при переходе опасных зон поверх военной формы одевали гражданскую одежду. Но это оказалось излишним, поскольку на своём пути, мы так и не встретили тяжелых немецких танков. И не только тяжелых, но и обычных мотомеханизированных групп. То ли у немцев уже не хватало резервов, то ли они стягивали все войска к Лохвице, через которую из Киева вывозилось все ценное оборудование. Ясно было только одно, что сплошного плотного кольца немцам создать не удалось, а это была только немецкая пропаганда, которую так охотно впоследствии повторяли наши конъюнктурные писатели и журналисты, создавая в политических целях картину плотного много эшелонированного кольца и полного окружения. К тому времени уже и в наших войсках начали появляться самоходные артиллерийские установки САУ. Конечно, это были ещё не те «Зверобои»; СУ‑120 и СУ‑150.А самоходки по типу немецких танковых пушек времён боёв на новой границе.

 

Но и эти самоходки за счет маневренности и скороходности, в боях из засад приносили немцам большой урон. Теперь мы знали, что наши позиции значительно укрепятся, что и вызывало уверенность в своих силах. Имевшиеся снаряды весом 50 ‑60 кг вышибали на расстоянии более километра броню крупных тяжелых немецких танков, это было ещё не такое грозное оружие, но давало возможность на равных драться с танками Гудериана. А в это время Гудериан располагал такими танками как «Фердинанд», имевшие орудия калибром 88 мм и пробивавших броню наших танков устаревших конструкций на расстоянии до 2‑х километров.

 

Командование ЮЗФ на таких больших просторах и на плохо отлаженной связи, начало терять управление всеми войсками фронта, создало вокруг штаба фронта группу прорыва и держало связь с крупными ударными частями прорыва. В таких условиях оно не могло выработать технологию борьбы с танками противника, и эту задачу вынуждено было брать на себя центральное командование, и разрабатывать методы борьбы. Они заключалось в использовании истребителей и кумулятивных малогабаритных бомб, как мы уже об этом говорили.

 

– Наша танко‑артиллерийская группа, была в постоянном боевом контакте с танками Гудериана и кому как не ей видеть результаты истребительно кумулятивной бомбежки танковых колонн противника. Верховное командование, да и сам И.В. Сталин, интересовались, какова степень поражения и задержки движения танковых колонн, при бомбежке истребителями. Истребители вели её на бреющем полете на малых высотах, но скорость их была довольно высока для прицельного бомбометания. При этом командующий нашей группой доложил, что первоначальная точность бомбометания была довольно низка. При втором разговоре, по всей видимости, были приняты какие‑то технические меры, скорость бреющего полета была уменьшена, а точность бомбометания увеличена. Эффективность бомбометания существенно повысилась.

 

7. Крах германских войск первого удара

 

Авиационная борьба с танками противника помогла нам выйти из окружения, – говорил Иван Иванович Зайченко. – Остатки наших подразделений передали оборонявшей Елец 13‑ой армии генерал‑лейтенанта А.М. Городнянского, которая располагалась на правом крыле ЮЗФ и противостояла 2‑й немецкой полевой армии генерал‑полковника фон Вейхса, которая двигалась в направлении на Елец. И здесь я получил замечание от военных экспертов, которые задали мне вопрос:

 

– Почему после подробного описания событий связанных с обороной Киева и окружения войск ЮЗФ, автор сразу переходит к событиям обороны города Елец, когда так много копий сломано с созданием обороны на реке Псёл. И тут мне помогли воспоминания Максима Евсеевича Березовского, члена КПСС с 1929 года, уроженца деревни Горки, Могилевской области, который в 1941году, имея незаконченное высшее образование, был призван в Красную Армию. Он воевал в 37 армии Юго‑Западного фронта в качестве командира отдельной разведывательной роты, сводного батальона, защищавшего КиУР и выходивший из окружения вместе с 37 армией. Эти воспоминания передал мне его сын, который хранил память о своём отце долгие годы после его смерти.

 

К этому моменту генерал Кирпонос и его штаб естественно перестали управлять войсками. Но все знали, и мы об этом уже приводили различные точки зрения и различное восприятие переговоров генерала Кирпоноса с начальником Генштаба Красной Армии маршалом Б.М. Шапошниковым и с Верховным Главнокомандующим И, В, Сталиным, которые бытовали в войсках ЮЗФ. Но позицию Верховного Главнокомандующего, в этих переговорах нужно привести более точно, поскольку она продолжала действовать и после потери управления войсками штабом ЮЗФ.

И.В. Сталин в переговорах с генералом Кирпоносом:

 

– При более раннем отводе войск у Вас был серьёзный тыловой рубеж на реке Днепр, Но Вы потеряли две армии, а отвод превратился в бегство и противник на плечах бегущих войск переправился на другой день, на восточный берег Днепра. Какая гарантия, что то же самое не повторится теперь.

– Нужно немедленно организовать оборонительный рубеж на реке Псёл, выставив большую группу фронтом на Север и отведя 5‑6 дивизий на этот рубеж.

 

Как вспоминал лейтенант Березовский:

 

– Мы двигались по шоссе в направлении Полтавы и Лохвицы, нащупывая прораны в немецком кольце, используя для этой цели рейды наших разведывательных подразделений. Но угроза со стороны группы войск Гудериана нарастала. Гудериан, используя свою кавалерию и мотопехоту, двигался в нашем направлении для нанесения флангового удара. И здесь без создания северной группы войск для прикрытия выхода основных сил из окружения было не обойтись. И нас под Березанью и Яготином, ещё до подхода к месту прорыва немецкого кольца, с довольно значительной группой войск выдвинули несколько на Север, где мы и заняли оборону. Немецкая мотопехота и кавалерия не заставила себя долго ждать и приблизившись к нашим позициям пошла в атаку, но нарвалась на наш пулемётный огонь понесла большие потери. Даже страшно было смотреть на машины с мотопехотой, которые нарвались на наш кинжальный огонь и представляли уже горы трупов. Но наш успех был непродолжителен, подошли немецкие танки и мы начали нести значительные потери. И тут я был ранен под Березанью и попал в госпиталь, который двигался на Яготин, но при нападении немецких войск я был ранен вторично и госпиталь попал в окружение, а армия ушла вперёд на город Лохвицу.

 

Вышли мы из окружения, найдя проран в немецкой обороне, уже в октябре и направились в сторону реки Псёл, где наши войска восстанавливали Юго‑Западный фронт. Я проходил долечивание в прифронтовой службе второй запасной стрелковой бригады. Из‑за отсутствия людских и материальных ресурсов на реке Псёл серьёзной обороны создать было невозможно. И пока войска армий расположенных на восточном берегу реки вели оборону, меня направили в 384 стрелковый полк и далее на Елецкое направление, не дожидаясь прорыва оборонительного рубежа наших войск. Почему всё‑таки укреплялось Елецкое направление. Разведка доносила, что немецкое командование решило взять Москву зимой до нового года. Для Верховного командования было ясно, что нужно оттянуть часть войск противника с Московского направления. И.В. Сталин и С.К. Тимошенко решили, что наиболее приемлемым пунктом для организации длительной обороны с возможностью перехода в наступление на южном фланге московского узла обороны является город Елец. Хотя командованию на реке Псёл всё‑таки удалось восстановить Юго‑западный фронт, расположив там вышедшие из окружения 21 и 40‑ю армии и ряд переформированных полков и дивизий. Но мне запомнились бои под городом Елец, хотя в моей жизни были и сражения за освобождение Белоруссии, в особенности города Орши, и моя последующая работа в политотделе НКВД в Минске, но сражения за Елец всё – таки остались наиболее ярким воспоминанием во всей моей военной биографии.

 

Это сражение уже было сделано без генерала М.П. Кирпоноса, который в своё время так и не приступил к выполнению этого, выдвинутого им же и маршалом Будённым предложения. Конечно, он колебался, по всей вероятности не только верховный главнокомандующий, но и он сам, сомневался в возможности создания на реке Псёл сколько‑нибудь устойчивой обороны, которая не представляла значительной водной преграды по сравнению с Днепром. Тем более создание за такой короткий срок укреплений хоть как‑то сравнимых с КиУР, который строился много лет в 30‑е годы, было невозможно. Генерал М.П. Кирпонос во многом и по этому, получив уже устное указание от командующего фронтом маршала С.К. Тимошенко, продолжал колебаться, требуя от верховного командования письменного приказа. По всей видимости, он понимал, что оборона на реке Псёл будет быстро смята и не хотел нести какую‑то ответственность. Конечно, командование это понимало и сосредоточило свои оборонительные усилия на Курском и Белгородском направлениях, имевших людские и материальные ресурсы крупных городов. Это делалось с целью нанести немецким войскам наибольший урон в живой силе и технике. Но предположение подтвердила реальная действительность. И оборона Курского и Белгородского направлений и оборона на реке Псёл была смята к концу октября. Но на этот раз, командование не допустило окружения частей, и своевременно отвело их на Елецкое направление. Кроме того, если наше командование готовило Елец как узел длительной обороны, нужно было что бы и немецкое командование бросило на это направление значительные силы. Немецкое командование рассматривало Елец как крупный железнодорожный узел, взяв который оно сможет отрезать Москву от снабжения с Юга, и кроме того сможет зайти во фланг и тыл Московской группе войск к чему всегда стремилось немецкое командование, исповедуя свою тактику флангового охвата противника.

 

Наше же командование рассматривало Елец как город обладающий людскими и материальными ресурсами, что и позволит выполнить поставленную задачу, создать крепкий оборонительный узел и отвлечь на себя часть войск, двигающихся на Московское направление. Наличие ресурсов позволило хорошо укрепить город противотанковыми и противопехотными заграждениями. И когда немецкие войска, 21 ноября 1941 года, начали своё наступление на Елец, то город успешно оборонялся. Немецкое командование не могло ни зайти в тыл обороняющимся войскам, ни перебросить часть войск под Москву, поскольку на Московском направлении немцы завязли и особого успеха не имели. Но когда немецкое командование укрепило армию фон Вейхса двумя танковыми дивизиями, то нам 4 декабря, пришлось оставить город Елец. Однако наше командование, учитывая тяжелое положение немецких войск, готовило контрнаступление. Состояние немецких войск хорошо характеризовали немецкие военачальники:

 

Генерал Гудериан говорил:

 

– Русские бросили в бой большое количество танков Т‑34, причинивших нам большие потери. Превосходство нашей материальной части было потеряно. Тем самым исчезли перспективы быстрого и непрерывного успеха.

– Взять Тулу не удалось. Русские выкатили орудия на прямую наводку. Мы несём большие и тяжелые потери.

 

Генерал фельдмаршал фон Клюге Ханс Гюнтер:

 

‑Войска находятся в тяжелом положении. Боеспособность корпусов упала. Потери в людях просто колоссальные.

 

Фельдмаршал фон Бок:

 

– Войска не в состоянии вести планомерные наступательные действия, резервов нет, последние силы брошены в бой.

 

Генерал полковник Эрих Геппнер:

 

– Войска настолько измотаны, что с ними ничего нельзя поделать. Причиной являются ужасные холода, плохие условия расквартирования и непрерывные бои. Такое состояние немецких войск, в которое попала немецкая армия, был результат упорных боёв. Начиная от сражений на границе, и вплоть до Московского направления.

 

Как признавали немецкие военачальники, это уже был проигрыш всей военной компании 1941 года, ещё до попыток штурма Москвы. Единственное что можно было сделать Верховному командованию Германии это перебросить на Московское направление части которые могли быть сняты с Елецкого или каких – либо других направлений. Верховное командование Красной Армии тоже прекрасно понимало, что немцы могут часть войск, из‑под Ельца перебросить на Москву и положение на Московском направлении ухудшится. Поэтому, укрепив резервами 13‑ю армию генерал–лейтенанта Городнянского, наши войска перешли в наступление под командованием маршала Тимошенко, чего немцы никак не ожидали. Красная Армия не имея преимущества в техническом обеспечении, от обороны сразу переходит в контрнаступление. Это было новым словом в военной науке, где немцы считали себя в особенно привилегированном положении.

 

Правильно спланировав операции, С.К. Тимошенко удалось разгромить под Ельцом 34‑й особый немецкий корпус и, взяв в плотный котел две дивизии, также уничтожить их. В этой операции немцы потеряли убитыми и раненными 16‑ть тысяч солдат и офицеров. И, оттянув на себя все резервы, которые немецкое командование готовилось перебросить под Москву, С.К. Тимошенко связал их сражением под Ельцом. И тем самым, наступление и битва под Ельцом во многом помогла Красной Армии отстоять Москву, оттянув на себя часть сил 2‑й ударной группы Гудериана.

 

Видные немецкие военачальники начинали реально мыслить и видели, как говорил сам генерал‑фельдмаршал Кейтель:

 

– Таких сухопутных сил, какими мы располагали к июню 1941года, мы уже никогда иметь не будем. Мы начинаем осознавать, что полной победы достичь мы не сможем. А генерал Гальдер в своей переписке с фюрером жаловался, что он понес при ликвидации Киевского котла не только потери в танках, а потерял всю кавалерию и мотопехоту. И не получив соответствующих резервов его наступление на Москву будет крайне затруднено.

 

– Генерал Вагнер во время сражения за Елец и переброски его войск под Москву, в период решения фюрера об окончательном ударе по Московской обороне в центре, с одновременным охватом Москвы с Севера, говорил:

 

– Наши войска накануне полного истощения материальных и людских ресурсов. Русские небольшие подразделения создают всё больше и больше заслонов на пути наших уставших войск. И нельзя недооценивать, что русские сосредотачивают всё больше и больше сил против 2‑й танковой армии.

 

В декабре немцы готовили решительное наступление на Москву и подсчитывали свои ресурсы и возможности. А наши войска продолжали их разгром под Ельцом. В этом сражении Елец был освобожден уже 9 декабря. Планы немецкого командования в наступлении на Москву начали окончательно давать сбои, когда в ноябре «Южный фронт» взял Ростов и разгромил 1‑ю танковую дивизию Клейста и сковал все силы армий группы «ЮГ» не дав их перебросить под Москву. И окончательно Гудериан лишился обещанных резервов, когда Елец был взят, и в сражении под Ельцом немцы потеряли большую часть обещанных резервов. А остатки войск были связаны боями, и ни о какой переброске под Москву речи уже не могло идти. И вся Елецкая группировка врага была уже уничтожена 15 декабря.

 

Такую же роль сыграло Барвенково‑Лозовская наступательная операция Северо –Кавказского и Южного фронтов, которые врезались клиньями в немецкие войска и взорвали центральные склады с боеприпасами под Барвенково и Лозовой и перерезали на станции Лозовая пути снабжения немецких войск под Москвой. Наши трофеи в материально технической части, технике и боеприпасах были настолько велики, что их можно сравнить с тем, что мы потеряли в не уничтоженных складах в период приграничного сражения и начала военных действий.

 

Надежда московской группы войск противника, завязшей в своём продвижении, и начавшей терпеть поражение исчезла как дым. Тут, под Москвой, было всё и теория »Блицкрига», и «План Барбаросса», и операция, »Тайфун»; в которой фюрер стянул большую часть войск и материальных ресурсов всего Советско‑Германского фронта. Тут под Москвой сконцентрировалась и воля фюрера к победе, и его жажда крови и насилия, в особенности над русским народом. Тут сконцентрировались его истерические вопли на площадях Берлина и вой толпы немецкого народа, которого он так умел доводить до бешеного экстаза. Тут был нож всей Германии готовый вонзиться в тело русского медведя и начать рвать его тело, и шкуру во имя жизненного пространства, доведенного до экстаза немецкого народа. И этот народ, тогда ждал этой победы, и хотел её, сколько бы потом не скрывали его причастности, и его желания напиться этой кровью. Германия поставила на карту все свои стремления и желания, всю свою силу и мощь своих армий. Всё это не помогло, воспрепятствовать разгрому германских армий под Москвой, уничтожив 550 тысяч солдат и офицеров противника и большую часть техники, включая танки всех типов: 1300 танков, 2500 орудий, 15 тысяч машин и другой амуниции. Таких трагических потерь Германия в своей истории ещё не знала. И это произошло потому, что за полгода войны с её начала и до 31 декабря, Германия потеряла около миллиона солдат и офицеров и большинство техники первых ударных клиньев войск, рассчитанных на молниеносную победу. Были разгромлены все ударные клинья «Блицкрига», а пополнения уже не имели ни того морального духа, ни того ударного качества, ни той фанатичной веры в победу и превосходство германской расы. И уже померк ореол великого тысячелетнего Рейха. А Гальдер и Гудериан все эти факторы резюмировали как усталость немецких войск:

 

– Советское командование зная, что немцы в Московской наступательной операции, не смогут получить подкрепления ни от Южных, ни от Северных групп войск и, используя морально психологический надлом в немецких войсках и их, так называемую усталость, от постоянных наступательных и оборонительных операций, начало наступление при практическом равенстве сил и средств. Как рассказывали мои фронтовики, первая победа под Москвой была получена без всякого превосходства в силах и средствах, а только как результат правильного и удачного оперативного планирования и командования.

 

И они эту операцию связывали с таким фактом, как с либеральной критикой Зои Космодемьянской. Отвечая на мой вопрос:

 

– Почему отряд, куда входила Зоя, поджигал сараи и конюшни, и всякие вспомогательные постройки и разводил костры. Они эмоционально и с возмущением мне ответили:

 

Во первых, как говорил генерал Геппнер;

 

– Плохие условия расквартирования и ужасные морозы, подрывали морально психологическое состояние немецких войск. Причем такое состояние, что с войсками ничего сделать было уже нельзя. И это происходило не просто так, а как результат действия небольших русских групп, которые изматывали немецкие войска и не давали немцам ни покоя, ни отдыха. Во вторых, в это время в воздухе висела наша авиация, которая ведя фотосьёмку, определяла точное расположение местонахождения живой силы противника. А ночью следующего дня по этим точкам были нанесены бомбовые удары, которые выгнали немецкую пехоту в поле, покрытое полутораметровым слоем снега, по которому пехоте крайне тяжело было перемещаться и создавать какие либо укрепления. А потом в бой пошла наша кавалерия и лёгкие танки, производство которых было налажено на заводе ЗИС. Немецкая пехота была уничтожена, и этот успех дал начало наступательной операции. Немцы потеряли всякую уверенность в своих силах, и в своём непоколебимом превосходстве. Иван Иванович считал, что если бы Зоя выдала местоположение своего отряда, который действовал по заданию Главного управления разведки Красной Армии, то эта наступательная операция могла быть сорвана.

 

Дальнейшая тактика наступательных операций Красной Армии заключалась во фланговых охватах отдельных дивизий немецких войск и проникновение в их тылы. Некоторые немецкие дивизии продолжали бой в частичном окружении, а большинство выходило из окружения по дорогам, подставляя свои колонны под удары авиации и неся беспрерывные потери. Последней существенной операцией зимнего Московского сражения, отбросившего немцев на 150 ‑180 километров от Москвы, была битва за Сухиничи. Стремительным ударом войска Красной Армии окружили Сухиничи силами одной дивизии 10 армии генерала Ф.И. Голикова. Основные силы армии генерал Голиков двинул в обход Сухиничей. Опасаясь плотного котла, немцы покинули Сухиничи. 31 декабря город был освобожден.

 

Кавалерийский корпус генерал‑полковника Белова вышел к реке Оке, взяв город Козельск, и действовал дальше, достигая расстояния от Москвы 250‑400 километров. Кавалерийский корпус преследовал разбитые части Гудериана, которые потеряли большинство танков под Тулой и Москвой и отступали в пехотном строю, используя гужевой транспорт, и страшно опасаясь конного корпуса генерала Белова. Как свидетельствуют очевидцы, от слова казаки близко, они приходили в неистовую панику и даже не отдохнув бросались, в сани и уходили, опасаясь конного сабельного удара и не только сабельного. Это были уже совсем не те войска первого удара и приграничного сражения.

 

Генерал Гальдер, считал конец Подмосковного сражения, с момента блокирования и взятия Красной Армией города Сухиничи. Именно с падением Сухиничей была связана отставка командующего 2‑ой танковой группой Гудериана. И падение Сухиничей, и отставку Гудериана, Гальдер считал поражением немецких войск и проигрыш всей компании 1941 года под Москвой, и первой трагедией всей германской военной машины, в которой, достигнутые успехи из ожидания победы превратились в поражение на всем Восточном фронте. Скорее всего, это был морально психологический надлом всей фашистской идеологии, которую так сильно сломало наше Подмосковное наступление, и такой удар, которого немцы не знали за всю историю войн. Но высшему немецкому командованию было удобнее признать усталость войск, а не поражение всей идеологии фашизма и приказ Гитлера Гласил:

 

– За то, что войска, предназначенные для взятия Москвы, относящиеся к группе армий «Центр» оказались в совершенно изнурённом состоянии, сместить со своего поста генерал‑полковника Гудериана, командующего 2‑ой танковой армией Рейха.

 

Вскоре фюрер примет отставку и у Гальдера, который не видел дальнейших перспектив Германии в продолжение войны на Востоке. А Фюрер продолжал верить в свою власть, и в свои возможности мобилизации всех сил Европы на борьбу с Россией. И он рассчитывал взять реванш в 1942 году.

 

Но 1942 год, это совсем другая кампания войны, уже со всем военным потенциалом Европы, которая будет идти совсем по другим планам. А о плане «Барбаросса» и операции «Тайфун», немецкое командование уже не вспоминало. Эти компании были трагически проиграны. И сколько бы ни говорили, наши либеральные критики, о трагедии 1941 года, немцы полностью проиграли эту компанию. И вот, что вполне объективно, говорят об этом само главное немецкое командование и главнокомандующий сухопутными силами Германии генерал фельдмаршал фон Браухич;

 

– Разгром наших группировок в Ростове‑на‑Дону, под Тихвином, под Ельцом и наконец, под Москвой, вот какой итог 1941 года. На стыке Западного и Юго‑Западного фронтов, была разбита наиболее мощная танковая группа Гудериана.

 

Этот разгром, эту трагедию Германской армии ожидали и предвидели, такие крупные германские военноначальники, как Генерал‑фельдмаршал Вальтер Браухич; командующий 2‑й танково‑механизированной группой генерал Гудериан, и командующий танковым корпусом генерал Рейнгарт. У всех у них это была личная трагедия и не только личная, но и трагедия всего Германского Рейха. Но Гитлер и слышать не хотел об их предложениях, приходил в бешенство, грозил им расстрелом, но в конечном итоге отстранил их от командования войсками. Было ли это безумие Гитлера не видеть полного разгрома и проигрыша компании 1941 года, причем за довольно короткий срок. На, что он мог рассчитывать в 1942 году, на какие резервы, о которых не знали проигравшие сражение генералы. А он рассчитывал стянуть силы всей Европы. Битва под Москвой это разгром, и начало конца всех мечтаний, доведенного до одури немецкого народа.

 

Гитлер обладал всей Европой и 1942 год, и его вторая половина это уже новое сражение, силы которого Гитлер смог отмобилизовать и сконцентрировать в единый кулак, включая такие сильные армии, как армия Италии, Румынии и Финляндии и все фашистские корпуса остальной Европы, и тотальную мобилизацию в Германии.

 

И многие историки не учитывают, что это было уже качественно новое сражение. А разгром немецких армий в 1941 году, это конечно была трагедия, но не трагедия России, Советского Союза, и его народов, а трагедия Германии его армии и его народа.

8. Приложения

 

В приложениях представлены исходные данные, на основании которых проверялись факты изложенные фронтовиками, свидетелями событий и детьми войны, приведенные в повести «НОВАЯ ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОЙ ВОЙНЕ». К этим данным относятся, проверенные по архивным материалам, опубликованным в интернете, имена и фамилии действующих лиц. Перечень понятий и определений, просторечных выражений, существовавших в период, когда происходили те или иные события. Даны выдержки из архивных и литературных описаний фактов, касающихся событий описанных в повести. Письма партизан, документы и письма с фронта, хранившиеся в личных архивах Моисеенко Н.П., Малахова Г.А., Березовского Л.М. и других фронтовиков и их наследников. Представлены документальные источники и фотографии из личных архивов указанных товарищей, архивные и музейные документы, послужившие основой подтверждающей рассказы фронтовиков, использованных при создании книги «НОВАЯ ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОЙ ВОЙНЕ». Все эти данные подтверждают достоверность описанных событий и говорят об объективности изложенного материала.

 

9. Библиография

 

Анфилов В.А., Голиков Ф.И, – Загадка 1941г. Вече. М. 2005г.

Анфилов В.А.– Провал Блицкрига. Наука. М, 1974г.

Авиация второй мировой войны. Сталинские Соколы. Скоростной бомбардировщик СБ‑2. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Берия Серго – Осмысление века. Дети об отцах. Мой отец Лаврентий Берия. Современник. М. 1994г.

Берия Л.П.– Конец карьеры. Политиздат. М. 1991г.

Безыменский Л. – Особая папка «Бабра росса». Агентство печати новости. М.1972г.

Баграмян И.Х. –Великого народа сыновья. Воениздат. М. 1984г.

Баграмян И.Х. – Так начиналась война. Военные мемуары. Воениздат Министерства Обороны СССР. М.1971г.

Брамштедте Е., Френкель Г., Манвелл Р. Иозеф Геббельс. Мефистофель усмехается из прошлого. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Белов Николас. Фон. – Я был адъютантом у Гитлера. Русич. Смоленск. 2003г.

Бирюков С.С. – Суровые годы. Наука. М.1966г.

Василевский А.М. – Дело всей жизни. Политиздат. М. 1983г.

Великая Отечественная война. 1941 ‑1945г.г. Советская энциклопедия. М. 1965.,1985 гг.

ГоленковА.– Предлагаю объяснить Сталина. АВИТИ. М. 2005г.

Гудериан Х.В. –Воспоминания солдата. Русич. Смоленск 1999г.

Гудериан Гейнц – Внимание танки. Центр полиграф. М. 2005г.

Гудериан Гейнц – Танковые войска Германии. Практика танковой войны. Центр полиграф. М. 2008г.

Гудериан Хайнц Вильгельм. – Мемуары. Танки вперёд. Воениздат Министерства Обороны СССР.1957г.

Гудериан Г. –Танки вперёд. Русич. Смоленск. 1999г.

Гот Г.– Танковые операции. Воспоминания командующего 3‑й танковой группой немецких войск. Русич. Смоленск. 1999г.

Газета – Volkischer Beobachter. 4 октября. 1941г. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Гротов Генрих. – Рейсхмаршал Геринг. Загадки 3‑го рейха. Вече. М. 2005г.

Голованов А. – Дальнебомбардировочная авиация.1941– 1945г.г. Центр полиграф. М. 2008г.

Гальдер Ф. – Военный дневник 1939– 1942г.г. Т 1‑3. Воениздат Министерства Обороны СССР. М. 1968‑1971г.г.

Голиков Ф.И. – Доклад начальника управления разведки Генерального Штаба Красной Армии в Народный Комиссариат Обороны СССР, Совет Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП (б). ЦАМО РФ, оп. 1475001, Л 12 ‑21.1941г. В 2 к н м. 1998 к н z.

Гелен Р.– Серый генерал. Война разведок. Терра. М. 1967г.

Гелен Р. – Война разведок. Тайные операции спецслужб Германии. 1942‑1971г.г. Центр‑полиграф. М. 1999г.

Гелен Р. – Секретные миссии. Служба Терра. М. 1997г.

Гитлер А. – План «Барбаросса». Фрагменты. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Гитлер А. – Моя борьба. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Гитлер А. – Все части привести в боевую готовность согласно сигналу «Дортмунд».21. 06.1941г. в 13.00. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Дамаскин И.А. – Сталин и разведка. Вече. М. 2004г.

Докучаев М.С. – История помнит. Собор. М. 1998г.

Дойчер И. – Троцкий в изгнании. Политическая литература. М. 1991г.

Директива №1 военным советам Западных приграничных округов. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Директива верховного командования Вермахта №21. 18декабря 1940г. Приложение 3. План «Барбаросса». Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Емельянов Юрий.– Десять Сталинских ударов. Триумф генералиссимуса. Яуза. Эксмо. М. 2006г.

Емельянов Ю.В. – Досье без ретуши. Сталин на вершине власти. Вече. М. 2003г.

Жуков Г.К. – Воспоминания и размышления. АПН. М. 1974.

Жуков Г.К.– Телеграмма И.В. Сталину. 19 августа 1941г. О возможности поворота Гудериана на Юг. Интернет. Яндекс. Свободный доступ

Жуков Г.К. –Телеграмма командующему войсками Западного Особого военного Округа Павлову Д.Г. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Жухрай В.М. – Военные тайны 20века. Роковой просчёт Гитлера. Крах «Блицкрига». Вече. М. 2000г.

Иванов Сергей. – Инженер механик. Боевой расчёт самолёта ТБ ‑3. Тяжелый бомбардировщик ОКБ А.Н. Туполева – АНТ‑6.The Russian Engineering. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Исаев А., Мельтюхов М. Мороз М. – Мифы Великой Отечественной войны. Яуза. Эксмо. М. 2010г.

История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 – 1945г.г.Воениздат Министерства Обороны СССР. М. 1961г.

История городов и сел УССР. Львовская область. Академия наук УССР. Киев.1970г.

Кремлёв Сергей. – Виноват ли Сталин в трагедии 1941г. К 70‑летию начала войны. Яуза – Пресс. М. 2011г

Кунгуров А.– Секретных протоколов не было. Эксмо. Алгоритм. М. 2022г.

Курицын В.М. – История Отечественного государства и права 1929 – 1941г.г. ЮНИТИ. М, 2009г.

Куманёв Г.А.– Подвиг и подлог. Страницы Великой Отечественной войны. 1941‑1945г.г. Русское слово. М. 2004г.

Катуков М.Е. – На острие главного удара. Воениздат Министерства Обороны СССР. М. 1974г.

Лиделл – Гарт.– Общее представление о стратегии. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Лиделл – Гарт. – Решающие войны прошлого. Структура и хронология военных конфликтов минувших эпох. Военная литература. Военная мысль. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Мировая война 1939 ‑1945. Сборник статей. Перевод с немецкого языка. Иностранная литература. М. 1957г.

Маркина А.Д. Яровиков В.С.– Маршал Жуков полководец и человек. Том 2.АПН. М. 1988г.

Мерецков К.– Записка народного комиссара СССР и начальника Генерального Штаба Красной Армии в ЦК ВКП (б) – И.В. Сталину и В.М. Молотову. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Манштейн Э. Фон. – Утерянные победы. Феникс. Ростов – на – Дону. 1999г.

Мельтюхов М.– Военные тайны века. Упущенный шанс Сталина. Вече. М.2000г.

Молотов В.М. – Беседа председателя Совнаркома, министра иностранных дел СССР с Рейхсканцлером А. Гитлером в Берлине. Президентский архив. Ф3. оп. 64.д. 675. л.л. 170 – 184. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Мартиросян А. –Трагедия 22июня. Блицкриг или измена? Правда Сталина. Яуза. Эксмо. М. 2006г.

Мартиросян А. – Правда, генералиссимуса. Вече. М. 2000г.

Мартиросян А. – 200 мифов о Сталине. Сталин после войны 1945 ‑1953г. Вече. М. 2000г.

Мартиросян А. – Сталин и репрессии 1920 – 1930г.г. Вече. М. 2008г.

Мартиросян А. – 200 мифов о Великой Отечественной войне. Вече. М. 2008г.

Начальнику Генерального штаба Красной Армии. – ЦАМО РФ. Ф.221, оп. 1362, л.5,л.л.12‑26. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Приказы и постановления по Красной Армии. ЦАМО РФ. Ф15,16. 344, 39, 558, оп 1,2951,11309,125558,д242,36,3 и т.д. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Прудникова Е. и Колпакиди. – Двойной заговор. Олма. Медиа групп. М. 2007г.

Прудникова Е.– Второе убийство Сталина. Нева. С‑Петербург. 2005г.

Помогайло А. – Оружие победы и НКВД. Вече. М. 2004г.

Постановления Верховного Совета СССР. ОГИЗ. М..1947г.

Покровский С.Г. – Таинственная страна. Наша история от начала времён до скончания века. Измена 1941г. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Пикер Г. – Застольные разговоры Гитлера. Русич. Смоленск. 1993г.

Переговоры по прямому проводу с командующим войсками Юго– Западного фронта М.П. Кирпоносом. 11сентября 1941г. Русский архив. Великая Отечественная война. Ставка ВГК. Документы и материалы 1941г.Т.10(5‑1) С.176‑177.ЦАМО.Ф. 96а. оп. 2011.Д.5. л.96 – 99. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Павлов Д.Г.– Приказ. Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий, приказываю поднять войска и действовать по‑боевому. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Ржешевский А.А.– Павлов. Тайна расстрелянного генерала. Вече. М. 2005г.

Рокоссовский К.К.– Солдатский долг. Воениздат М. 1965г.

Сайрес М. и Кан А.– Пятая колонна тайной войны против России. Редакция журнала Самообразование. М. 2007г. Печатается по изданию – Тайная война против Советской России.

Суворов В. (Резун) – Ледокол. Всё для Вас. М. 1993г.

Солонин М. – 22 июня. Анатомия катастрофы. Яуза. Эксмо. М. 2009г.

Соколов Б.– Досье без ретуши. Берия. Судьба всесильного наркома. Вече. М. 2003г.

Сталин И.В. – Запись выступления И.В. Сталина 5мая на приёме в Кремле по случаю выпуска военных академий. Р Г А С П И (Российский Государственный архив. Фонд Сталина ). Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Сталин И.В.– Краткая биография. ОГИЗ. М. 1947г.

Сталин И.В.– Выступление на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны. 2июня 1937г. Приложение. Маршал С.М. Будённый о суде над Тухачевским. Алгоритм. М. 2013г.

Сталин И.В.– Текст переговоров по прямому проводу с командующим войсками Западного фронта. Тимошенко С.К.. 20 июня 1941г. Русский архив. Великая Отечественная война. Ставка Верховного Главного Командования. Документы и материалы. 1941г. Т‑16(5‑1). С 83‑84. ЦАМО Ф. 96а. оп. 2011д5.п.1,2. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Сталин И.В. –Текст переговоров по прямому проводу с командующим войсками резервного фронта Жуковым Г.К.. 4сентября 1841г. ЦАМО Ф. 96а. оп. 2011д.5.п.68. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Сталин И.В. – Постановление ГКО г. Москвы о Можайской линии обороны. 16 июня 1941г. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Советские военно‑воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941 – 1945г.г. Коллектив авторов. Воениздат. М. 1968г

Сандалов Л.М. – На Московском направлении. Наука. М. 1970г.

Свистунов И. – Из боя в бой. Политиздат. М. 1979г.

Самсонов А.М. –Крах фашистской агрессии 1935 ‑1945г.г. Наука. М. 1975г.

Суходеев В. – Эпоха Сталина. События и люди. Энциклопедия. Эксмо. Алгоритм. М. 2004г.

Типельскирх К. –История Второй мировой войны. Т.2. 1943 – 1045 г.г. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Тухачевский М. – как мы предавали Сталина. Ряд предложений М. Тухачевского, касающихся вопросов боеспособности армии. Протоколы показаний М. Тухачевского на процессе 1937г. Алгоритм. М. 2013г.

Тимошенко С. – Соображения по плану стратегии вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и её союзниками. Не ранее 15мая 1941г. ЦАМО РФ,16, оп. 2951. Д.237. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Тимошенко С.К. Жуков Г.К. – Без подписи. Сосредоточение войск и наш упреждающий удар. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Тимошенко С.К. Жуков Г.К. – Все части привести в боевую готовность. 21.06.41г. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Укреплённые районы СССР в начале Великой Отечественной войны. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Шпеер Альберт. – Воспоминания. Смоленск. Русич. Воениздат. М. 1948г., Прогресс. М. 1997г.

Ширер Уилем. – Взлёт и падение третьего Рейха. Воениздат. М. 1991г.

Шуленбург Ф. Граф. Фон. – секретный протокол. М. 10 января 1941г. По поручению правительства СССР. В.М. Молотов. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

Шерстнев В. –Трагедия сорок первого. Документы и размышления. Русич. Смоленск. 2005г.

Энциклопедия третьего Рейха. Локхид. – Миф. М. 1996г.

10. Перечень понятий

 

Абвер.– Военная разведка фашистской Германии

Абверкоманды – диверсионные группы немецкой военной разведки отдела Восток.

Блицкриг. – Директива №21 (О нападении Германии на Советский Союз), подписанная А. Гитлером 18декабря 1940 г.

БТ ‑5. Легкий Советский танк.

Гестапо. – Политическая полиция фашистской Германии.

И ‑153. – Советский истребитель биплан – «Чайка».

КОНР. – Политическая организация врага народа Власова. Комитет освобождения народов России.

Капонир. – Железобетонное оборонительное сооружение, имеющее два направления ведения огня; фронтальное и фланговое.

КоУР. – Коростеньский укреплённый район.

КиУР. – Киевский укреплённый район.

Линия Манергейма. – Система укреплений на Карельском перешейке в 32‑х км. от Ленинграда.

ЛеУр. – Летичевский укреплённый район.

Лохвица. – Город. Районный центр Полтавской области.

Народная судебная палата. – Трибунал фашистской Германии.

ОКВ. – Штаб оперативного руководства. Личный штаб А. Гитлера.

ОКХ – Главное командование сухопутных сил фашистской Германии.

ПЕ. – Советский бомбардировщик.

Пантера. – Немецкий средний танк.

19.Рама. – Немецкий самолёт « Фоке– Вульф – 189»

РОА – Русская освободительная армия врага народа генерала Власова.

RSXA.– Главное управление имперской безопасности фашистской Германии.

SA.– Штурмовые отряды НСДПА.

СД. – Политическая разведка фашистской Германии.

SS.– Охранное отделение фашистской Германии.

SD. – Служба безопасности фашистской Германии.

СВТ. – Советская автоматическая винтовка Ф.И. Токарева.

Танки: Т ‑111, Т – 1V. – Немецкие средний и тяжелый танки. 1939г.

Танк Т‑111| – Финский средний танк. Германский тяжелый танк.

Т ‑35. – Советский тяжелый танк.

ТБ ‑7. Тяжелый бомбардировщик А.Н. Туполева, прототип бомбардировщика ПЕ–2, имевший зенитное и пулемётное вооружение.

Хейнкель – 111. – немецкий бомбардировщик.

ЮЗФ – Юго‑Западный фронт Советского Союза.

 

11. Перечень имен

 

Бок Фридрих. Фон. – Фельдмаршал. Командующий группой армий «Центр». Германия.

Берия Л.П. – Нарком внутренних дел СССР. Генеральный комиссар госбезопасности. Член Государственный Комитет Обороны (ГКО). 1941 г.

Баграмян И.Х. – Начальник оперативного отдела. Заместитель начальника штаба. Начальник штаба Юго‑Западного фронта. Маршал Советского Союза. 1955г. Дважды герой Советского Союза. 1944, 1977 гг.

Браухич Вальтер. Фон. – Генерал фельдмаршал. 1938 – 1941гг.

Блюментрит Гюнтер. – Генерал пехоты. Начальник штаба 4‑ой немецкой армии.

Бирюков С.С.– Маршал Советского Союза.

Бунич И.– Писатель. Впервые опубликовал вариант письма Гитлера И.В. Сталину.

Богданов П.В. – Генерал‑майор Красной Армии. Плен. Власовская организация КОНР. Начальник одной из служб КОНР. Расстрел. Не реабилитирован.

Белов П.А. – Генерал‑полковник. Командующий кавалеристским корпусом Красной Армии. Западный фронт.1941 г

Будённый С.М. –Маршал Советского Союза. Командующий Юго‑Западным направлением.1941 г.

Вейхс Максимилиан. Фон. – Генерал‑полковник. Командующий 2‑ой полевой армией Германии.

Гальдер Франц. – Генерал‑полковник. Начальник Генштаба сухопутных войск Германии.

Гудериан Хайнц Вильгельм. – Генерал‑полковник. Командующий 2‑ой танковой ударной группой Германии.1941 г

Гамарник Я.Б.–Армейский комиссар 1‑го ранга. Начальник главного политического управления Красной Армии. Заместитель наркома обороны СССР.

Гелен Райнхард. – Подполковник. Генерал– лейтенант. Начальник отдела разведки иностранных армий Востока, ОКХ 1.04.1942 г. 12 отдел Генерального штаба Германской армии. Армейская разведка. Служба «1‑Ц».

Голиков Филип Иванович.– Генерал‑лейтенант. Начальник разведывательного управления Генерального Штаба Красной Армии. Заместитель начальника Генштаба Красной Армии. Командующий 10‑й армией Западного Фронта.1941 г.

Гот Герман.– Генерал. Командующий 3‑й танковой группой немецких войск. Начальная задача: Вильнюс – Минск.

Геринг Герман.– Рейсхмаршал 3‑го Рейха. Владелец финансово – промышленного концерна «Рейхсверке АГ – Герман Геринг». Главный лесничий 3‑го рейха.

Геппнер Эрих. – Генерал–полковник. Командующий 4‑ой немецкой танковой группой. Начальная задача: Ковно – Даугавпилс. 1941 г.

Гинденбург Пауль. Фон. – Рейхпрезидент. 1925 – 1934 гг.

Городянский А.М. – Генерал‑лейтенант. Командующий 13‑ой армией Красной Армии. ЮЗФ. 1941 г.

Ерёменко А.И. – Генерал– лейтенант 11сентября 1941г. Генерал‑полковник. Командующий Брянским Фронтом Красной Армии. Маршал Советского Союза.

Жуков Г.К. – Генерал армии, Маршал Советского Союза. Начальник Генерального штаба РККА. Заместитель народного комиссара обороны СССР. Командующий Юго‑Западным фронтом. Командующий Ленинградским фронтом.

Зайченко И.И.– Лейтенант 124 дивизии 5‑й армии ЮЗФ. 1941 г. Полковник Генерального Штаба Советской Армии, 1960‑е годы.

Зорге Рихард. – Разведчик Советского Союза. Резидент Главного Разведывательного Управления. Генерального Штаба. Красной Армии в Токио.

Зарубин В.М. – Куратор Советского агента в Гестапо Вилли Лемана.1941 – 1945 г.

Ильюшин Сергей Владимирович. – Генерал‑полковник‑инженер. Авиаконструктор СССР.

Йодль Альфред. – Генерал. Начальник оперативного отдела ставки фюрера. Начальник штаба оперативного командования. Главный военный советник А. Гитлера.

Канарис Фридрих Вильгельм. – Адмирал. Начальник управления разведки и контрразведки «Абвер». 1941 – 1944 гг.

КатуковМ.Е. – Полковник. Командир 20‑й танковой дивизии корпуса К.К. Рокоссовского. Красная Армия. 1941 г.

Кулик Григорий Иванович.– Маршал Советского Союза. 1941 г.

Коробков Александр Андреевич. – Командующий 4‑й армией ЗапВо Красной Армии. 1941 г.

Климовских В.Е.– Генерал‑майор. Начальник штаба ЗапВО Красной Армии.

Кейтель Вильгельм. – Генерал фельдмаршал. 1945г. Начальник Генштаба сухопутных сил Германии.

Кирпонос Михаил Петрович. – Генерал‑полковник. Командующий Юго–Западного фронта Красной Армии.

Кузнецов В.И.– Генерал‑лейтенант. Командующий 1‑й ударной армией Красной Армии.

Качалов В.Я. – Генерал – лейтенант. Командующий 9‑м армейским корпусом Красной Армии. При попытке выхода из окружения погиб в бою.

Клюге Ханс Гюнтер. Фон. – Генерал‑фельдмаршал. Обер – квартирмейстер. Командующий 4‑й немецкой армией. 1941 г.

Кальтенбруннер Эрнст.– Обергруппенфюрер СС. Генерал полиции. Начальник главного управления имперской безопасности Германии.

Клейст Эвальд. Фон. – Генерал‑полковник. Командующий немецкой 1‑ой танковой группой. Начальная задача: Люблин – Ровно – Житомир. Умер в советском плену.

Копец Иван Иванович. – Генерал‑майор. Командующий военно‑воздушными силами ЗапВО Красной Армии. 1941 г.

Кестринг Эрнст. – Генерал немецкого Генерального штаба. Разведка.

Корк Август Иванович. – Командующий войсками Московского Военного округа Красной Армии. 1935 – 1937 гг.

Кинцель Э. –Подполковник. Начальник разведывательного отдела штаба ОКХ. Германия. 1941 г.

Лахузен Э. – Полковник. Начальник 2‑го отдела разведки и контрразведки «Абвера». Германия.

Лидел – Гарт Бэзил Генри. – Английский военный историк и теоретик.

Мехлис Лев Захарович. – Генерал лейтенант. Красная Армия. 1943 – 1944 гг.

Мерецков Кирилл Афанасьевич. – Командарм 2‑го ранга. Маршал Советского Союза. Командующий Ленинградским Военным округом в период Финской кампании.

Муссолини Бенито. – Фашистский диктатор Италии.

Манштейн Эрих. Фон.– Генерал–фельдмаршал. Командир механизированного корпуса. Германия. 1941 г.

Маннергейм Карл Густав. – Маршал Финляндии. Президент Финляндии.

Малышев Вячеслав Александрович.– Нарком танковой промышленности Совнаркома СССР.

Малахов Г.А. –Полковник. Доктор исторических наук, профессор. Директор Музея «Победные дни России».

Новиков Тимофей Яковлевич. – Полковник. Заместитель и командир 124 дивизии 5‑й армии ЮЗФ. 15.07.1941 – 27.12.1941 гг.

Новиков Александр Александрович. – Главный маршал авиации Красной Армии. 1941 г. Август – Командующий ВВС Ленинградского фронта и заместитель главнокомандующего войсками Северо‑Западного направления по авиации.

Огурцов Сергей Яковлевич. – Генерал‑майор. Командующий 10‑ой танковой дивизией Красной Армии. 1941 г.

Обсфельдер Ганс. Фон. – Генерал. Командующий танковой группой немецкого танкового клина генерала Клейста.

Павлов Д.Г. – Генерал – армии. Командующий Белорусским Особым Военным округом Красной Армии. 1941 г.

Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич. – 1‑й секретарь ЦК КПБ. Генерал‑лейтенант. 1941 г. Член военного совета Западного фронта.

Петляков Владимир Михайлович. – Советский авиаконструктор.

Потапов Михаил Иванович.– Генерал‑майор. Командующий 5‑й армией Юго‑Западного фронта Красной Армии.

Покровский С.К. – Историк.

Понеделин Павел Григорьевич. – Генерал‑майор. Командующий 12‑ой армией Юго – Западного фронта Красной Армии. Плен. Сотрудничество с нацистами. Расстрел 1950 г. Реабилитирован. 1956 г.

Путна Витовт Казимирович. – Комкор. Работник центрального аппарата РККА,

Рокоссовский Константин Константинович. – Генерал‑лейтенант. 22 июня 1941 г. Командующий 9‑м механизированным корпусом Красной Армии.

Радо Шандор. – Разведчик Главное Разведывательное Управление Красной Армии. Руководил разведгруппой «Дора» в Швейцарии.

Резун (Суворов). – Советский разведчик, перешедший на сторону врага. Писатель пропагандист. Автор книги «Ледокол».

Рунштедт Герд. Фон. – Генерал‑майор. 1927 г. Командующий 1‑ой группой армий. Генерал‑фельдмаршал Германского штаба. 1941 г. Командующий группой армий «ЮГ».

Сталин И.В. – Верховный главнокомандующий Красной Армии. Маршал Советского Союза. Председатель Государственного Комитета Обороны. Генералиссимус Советского Союза.

Сандалов Л.М. – Генерал‑полковник. Брест. Командующий 4‑й армией Западного фронта Красной Армии. 1941 г.

Судоплатов Павел. – Генерал‑лейтенант. Начальник 4‑го главного управления НКВД. 1941 – 1945 гг.

Сект Ганс. Фон.– Главнокомандующий Германской армией. 1920 – 1928 гг.

Сущий Ф.Г.– Генерал‑майор Красной Армии. Командующий 124 дивизией до 15.07.1941 г. Погиб 4‑5 июня 1941 г. в бою у города Козин или умер от ран 14 июля 1941 г.

Сергий. – Патриарх. Митрополит Русской Православной церкви. Умер в 1944 г.

Тухачевский М.Н. – Маршал Советского Союза. Заместитель наркома по вооружениям до 1936 г.

Тимошенко Семён Константинович. – Маршал Советского Союза. Министр обороны.1941 г. Главнокомандующий вооружёнными силами до августа 1941 г.

Туполев Андрей Николаевич.– Авиаконструктор СССР.

Тупиков Василий Иванович. – Генерал – майор. Начальник штаба Юго‑Западного фронта Красной Армии. Погиб в бою при выходе из окружения. 1941 г.

Уборевич Иероним Петрович.1886 – 1937 гг. – Командарм 1‑го ранга. Один из командующих ЗапВО Красной Армии.

Функ Вальтер. – Глава немецкого министерства экономики. 1937 – 1945 гг.

Фитин П. –Начальник внешней разведки НКВД НКГБ СССР. 1939 – 1941 гг.

Хренов А.Ф. – Генерал‑полковник. Начальник главного военно‑инженерного управления РККА.

Хацкилевич Михаил Георгиевич.– Генерал‑майор. Командующий 6‑м механизированным корпусом Красной Армии. 1941 г.

Хозин Михаил Семёнович.– Генерал‑полковник. Заместитель командующего по тылу резервного фронта Красной Армии. 1941 г.

Черчиль Уинстон. – Премьер – министр Великобритании. 1940 – 1945 гг.

Шапошников Б.М. – Начальник Генерального Штаба Красной Армии. Маршал Советского Союза.

Шпеер Альберт. – Министр военной промышленности. Личный архитектор и Консультант А. Гитлера

ШАХТ Ялмар. – Генеральный уполномоченный по военной экономике Германии до 1938 г.

Якир Иона Эммануилович.– Командарм 1‑го ранга Красной Армии. Командующий Киевским Военным округом. 1925 – 1937 гг.

12. Литературные и архивные данные

 

Выдержки из литературных и архивных данных расположенных в интернете и использованных для проверки и подтверждения сведений, представленных фронтовиками, свидетелями событий и детьми войны на основании своего боевого и жизненного опыта.

 

Директива верховного командования Вермахта № 21 от 18 декабря 1940 года. План «Барбаросса». Основные положения плана. Интернет. Яндекс. Приложение– 3.

 

1.1. Наши намерения напасть на СССР не были распознаны.

1.2. Действовать танковыми клиньями охватывая войска. Предотвратить отступление русских на широкие просторы. Юге – своевременно занять важный, в военном и экономическом отношении, Донецкий бассейн.

1.3. Число офицеров привлекаемых для проведения подготовительных мероприятий резко ограничить. Остальных информировать как можно позже.

2. Телефонограмма переговоров по прямому проводу. Командующему войсками Западного Особого военного округа Павлову Д.Г. «Провести подготовительные мероприятия в связи с возможностью нападения Германии 22 июня 1941 года.» 19.06.1941 года в 4.00.Шифровка. Интернет. Яндекс. Свободный доступ.

3. Из дневника начальника генерального штаба сухопутных сил Вермахта генерала Гальдера: 22.07.1940 г: «Для разгрома России необходимо 80‑100 дивизий. Россия имеет 50‑75 хороших дивизий, если мы нападем на Россию этой осенью, то будем иметь успех.»

Гитлер. А. После доклада генерального штаба: «Россия должна быть ликвидирована» – весна 1941 г

 

4.1. Гальдер генерал: «Начало военной компании – май 1941 г. Продолжительность всей операции – пять месяцев.»

Хренов А.Ф.– Доклад на заседании Политбюро: О, концепции инженерной обороны страны. Февраль‑март 1941 года.

Жуков Г.К. – начальник Генерального штаба Красной Армии: «Докладчик считает будущую войну оборонительной, а это не наша точка зрения. Война будет наступательной, поэтому эта концепция никуда не годится, а носителя этой концепции нужно снимать.» И план А.Ф. Хренова не был принят.

В телеграмме от 13.11.1940 г Молотов В.М. Сталину И.В.. Председатель Совнаркома сообщал о своей беседе с А. Гитлером:

Гитлер А.: «Мы приглашаем участвовать СССР в Тройственном пакте в качестве четвертого партнёра. Гитлер заверял, что они не хотели поставить Россию перед свершившемся фактом, что они хотели бы знать, каковы интересы СССР в Европе и Азии, чтобы согласовать свои интересы с СССР и быть хорошими маклерами между СССР и Японией, а также Италией, что выяснение вопросов о мнении Болгарии и Турции требует времени, но что пакт предусмотрел, чтобы интересы СССР не были задеты и не были предрешены без СССР.»

Молотов В.М.: «Большой интерес Гитлера в том, чтобы договориться и укрепить дружбу с СССР и о сферах влияния – налицо.»

6.1. Геринг в беседе с Молотовым: «Вы сосредотачиваете своё внимание на поставках военной техники и оборудования для его производства, что для нас затруднительно, поскольку мы находимся в состоянии войны, однако до ноября мы увеличим поставки.»

И в ноябре эти поставки превысили поставки товаров из СССР.

6.2. Риббентроп в беседе с Молотовым: «13 ноября вручил Молотову предложения о пакте четырех держав, где было написано: Германия и тройственный союз Италия и Япония предлагают СССР поддержать их усилия, чтобы не допустить расширение идущих военных столкновений и избежать превращения войны в мировую войну. Молотов В.М. дал согласие поддержать такие усилия.»

Гальдер‑генерал на совещании у Гитлера А. 5 декабря 1940 г.: «Цель операции уничтожить живую силу России. Для её проведения необходимы 130‑140 дивизий. Необходимо создать три группировки и самую сильную на Московском направлении.» Гитлер согласился и добавил: «Необходимо не допустить отхода русских, сохраняющих целостность фронта, Цель войны – уничтожить жизненную силу России. Не должно остаться ни каких политических центров способных к возрождению.» 18 декабря 1940 г. Фюрер подписал директиву №21 – план «Барбаросса».

Гитлер А.: «Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам, в случае необходимости, за восемь недель до намеченного срока начала операций.»

Примечание автора: «Здесь, речь идёт о подготовительных мероприятиях большой трудоёмкости, касающихся промышленности, транспорта и дорожной сети, мероприятий которые нельзя отнести однозначно к подготовке вторжения.»

8.1.  Приготовления, требующие более продолжительного времени, следует начать уже сейчас и закончить к 15.05.1941 г. Создать оборонительную линию против азиатской России от Волги до Архангельска. Последний оставшийся у России промышленный район на Урале может быть уничтожен люфтваффе. Эффективные действия русских военно‑воздушных сил должны быть предотвращены ещё в начале операции.

Вечером 20 июня 1941 г. фюрер обратился к войскам, 21‑го объявлен условный пароль «Дортмунд».

21 июня фюрер, Гитлер А., изложил своё видение ситуации в письме Муссолини Б.: «Длившееся месяцами тяжелые раздумья, а также вечное нервное выжидание закончилось принятием самого трудного в моей жизни решения. Я принял решение начать войну против СССР, так как уже нет иного пути для устранения этой опасности. Дальнейшее выжидание приведёт к гибельным последствиям. И если я медлил до настоящего момента, с отправкой этой информации Дуче, то это потому, что окончательное решение не будет принято до семи часов вечера сегодня.»

На заседании Политбюро Берия Л.П. докладывал, что генерал Павлов Д.Г. не видит причины для беспокойства, если немцы даже на первом этапе своих действий на границе овладеют инициативой. У него есть достаточно сил, чтобы противостоять их удару и в координации действий с разведкой и контрразведкой по проведению диверсий в тылу врага он не нуждается. Павлов не понимает значение координации различных сил и ведомств в ведении боевых действий.

Кейтель ‑генерал – Начальник Генштаба вооруженных сил Германии на допросе, 17 июня 1945 г. свидетельствует: «Главное командование сухопутных сил Германии приветствовало решение Советского Союза о стягивании вооруженных сил в район Белостока и Львова. Это соответствовало немецкому плану окружения Советских войск и способствовало бы пропаганде неизбежности нападения на Россию.»

Директива Генерального штаба Красной Армии командованию западных военных округов – май 1941 г.– с 20.05.41 по30.05.41 гг. – разработать оперативные документы по планам прикрытия 1941г. где поставить задачи:

 

13.1. Не допустить вторжения как наземного, так и воздушного противника на территорию округа.

13.2. Упорной обороной укреплений по линии госграницы прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск округа.

13.3. Даны основные указания по организации обороны, определены её районы, число армий прикрытия и сформулированы их задачи.

13.4. Предусматривался в директивах и возможный отход войск в глубину страны с эвакуацией гражданского населения.

Специальное сообщение разведывательного управления Генерального штаба РККА‑15.051941 г. Политическому и военному руководству СССР; Сообщение о расположении вооруженных сил Германии по границам и фронтам по состоянию на указанный срок.

План нанесения упреждающего удара. Без подписи. Доклад Жукова Г.К. ‑19 мая 1941 года, рассмотрен на заседании верховного командования. Сталин И.В., взвесив все недостатки Красной Армии в области подготовки командных кадров, в области устаревшей боевой техники, в области необходимости доработки новой техники, обучения и её использования, о чём докладывали, соответствующие проверяющие состояния войск Красной Армии; отверг предложенный Жуковым Г.К. майский план и сосредоточил внимание Генерального штаба на обороне государственной границы.

22 июня в 5 ч 50 минут Молотов В.М. вручил Сталину И.В. документ, переданный ему только что послом Германии Шуленбургом: «Ввиду нетерпимой далее угрозы, создавшейся для Германской восточной границы, вследствие массированной концентрации и подготовки всех вооруженных сил Красной Армии, Германское правительство считает себя вынужденным, немедленно принять военные контрмеры. Соответственная нота будет передана Деканозову в Берлине».

Директива №2 от 22 июня 1941 г., подписанная Жуковым Г.К. и наркомом Тимошенко: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили Советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить.»

По сигналу «Гроза» ввести в действие «красный пакет», содержащий план прикрытия государственной границы. – ночью 22‑го июня привести войска в боевую готовность и занять позиции.

Из дела № Р. – 24000. Павлов Д.Г.: «В отношении строительства УРОВ я допустил преступное бездействие. В 1940г. строились только отдельные узлы, а не сплошная линия укреплений, и я поставил об этом вопрос только перед событиями. Вопросы эти хотя и были разрешены положительно, но было уже поздно. Из 590 сооружений было вооружено только 180‑190 и то очень редкими узлами. Такое положение с УРами дало возможность противнику их безнаказанно обходить и форсировать. Основное зло я нанёс своей беспечностью и неповоротливостью».

 

19.1. Вопрос к Павлову Д.Г.: «Вы показали следующее: Я сознательно не ставил резко вопроса о приведении в боеготовность укреплённых районов, в результате Уровские войска, даже по плану мая месяца не были развернуты.»

19.2. Генерал Павлов Д.Г.: «Эти показания я подтверждаю, только прошу вычеркнуть из них слово «сознательно».

19.3. Вопрос? Кто несёт ответственность за неготовность Уров?

19.4. Начальник штаба ЗапВО, генерал майор Климовских: «За это несут ответственность командующий войсками генерал армии Павлов Д.Г. и помощник комвойсками по Урам Михайлин.»

Командир пулемётной роты 213 стрелкового полка ЗапОВО Помченков В.И.: «Наша огневая мощь была ослаблена ещё и тем, что накануне войны Пулемётные взводы стрелковых рот были направлены на Белосток, якобы на сборы. А в стрелковых ротах – это главная огневая сила.»

Директива Наркома обороны, подписанная вечером 21 июня, была доведена до войск 4‑й армии ЗапВО, после 4‑х часов 22 июня 1941 г. По приказу генерала армии Павлова Д.Г. в Брестской крепости была сосредоточена большая масса войск и техники, превышающая необходимое количество для её обороны.

Генерал армии Павлов Д.Г.: 5ч. 25 мин.3‑й,4‑й,10‑й армиям, боевое распоряжение: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю поднять войска и действовать по‑боевому.»

Кейтель – Маннергейму: «Финские войска должны продолжить наступление на Ленинград согласно ранее разработанному плану.»

Сталин И.В. – Командующему Ленинградским фронтом Попову – 28 августа 1941 года в ответ на его панические доклады: «Ставка существует не для того, чтобы потакать шантажистским требования и предложениям. Ставка разрешает вам отвести войска с линии Выборга, но ставка вместе с тем приказывает Вам, чтобы части ни в коем случае не покидали подготовленного рубежа по линии Манергейма.»

Сталин И.В. – Молотову В.М. председателю комиссии,29 августа 1941г.: «Командованию Ленинградским Фронтом. Что за люди. Совсем не пойму. какая‑то деревенская покорность судьбе. В Ленинграде теперь много танков КВ, много авиации, эресы. Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке: Любань – Тосно?

Дневник генерал полковника Гальдера Ф.: «Йодль (генерал) считает, что силы, оставшиеся после завершения Смоленского сражения для дальнейшего наступления на Восток недостаточны. Действительно силы, имеющиеся в распоряжении фон Бока недостаточны.»

24 августа в ставке Верховного командования Красной Армии: О ликвидации опасности, нависшей с Севера над Юго‑Западным фронтом, пришли к выводу об объединении усилий войск, действовавших против 2‑й танковой группы и 2‑й немецкой армии. Центральный фронт с 26 августа ликвидировался, а его войска передавались Брянскому фронту. 25 августа немецкая 2‑я армия из района Почеп начала наступление в направлении на Чернигов.

Ставка Верховного командования Красной Армии. 27 августа 1941 г. Директива Верховного командования генералу Жигареву П.Ф.: «Подготовить в период 29.08 – 04.09.41г. и провести воздушную операцию с целью разгрома танковых дивизий Гудериана в районе Почеп – Стародуб, Новгород‑Северский – Шостка. Генералу Еременко, командующему Брянским фронтом, максимально используя авиационный удар, перейти в наступление и уничтожить группу Гудериана, обеспечив крах немецкой группы армий «Центр». К этой операции привлекались крупные силы авиации в составе около 10‑ти САД, включая резерв Ставки ГК, всего 464 боевых самолёта, включая 61 боеготовых штурмовиков Ил‑2. Руководство операцией возложить на штаб ВВС РККА. Бить колонны противника непрерывно, не давая ему опомниться, волна за волной, весь день с утра до темноты.»

 

28.1. Ночные тяжелые бомбардировщики ТБ‑3 в ночь с 29 на 30 августа бомбили немецкие танки группы Гудериана, и войска в местах их скопления. С рассветом действовало 320 самолётов, с 14.00 действовало 70 самолётов, в 16.00 третья волна 140 самолётов и 18.00 – четвёртая волна 120 самолётов. В промежутках между волнами, по противнику работали экипажи штурмовиков Ил ‑2. В результате уничтожено около 200 танков, 900 автомашин,180 ‑200 повозок,20 бронемашин,1склад горючего. Сбито и уничтожено 55 самолётов. 31 августа началось танковое сражение с 300‑ми немецкими танками у Трубчевска. В ходе 5‑ти дневного сражения немцы потеряли не менее 4000 человек, 110 ‑115 танков, 45 орудий и 140 различных машин. Наши потери были гораздо меньшими.

28.2. Невзирая на эти потери, противник продолжал продвижение и Сталин И.В. гневно потребовал от командующего Брянским фронтом, обладавшим достаточными силами, более решительных и более грамотных действий. В результате «2‑я танковая группа– 24‑й и 47‑й танковые корпуса, вышла в тыл Юго–западному фронту и поставила советские войска в тяжёлое положение. Но, невзирая на это генерал – лейтенанту Ерёменко А.И. За отличное руководство боевыми действиями на фронте 11 сентября 1941г. присвоено воинское звание генерал – полковника.

12 сентября. Ставка. Ерёменко (генералу): «Самым срочным и решительным образом покончить с группировкой противника в Районе Шостка, Глухов, Путивль, Конотоп и соединится с войсками Юго‑Западного фронта, приостановив своё наступление на Рославльском направлении. Всё это относится к разгрому смоленской группировки противника, повернувшей свои основные ударные силы на Юг. В частности войска танковой группы Гудериана.»

Юго‑Западный фронт. 8 августа. Противник, введя в бой 4 свежие дивизии, прорвал оборону и продвинулся на 4 км на Южном фасе Киевских УРов. Кирпонос (генерал) Сталину И.В.: «Противник за вчерашний день потерял 4000 человек, наши потери 1200 человек. Бой был ожесточенный, некоторые населённые пункты по нескольку раз переходили из рук в руки».

Сталин И.В.: «Вам для усиления частей Ура даны две авиадесантные бригады и 30 танков. Мои просьбы и мои требования не сдавать Киев, направлены Вам и Будённому. Немцы, понеся большие потери в штурме Уров и потерпев поражение в вопросе захвата Киева сходу, прекратили штурм города».

Жуков Г.К. 19 августа. Доклад Сталину И.В.: «Для противодействия противнику и недопущения разгрома Центрального фронта и выхода на тылы Юго‑Западного фронта как можно скорее создать крупную группировку в районе Глухов, Чернигов, Конотоп».

Ставка Жукову Г.К.: «Ваши предложения считаем правильными. В предвидении такого нежелательного казуса и для его предупреждения создан Брянский фронт во главе с Еременко. Сталин, Шапошников».

Директива Гитлера от 21 августа 1941г.: «Предложение ОКХ от 18августа о развитии операций в направлении на Москву не соответствует моим планам. Приказываю: Важнейшей целью до наступления зимы считать не захват Москвы, а захват Крыма, индустриального и угольного района Донбасса и лишение русских доступа к кавказской нефти; на Севере важнейшей целью считать блокирование Ленинграда и соединение с финнами».

14 сентября генерал армии Жуков Г.К. прибыл в Ленинград и принял командование Ленинградским фронтом.

Выступая 4 октября на митинге в берлинском Спорт паласе, фюрер заявил: «В эти дни на Восточном фронте происходят грандиозные события. Уже 48 часов ведётся операция гигантских масштабов. Она приведёт к окончательному уничтожению врага на Востоке».

От автора: «Это относилось к окружению наших войск под Вязьмой и дальнейшему броску на Москву. Где Лукин (генерал) в письме своей сестре из немецкого плена считал окружение войск под Вязьмой виной генерала Конева, который не дал приказа на отход, сосредоточив войска в единый кулак и ударом всех сил прорваться к Москве и уйти на её защиту».

Главнокомандование сухопутных сил Германии, группе армий «Центр»: «2‑я танковая армия Гудериана должна после захвата Тулы развивать наступление Юго‑Восточнее Москвы через Коломну на Горький,9‑й армии Штрауса и танковой группе Рейнгарта наступать на Восток, в центре наступать 4‑й армии Клюге и танковой группе Гёпнера.»

Гитлер А.: «Учитывая важность назревающих событий, особенно зиму, плохое материальное обеспечение, необходимо в ближайшее время любой ценой разделаться со столицей – Москвой».

Сталин И.В., Тимошенко С.К.: не допустить переброски сил и средств немецкой армии в направлении на Москву. Сковать противника активными действиями на правом фланге ЮЗФ.

Генерал лейтенант Кузнецов В.И.(генерал лейтенант): Бросая в бой последние резервы, противник переправил через канал Москва‑Волга части 7‑й танковой дивизии, но они были отброшены за канал частями 1‑й ударной армии генерал лейтенанта Кузнецова В.И., сосредоточившихся для наступления в районе Загорска.

Фон Бок (генерал) – Главкому сухопутных войск вермахта фельдмаршалу Браухичу. 1‑го декабря 1941 года: «Создалось такое положение, когда последний батальон, брошенный в бой, может решить исход сражения. Войска не в состоянии вести планомерные наступательные действия, резервов нет, последние силы брошены в бой».

Клюге, командующий 4‑й армией Германии: «Мои войска находятся в исключительно тяжёлом положении, боеспособность корпусов настолько упала, что в оперативном отношении они более не имеют никакого значения …. Потери в людях просто колоссальные».

Гёпнер (генерал) 2‑го декабря: «Личный состав 10‑й танковой дивизии настолько измотан, что с ними ничего нельзя поделать. Причиной являются ужасные холода, плохие условия расквартирования и непрерывные бои».

Гудериан 2‑го декабря. Последняя попытка взять Тулу не удалась. Русские выкатили орудия на прямую наводку, установив их на снежные надолбы, политые водой. Наше долгое сидение под Тулой не увенчалось успехом, казалось, почти полностью охваченный город нашими войсками взять не удаётся, мы несём тяжелые потери.

Из доклада министра обороны Тимошенко К.С. «К июню месяцу отмобилизовано 303 дивизии, 186 из них расположены на западной границе, из них 120 стрелковые, 40 танковые 20 механизированные,6 кавалерийские, они равномерно распределены между Южным, Центральным и Северным фронтами. Второй эшелон резерв главного командования находится в зачаточном состоянии. К границам выдвигаются 4 армии, готовые к отражению агрессии, 3 армии находятся в стадии формирования.»

Авиация: всего 150 полков на Западе, из них 18– Север, 13 –Северо‑Запад, 21 на Центральном и Западном направлении, 29 –резерв главкома. В пяти приграничных округах, находится 7133 боевых самолёта, в том числе 1500 новейших. В дальней бомбардировочной авиации 1339 самолётов, ВМС ‑1445. Всего– 9917. В 9‑й смешанной авиационной дивизии из 400самолётов – 233 МИГ‑3. В остальных в два раза меньше. Полностью укомплектован штурмовиками ИЛ‑2 – 4‑й бомбардировочный полк.

Всего боеготовых 18601 танк. Полностью укомплектованы танками КВ и Т‑34 ‑6‑й и 8‑й мехкорпуса. Всего танков КВ ‑549; и Т‑34 – 1105.

Из приговора по делу генерала Павлова Д.Г.: «22 июля 1941г. Статья 193 17/б и 193 ‑20/б УК РСФСР. За проявленную трусость, бездействие, развал управления войсками, сдачу оружия без боя, самовольное оставление позиции частями Красной Армии и создании противнику возможности для прорыва фронта Красной Армии.»

Директива за подписью Тимошенко и Жукова. Передана в округа в первом часу ночи 22 июня 00 часов 30 минут. 1941 года: «22‑23 июня произойдёт внезапное нападение Германии. Нападение может начаться с провокации. Не поддаваться на провокацию. Войска привести в полную боевую готовность. В течение ночи 22 июня скрытно занять огневые точки на государственной границе. Рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию и замаскировать».

 

13. Фронтовые послания.